Всё равно будешь моей

Мне не то, что не хорошо, мне ужасно плохо. Боль, обида, ужас, терзания, разочарование, ненависть, любовь. Всё в одном коктейле. И мне дали его выпить. Вкус до сих пор стоит во рту. Приторный, горький, с привкусом крови, и нотками надежды. Всё вместе.

— Мирусь, ты чего бледная такая? — Рустам прижимает меня к себе, и убирает волосы с лица. — Тебе плохо?

Отрицательно машу головой. Мне не плохо, мне пиздец как хуево. Хочется орать и биться головой об стенку, чтоб весь мир исчез, и остались только мы с Горским.

— Малыш? — зовёт Рустам.

За что я так с тобой поступаю?! За что?! Разве я не плохой человек после этого? Ужасный.

Поднимаю глаза, и смотрю в его темные. Уголки его губ растягиваются в улыбке, он наклоняется и целует меня.

Десять, девять... Губы его мягкие, но требовательные. А ещё я вспоминаю губы Матвея. Жёсткие, но такие красивые. А в момент ласк, самые мягкие. Пробую ответить на поцелуй Рустама, представляя, что целуюсь с Горским.

Балканов на секунду замирает, отрывается от меня и смотрит в глаза. Не знаю, что он видит там, но наклоняется сразу же к губам, и целует их ещё яростнее.

Восемь, семь... Губы соединятся, вдохи и выдохи, тяжёлые руки Рустама на спине, сильнее прижимает.

Шесть, пять... Я в облаках летаю. Мыслями с Матвеем в его квартире. В нашем с ним раю. Он целует меня, кусает за губы, оттягивает их, а потом зализывает.

Четыре, три... Ощущение тяжести. Туман в голове. Пытаюсь развеять его. Прогнать. А когда выходит...

Два, один... Вижу перед собой Рустама. Иллюзия исчезает с дуновением ветра, реальность возвращается, всё той же тяжёлой ношей. Груз такой огромный, что я физически его чувствую. Спина немного прогибается и плечи опускаются.

— Кисуль, ты чего? — он берёт мой подбородок и поднимает вверх. Глаза в глаза. Влага в моих собирается и я готова выть от боли. Мира, соберись, это ещё не конец.

От чего же в душе такая буря? Почему мне кажется, что конец? Почему чувствую это?!

"БЕЗ ТЕБЯ МОЁ СЕРДЦЕ ВДРЕБЕЗГИ!"

И моё без тебя. Скулю. Выть хочется, пока смотрю в черные омуты. Как жаль, что я не верю больше во фразу "Стерпится, слюбится". Как жаль.

После возвращения ко всем, мы слушаем организатора свадьбы. Женщина лет сорока пяти, я бы ей дала максимум тридцать пять, со всем энтузиазмом рассказывает план свадьбы. Последовательность мероприятия. Посадка гостей. Выбор песни для первого танца...

Я в пространстве. Где-то между небом и землёй. Не летаю уже, но ещё и не разбиваюсь.

***

Мирослава

После двух или трёх часового провождения с семьёй жениха, я выматываюсь настолько, что силы покидают тело, ежесекундно. В машине засыпаю, а просыпаюсь а ж на следующее утро.

На мне та же одежда, что и вчера. Но сверху меня украли одеялом. Раздеваюсь и иду в душ. Долго стою под теплой водой. Голова болит, как будто я после перепоя. Которого, у меня никогда и не было. После часового самокопания, иду на кухню, где меня встречает мама. Она чем-то очень расстроена, но мне ничего не рассказывает. А ещё, мне кажется, что она плакала. Это не точно, возможно моя буйная фантазия играет со мною.

Мы завтракаем с мамой, и я плетусь снова в комнату. На учебу не пойду сегодня. Вымотана слишком. Обессилена. Телефон и тот, и тот, выключены. Мой основной телефон разрядился ещё на репетиции, а подарок Матвея я выключила, когда уезжала.

Как вернуться в себя прежнюю? Слепую дурочку не знающую ласку и любовь. Это ведь невозможно.

Включаю телефон, и сразу же входящий вызов. Беру трубку, прочищаю горло.

— Алло, — хриплым голосом.

— Мира, — перепуганный голос Матвея, — Я с ума чуть не сошел. Сутки почти не в сети и без связи.

— Прости, тяжёлый день, — выдыхаю. — Меня не будет сегодня в универе.

— К чёрту универ, я возле твоего дома. Уже идти к тебе собирался.

От его тяжёлого, надрывного голоса, а главное от слов, подскакиваю с дивана. Принимаю сидячую позу, телефон к уху сильнее прижимаю, как будто до этого плохо слышала.

— Выйди ко мне, а иначе подохну тут. Малыш, с ума чуть не сошел, — снова шепчет.

Я, наверное, его понимаю, потому что после сумасшедших ласк, я пропадаю больше чем на сутки. Испугался за меня, наверное.

— Сейчас спущусь.

И вот тут моё сердце набирает ход, грохочет так сильно, что в соседней комнате, наверное, слышно. Плевать. Он ждёт меня внизу, я мчусь к нему со всех ног. Снова мозг выключается, сердце работает на инстинктах. Хладнокровие, которое казалось, за эти сутки в себе вынашивала, разбивается об его слова. "А иначе подохну тут". Верю ему. Сама подыхаю.

Сердце стучит в груди ещё сильнее, эхом разносится в висках.

Бах. Бах. Бах.

— Любимый, — первые мысли, когда вижу его. Матвей опирается об свою машину. С виду и не скажешь, что она неделю назад попала в аварию. Как новая. Горский расставляет руки шире и стоит на месте. Замираю. Запоминаю его, таким, как сейчас, чтоб всегда хранить в сердце. Его улыбка на грани с болью. Может ли быть ему больно сейчас?!

Срываюсь и бегу, прижимаюсь, а он обнимает, сильнее вдавливает в себя. Вдыхаю любимый аромат и расслабляюсь. С ним можно забыть обо всё на свете. Лишь этого и хочу, мечтаю.

— Любимая, — шепчет.

— Поцелуй, — отвечаю.

Забываю об осторожности. Забываю, где нахожусь. Рядом с ним, готова умирать раз за разом, только лишь бы рядом был и не бросил. Я всё смогу, всё вывезу. Справлюсь.

И он целует. Наши языки соприкасаются и искрами передают разряд всему телу. А потом переплетаются и сражаются одновременно. Грубый, сильный, подавляющий поцелуй. Но такой волнительный и долгожданный.

Я мечтала о нём весь год... Вот о чём в действительности я мечтала.

Через полчаса мы уже едем по неизвестной мне трассе. Одна рука Горского на руле, вторая на моём колене. Просто держит его, как будто боится, что я сбегу. Куда ж уже сбегать? Ему ведь принадлежу телом, сердцем, душой, и адом, который распалили в душе.

Матвей привозит меня на заброшенный пляж. Мы валяемся на солнце, растянувшись на покрывале, попиваем сок и кушаем чипсы. Это всё что Матвей смог найти в своей машине. Да и не нужно большего, только он и я. Всё остальное меркнет на этом фоне.

После мы идём к воде. Купальника у меня нет, да и плаваю я плохо, поэтому отбрасываю любые мысли о погружении в воду. Но разве Горского этим остановить? Он стаскивает с себя футболку, и в который раз замираю, рассматривая его кубики. А ещё тату. М? которые в середине его знака зодиака, нещадно прожигает мне глаза. Это больше чем тату, как и моё. Так почему я до сих пор не соглашаюсь на его предложение сбежать?! Всю дорогу Матвей только об этом и говорил. Уговаривал и просил. Раз даже напором пытался достучаться до меня. Но я всё так, же даю отпор.