Все смиренно
Шрифт:
— Ах, свидание? Мило. Молодец.
Я хватаю ее и притягиваю к себе так, что она не может никуда смотреть кроме моего ухмыляющегося лица.
— Не хочешь к нам присоединиться?
Она пытается отойти от меня.
— Рановато еще для секса втроем, не думаешь?
У меня тут же уши торчком.
— У тебя был секс втроем?
Хотя второй моей мыслей было то, что я не хочу этого знать.
— Не важно. Не отвечай. Хотя мне нравится ход твоих мыслей. Я не прошу о сексе втроем, я прошу тебя пойти в зоопарк…
— Звучит извращенно.
Я сжимаю ее бедра.
— …со мной и Маккензи.
Ди переваривает мои слова. Потом она улыбается — облегченной,
— А разве Мисс Химчистка-никогда-не-поможет-избавиться-от-этого не будет возражать, что я буду с вами?
Многие семьи слишком вмешиваются в дела друг друга. Вы знаете, что я имею в виду. Сестры, которые не разговаривают друг с другом, потому что одной не нравится, что другая вышла замуж за парня, который не нравился первой. Братья, которые дерутся из-за какой-нибудь подружки-стервы, и друзья, которые не поддерживают отношений, потому что один отказался прислушаться к совету, о котором с самого начала и не просил во все.
Даже если Александра и успела возненавидеть Ди, из уважения ко мне, она никогда этого не покажет. Несколько месяцев Дрю пытался сказать мне, что Розалин не была той, за которую я ее принимал, и хоть я ему не верил, и хоть он оказался прав, он не тыкал меня лицом во все это.
Самые лучшие семьи пытаются смягчить удар — но не могут, они просто оказывают первую помощь ходячим раненым.
— Ты же будешь со мной. Этого ей достаточно.
***
Дом Александры и Стивена на ист-сайде Манхэттена — шикарное место. Думаю, его печатали даже в Architectural Digest [20] или что-то в этом роде. Несмотря на все его великолепие, у Лекси все-таки получается создать ощущение дома, а не музея. Она открывает дверь для меня и Ди, и мы входим в светлую прихожую с мраморным полом.
20
Ведущий международный журнал об архитектуре и дизайне интерьеров
Ведя себя самым лучшим образом, Ди говорит:
— Привет, Александра. Приятно снова тебя увидеть.
— Долорес — какой сюрприз. Ты сегодня пойдешь с Мэтью и Маккензи в зоопарк?
— Пойду.
Лекси улыбается, но у нее в глазах задорный огонек.
— Мило. Только я не разрешаю Маккензи бросаться едой, поэтому, пожалуйста, помни, что ты должна быть хорошим примером.
Я обнимаю Ди за талию.
— Мы постараемся себя контролировать… но ничего не обещаю.
В этот момент в фойе въезжает Маккензи на своем красном трехколесном велосипеде, издающем разные звуки. Она начинает кататься вокруг круглого стола из красного дерева в центре комнаты, отчего начинает шататься ваза с изысканным букетом орхидей и лилий. Это напоминает мне о Дэнни Торренсе из Сияния, но без этого страха, от которого волосы дыбом.
Маккензи паркует свой велик и слазит с него, одетая в джинсовый комбинезон.
— Привет, дядя Мэтью!
Меня обнимают.
— Привет, принцесса. — Я киваю головой в сторону Долорес. — Это моя подруга Ди. Она пойдет с нами в зоопарк сегодня, ладно?
Маккензи никогда не была стеснительным ребенком — она уверенная в себе и прямолинейна, не важно, где она и с кем. Черты характера, которые прочно засели в их семье.
— Привет, мисс Ди.
«Мисс» — это все Александра. Она вбивала все эти формы уважения в головку Маккензи с тех пор, как она начала говорить.
Долорес
машет рукой. Потом Маккензи обращает внимание на черный меховой жилет, что надет на Ди. Она протягивает руку и гладит его, как кролика. А потом спрашивает:— Это твой костюм на Хэллоуин?
На Ди узкие белые штаны, белый топ, и черные кроссовки, усыпанные камнями. И все это с жилетом, я могу понять, почему Маккензи подумала, что это костюм — Далматинец, или зебра.
— Маккензи, это грубо, — предупреждает Лекси.
Но Ди машет на нее рукой.
— Нет, все в порядке.
Она приседает вниз, чтобы оказаться на одном уровне глаз с Маккензи.
— Мне нравится одеваться так, будто Хэллоуин каждый день.
Лицо Маккензи озаряется.
— Классно. А мне так можно, мама?
Александра качает головой.
— Нет, ты можешь быть Франкенберри только раз в году.
На этом, я получаю нейтрального цвета сумку со всем необходимым, что должно быть под рукой, когда любой ребенок в возрасте Маккензи покидает дом. И мы отправляемся в зоопарк.
***
Когда я был ребенком, я думал, что зоопарки — это какая-то ерунда. Вот берете медведя или льва — царя зверей — и закрываете его в клетке 300 на 300 футов, добавляете немного зелени и ждете, что он будет счастлив? Дикие животные должны быть… дикими. Когда я становился старше, я понял, что многие животные были спасены, потому что они были больны или ранены, и в любом случае не выжили бы на воле. Хотя можно говорить о том, что в природе все естественно, я все равно смотрю на зоопарки как дома престарелых в дикой жизни, где львы и тигры и медведи доживают свои последние дни, пока за ними ухаживают.
Жить здесь, наверно, не так здорово, как в дикой природе… но это всяко лучше, чем умереть.
Ди, Маккензи и я весь день проводим в Центрально Зоопарке — львы, рептилии. В отличие от многих женщин, Ди на самом деле любит змей. В детстве ей хотелось получить удава в подарок на день рождения, но ее мама сказала «нет». В знак утешения ее кузен купил ей резинового.
Мы обедаем — пиццей — и я даже не смотрю в сторону тележки с хот-догами. С чили догами покончено.
Ди покупает Маккензи шарик в форме белого мишки и они долго обсуждают то, что сколько шариков ей понадобится, чтобы взлететь, как в мультике Вверх. Ди — потому что она все знает о газах, как гелий — действительно смогла вычислить на своем калькуляторе, сколько их потребуется. Маккензи была под впечатлением.
Я только надеюсь, что она не уцепится за эту идею.
В данный момент мы поедаем поп-корн и наблюдаем за пингвинами.
— Вы знали, что пингвины-девочки выбирают пингвинов-мальчиков по яйцам?
Ди давится кукурузой.
Маккензи этого не замечает.
— Дядя Дрю говорит, что девочка делает это так — пингвины должны станцевать для них. Потом, мальчик — пингвин должен пронести на своих ногах долгое время яйцо.
— А эти девочки — пингвины не дурочки, — комментирует Ди. И Маккензи усердно кивает.
Потом мы переходим к обезьянам. Не уверен, какого они вида, но это маленькие белые пушистые комочки, которые только кажутся, что сидят спокойно, когда они пытаются забраться друг на друга. Долорес фыркает, а Маккензи говорит:
— Эти очень много борются.
Я усмехаюсь, и тихонько говорю на ухо Ди:
— У меня появилась кое-какая идея, глядя на этих мелких извращенных созданий. Нам надо отсюда уходить, пока я не опозорился тут.
Маккензи — потому что у нее поистине собачий слух — спрашивает: