Все тайны Москвы

Зато составленный им краткий обзор книг всплыл из воронки небытия через несколько столетий и вызвал — и вызывает до сих пор — в научных кругах много шума. Известен он как «список Дабелова». Есть и еще одно свидетельство: в Рижской летописи упоминается рассказ пастора автору о богатой библиотеке русского царя.

Профессор Христиан Дабелов (1768–1830) — один из крупных специалистов XIX века по римскому и германскому праву, став в 1818 году профессором Дерптского университета, через четыре года, в 1822-м, в статье «О юридическом факультете в Дерпте» опубликовал выдержку из «Указателя неизвестного лица», в котором перечислялись книги из библиотеки русского царя. Пастор писал: «Сколько у царя рукописей с Востока…

Таковых было всего до 800, которые частию он купил, частию получил в дар. Большая часть суть греческие, но также много и латинских. Из латинских видены мною:

Ливиевы истории, которые я должен был перевести. Цицеронова книга „De republica“ и 8 книг Historianim.

Светониевы истории о царях, также мною переведенные. Тацитовы истории.

Ульпиана, Палиниана, Павла и т. д. Книга Римских законов. Юстиновы истории.

Кодекс конституций императора Феодосия. Вергилия „Энеида“.

Calvi orationes et poem.

Юстинианов кодекс конституций и кодекс новелл. Сии манускрипты писаны на тонком пергамине и имеют золотые переплеты.

Мне сказывал также царь, что они достались ему от самого императора и что он желает иметь перевод оных, чего, однако, я не был в состоянии сделать.

Саллюстия Югуртинская война и сатиры Сира. Цезаря комментарий de bello Gallico и Кодра Epithalam.

Греческие рукописи, которые я видел, были:

Полибиевы истории.

Аристофановы комедии.

Basilica и Novelloe Constitutiones, каждая рукопись также в переплете.

Пиндаровы стихотворения.

Гелиотропов Gynothaet.

Гефестионова Geographica.

Феодора, Афанасия, Lamoreti и других толкования новелл.

Юстиниановы законы аграрные. Zamolei Matheimtica. Стефанов перевод пандектов…реч (и) и… Hydr.

…пиловы Истории. Кедр (?)…Char и эпиграммы Huphias Hexapod и Evr».

Дабелов записку скопировал, а подлинный документ отослал обратно в архив Пернова, где он и был «добросовестно потерян». Именно отсутствие в архивах подлинника этого списка стало вызывать в конце XIX века у некоторых ученых сомнения в его подлинности. Претензия, с одной стороны, вполне справедливая, но, с другой — никто же не требует подлинника «Слова о полку Игореве», который, как известно, тоже был утрачен. Дабелов к моменту опубликования списка был широко известным ученым, и вряд ли ему было необходимо зарабатывать себе дешевую популярность сомнительными методами.

Главная сенсационность дабеловского списка в том, что он включает в себя книги не только широко известные, но и те, которые считались утраченными, а также и те, о которых никто никогда не слышал: «Gynothaet» Гелиотропа, 8 книг «Истории» и «О республике» Цицерона, «Корпус» Ульпиана, «Оратории и поэмы» Кальвина, «Сатиры» драматурга Сира, Папиана и Павла и т. д.

Но вернемся в XVI век. Нашел ли Грозный переводчика для своей либереи — доподлинно неизвестно, но многие факты говорят в пользу этого. Например, профессор Зарубин, умерший в Ленинграде во время блокады, так и не закончил свою работу по выявлению литературных источников в переписке Грозного. Но им составлен список из 154 книг, которые Грозный, как минимум, читал, а скорее всего, перечитывал и цитировал, то есть они находились у него под рукой.

До сих пор идут споры о том, где же хранил царь Иван Васильевич книги. Почти до самой своей смерти

Иван Грозный жил не в Москве, а в Александровской слободе, но не только там: покинув Москву, он долго искал пристанища — жил сначала в Коломенском, потом в Вологде… 3 декабря 1564 году царь Иван с царицей Марьей и детьми выехал из Москвы якобы на богомолье в Коломенское… Царский поезд представлял собой несколько сотен подвод! Иван Грозный забрал с собой не только все «пожитки», но «казну и деньги», как пишет летописец. Наверняка в этом караване, ушедшем из Москвы в тусклый декабрьский денек, под именем казны находилась легендарная библиотека. Возвратившись через несколько лет ненадолго в столицу, царь поселился не в Кремле, а на Опричном дворе, за рекой Неглинной, на Воздвиженской улице. Квадратный, огромных размеров (около 8 гектаров) двор был обнесен высокой каменной стеной и охранялся надежнее, чем сам Кремль. Но после московского пожара 1571 года Грозный перебрался в Вологду. А после начавшегося морового поветрия он уехал и из Вологды, оставив на память о себе недостроенный каменный собор и обширнейшие подземелья. Зачем были построены подземелья? Бог весть.

В Москве Грозный бывал наездами и окончательно вернулся лишь в 1581 году, за три года до смерти. После убийства сына, как писали очевидцы, он находился в «смутном разуме», и, что он сделал с библиотекой, сказать сложно. Но, по всей видимости, она вернулась в Москву, и этому есть косвенные доказательства.

Когда дьяк Макарьев по заданию дочери царя Алексея Михайловича Романова Софьи исследовал подземные ходы Кремля, он увидел в тоннеле, ведущем из Тайницкой башни через весь Кремль под Арсенальную, в одном из подвалов, через маленькое окошко над железной дверью, камеру размером 6 на 9 метров, забитую полностью сундуками. Но царевна велела Макарьеву об этом молчать, что он и делал, пока Софья была жива. И только перед собственной смертью рассказал о необычной находке звонарю с Пресни Конону Осипову.

Когда же по приказу Петра I в Кремле копали рвы для фундамента Арсенала, Осипов нашел в одном из мест перекрытие этого тайника и написал «доношение» Петру о подземных палатах, на которых «замки вислые превеликие, печати на проволоке свинцовые, и у тех палат по одному окошку, а в них решетки без затворок».

С разрешения главы Преображенского приказа князя Ромодановского начались раскопки. Под Тайницкой башней Осипов расчистил две лестницы, но для продолжения раскопок надо было укреплять своды подземной галереи. Почему-то подьячие, приставленные к искателю либереи, далее идти ему не велели.

В 1724 году пономарь повторил свое «доношение о драгоценной поклаже», и Петр I приказал провести тщательные розыски. Но из-за смерти императора работы быстро остановились.

При царице Анне Ивановне Осипов вновь получил разрешение и попытался найти подземный ход с земли. Ничего не нашли, а потом и вовсе за Кононом Осиповым обнаружилась недостача казенных денег. Было решено, что он развил столь бурную деятельность, дабы избежать претензий начальства, и поиски прекратили.

Тут стоит решить несколько вопросов. Доверяя словам Осипова, нужно признать, что скорее всего дьяк Макарьев обнаружил в кремлевских подвалах именно легендарную либерею. Что еще могло храниться в сундуках за свинцовыми пломбами? Казна? Она, естественно, находилась в деле и под присмотром. Посуда, ткани или одежда? Зачем было устраивать такие сложности? Понятно, что ответ может быть только один — книги. Но ошибка Осипова, пожалуй, оказалась в том, что он, узнав о местонахождении тайника, не обратил внимания на то, что Софья сначала велела Макарьеву провести розыски, а потом о найденном молчать. Искала она, скорее всего, легендарную библиотеку, услышав, возможно, от отца или деда о том, что и Борис Годунов, и специальные послы Ватикана в свое время искали ее именно в Кремле.

Канцлер из Речи Посполитой Лев Сапега и дипломат, ученый-филолог Петр Аркудий, прибыв ко двору Годунова из Рима, расспрашивали окружающих о греческих рукописях. А чуть позже газский митрополит Паисий Лигарид (современники впрямую называли его агентом папы римского) просил у царя Алексея Михайловича дозволить ему свободный вход в «книгохранилища для рассмотрения греческих и латинских сочинений», но разрешения так и не получил.

И, если Софья искала библиотеку, значит у нее была какая-то цель. Скорее всего, книги куда-то перенесли, о чем дьяк Макарьев уже не знал, так как для нового дела оказался нехорош. Софья права: если поиски клада следует поручать авантюристу, коим, скорее всего, и являлся Макарьев, о чем уже можно сделать выводы по кругу его общения (вор и кладоискатель Осипов), то прятать ценности лучше поручать людям прямо противоположного склада. В выборе вторых, как видим, Софья не ошиблась, и потерянной либерее стоит дать имя не Ивана Грозного, а Софьи…