Все волки Канорры

Господин Папата ознакомился с самыми популярными проектами современных лабиринтов как для убежденных холостяков и одиноких дев, так и для многодетных семей. Неожиданно для самого себя изучил тонкости полировки рогов, особенности завивки хвостов и челок и нюансы правильного ухода за копытами. Он стал специалистом в нелегком деле ухаживания за гордыми и своенравными минотаврихами и до пульцигроша уточнил размер среднего жалованья минотавра-телохранителя. Исписав чуть меньше трехсот страниц аккуратным разборчивым почерком, он понял, что ничуть не продвинулся в своем исследовании. Он узнал все — и не выяснил ничего.

Как пояснил ему тот самый сообразительный лакей, которого граф да Унара сначала отрядил ему в помощь, а затем коварно отозвал обратно, есть такие скрытные люди, которые вроде сообщают тебе все подробности своей биографии. Они рассказывают столько разных историй, что ты свято уверен, что знаешь всю их подноготную. Однако, поразмыслив, понимаешь, что не услышал ничего существенного. Воспоминания детства о том, как ловили рыбок и бабочек, и как выглядели лягушки в соседнем пруду, и рыжий котенок, таскавший у бабушки сметану — это, конечно, замечательно; а вот чем занимается этот человек, как зарабатывает на кусок хлеба, о чем думает, что случилось с ним после того, как он перестал лазить по яблоням и охотиться на жуков, какая утрата серьезнее порванных в четыре года штанов его постигла, не знает никто. В эту ловушку и попался господин Папата, перекапывая чертову прорву книг, справочников, энциклопедий, газет и журналов о минотаврах и для минотавров.

В библиотеке вы можете найти гораздо больше того, что вам нужно, но не только не то, что вам нужно

Эндрю Руни

Однообразный поток информации немного оживляли редкие сообщения о том, что наконец-то найдена легендарная корона, дающая право взойти на трон рийского царства. За полтора тысячелетия знаменитый артефакт находили три десятка раз, и каждый раз грандиозный триумф оборачивался жутким конфузом, что не мешало следующим авантюристам уповать на чудо и полагать, что к ним-то фортуна повернется улыбающимся лицом. Однако увлекательные и забавные истории поисков, находок и жестоких разочарований были всего лишь занимательным чтивом и ничего не добавляли к исследованию господина Папаты, которое увязло в ненужных фактах, как печально известная армия Турнара Второго Аздакского в тифантийских болотах.

Турнар Аздакский мечтал прославиться как покоритель известного мира, а вместо этого стал всемирно известным образцом недотепы, и дикие племена чоприков и кукорисов пугали детей его печальной судьбой, требуя, чтобы те учились ориентироваться на местности. Господин Папата боялся повторить его бесславный путь.

Дело было даже не в начальнике Тайной Службы, хотя докладывать ему о провале своей миссии библиотекарю хотелось меньше всего. Он не мог не признать, что граф да Унара — человек вполне адекватный, и не станет строго взыскивать за неудачу, особенно, когда очевидно усердие. Но ситуация глубоко задевала самого исследователя, его профессиональную гордость и самолюбие. Имея в своем распоряжении такой бесценный источник информации, как закрытые палаты тиронгийской королевской библиотеки, хранилище книг-артефактов и древних летописей — неужто он не сумеет сделать хотя бы одно открытие?

Но минотавры умело хранили свои тайны за непроницаемой завесой ошеломительного количества пустячных сведений. Нервное напряжение достигло верхней точки, силы были на исходе и внутренний голос явился со своей критикой совсем не вовремя. Или вовремя. Тут уж с какой стороны посмотреть. В конечном итоге, даже благовоспитанному библиотекарю необходимо порой отвести душу и выплеснуть негодование в соответствующих выражениях.

Так что, когда блудный внутренний голос, откашлявшись, внушительно повторил свое «Всего два слова!», ответом ему было грозное молчание.

— Когда Спящий проснется! — голос перешел на драматический шепот.

— Это три слова, — машинально откликнулся господин Папата, подбиравший соответствующие выражения.

— Сам дурак, — не остался в долгу голос.

На сей раз это действительно были два слова. Но обидные.

И господин Папата хлопнул дверью.

Мысленно. Но очень громко.

* * *

Люди только тогда сообщают нам интересные сведения,

когда мы им противоречим

Б. Шоу

А между прочим, скажет наш сострадательный читатель, в не таких уж и далеких Малых Пегасиках живет любящая мать, чье сердце, наверняка, рвется на части от тоски и тревоги за свое дитя. И почему-то никому нет дела до того, как она пережила известие о покушении на сына, как не спит ночами, как украдкой смахивает слезинку, всматриваясь вдаль — в ту сторону, куда однажды ушел Такангор, и ей кажется, что она видит, как он спускается по тропинке мимо виноградников, как ускоряет шаг, чтобы быстрее добраться до нее и прижать ее к сердцу. А потом она понимает, что это всего лишь фантазия, сон наяву, и отворачивается от холмов, чтобы не бередить душу напрасными надеждами. Но как чутко она прислушивается к каждому шагу: а вдруг сегодня принесут весточку от сына, и на короткое время ей станет чуть спокойнее…

Что тут скажешь? Все так.

Почти все.

Заглянув сейчас в Малые Пегасики, мы многое обнаружили бы на своем месте: изумрудные холмы, едва тронутые легкой желтизной; золотисто-зеленые виноградники; ту самую симпатичную тропинку, ведущую к древнему лабиринту, чарующий пейзаж с водопадом и беседкой; яблони, ветви которых сгибаются до земли под тяжестью спелых плодов — но не одинокую фигуру матери, с тоской во взоре всматривающуюся вдаль.

Мать как раз наводила порядок в рядах своих отпрысков, и вся округа притихла и затаилась, стараясь не попасть ей под горячую руку. Изумительные окрестности опустели, лошади с крыльями перелетели на другой берег Нэ-нэ, подальше от тайфуна Мунемея, сатир удрал в таверну «На рогах» и отсиживался там в дальнем углу, а мадам Горгарога, хотевшая заглянуть на огонек, разумно решила зайти немного позже. И влюбленная парочка лесных духов перебралась из тенистой рощи поближе к храму мадам Хугонзы. Не здесь, во всяком случае, не сейчас стоило искать тишины и уединения.

Если сердце Мунемеи и рвалось на части от тревоги, то она умело скрывала этот факт от окружающих. А вот натянутый в струну хвост, налитые кровью глаза и дергающиеся от возмущения уши не то не смогла, не то не захотела скрыть, и виновник ее дурного настроения сейчас наскоро прощался с жизнью.

— Я говорила, в тайник руками не лазить?!

— Говорили, маменька, но это же тайник, — храбро отбивался Бакандор.

— И что из этого?

— Следовательно, он манит своей нераскрытой тайной юные пытливые умы, вроде моего.

— Юные пытливые умы вроде твоего должны бы уже представлять себе пагубные последствия настойчивого непослушания. Я была снисходительна к вам с братом, и это закончилось нарушением дисциплины. Пойдем другим путем.

Рога на голове у Бакандора зашевелились от ужаса.

— А ведь я, маменька, стану сопротивляться, — предупредил он.

— То есть жизнь тебе окончательно надоела?

— Лучше умереть стоя, чем не попытаться выжить.

— Забавная мысль, — одобрила Мунемея. — Кто подсказал?

— Сам породил. Когда выживу, запишу в блокнотик.

— Если выживешь, — тонко намекнула любящая мать, — начни составлять «Самоучитель игры на нервах». Гарантирую грандиозный успех.

Она еще гневалась, но хвост уже не торчал как копье, а приобрел некоторую мягкость, хотя еще время от времени приходил в движение и хлестал ее по бокам.

Бакандор жестоко корил себя за лень и непредусмотрительность. Еще полторы недели тому Милталкон вычитал в «Красном зрачке» объявление о наборе на заочные курсы Правильного Бегства и даже заполнил от их имени две анкеты. Но потом они отвлеклись на что-то и забыли их отправить. Теперь он пожинал плоды своей недальновидной стратегии. Вот этим и отличался от них великий брат: продуманная четкая тактика и тонко проработанная стратегия. Если Такангор чего-то хотел, он всегда этого добивался и знал, как именно достичь желаемого. Хотел вставить в нос золотое кольцо — пошел и вставил. Хотел стать самым популярным чемпионом Кровавой Паялпы — и стал. Хотел прославиться как лучший полководец — пожалуйста, о нем чуть ли не каждый день пишут все столичные газеты. Не хочет чеканить имущество для женитьбы — и ведь наверняка не чеканит.