Всегда с тобой
Шрифт:
— Ты не представляешь, сколько раз я слышала от него смертельные угрозы. Он сказал ей попасть под грузовик, пойти прыгнуть с обрыва. — Лив оглядывается по сторонам, чтобы убедиться, что больше никто не подслушивает. — Он сказал ей, что собирается убить ее.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Даже когда я чищу зубы, я чувствую на себе взгляды.
Я продолжаю смотреть в зеркало, чтобы убедиться, что я одна. На дверь, чтобы убедиться, что я ее заперла.
Я одна.
Но я не чувствую себя одинокой.
Как только я ополаскиваю
"ты хотела быть ею, не так ли»
«вот что происходит с такими девушками, как Софи Мариано»
Как кто-то может заставить мое сердце биться быстрее всего несколькими словами?
Они не причинили мне вреда. Пока. Но я понятия не имею, на что способен человек по ту сторону этих сообщений.
Это звучит так, как сказала бы Эш. Почему ты так стараешься быть похожей на нее?
Если кто-то в Бомонте убежден, что я хотела не просто заменить Софи, а быть ею, то это Эш. Или мама Майлза. Но она не стала бы преследовать меня, и она определенно не стала бы преследовать свою собственную дочь.
К счастью, если Эш — мой преследователь, я, вероятно, смогу заставить ее расколоться. Она никогда не была хорошей лгуньей. Самое сложное — заставить ее поговорить со мной.
Через долю секунды после того, как я кладу телефон обратно, по дому разносится громкий хлопок.
Я подпрыгиваю, и крик вырывается из моего горла.
Это была входная дверь? Кто-то взломал?
Я бегу в свою спальню, все еще в полотенце, и захлопываю за собой дверь. Черт. Я забыла свой телефон. Как я могу позвонить в полицию о том, что мой преследователь вломился в мой дом, когда мой телефон в другой комнате? Я не знаю, стоит ли мне рисковать и пробираться обратно через холл. Мой преследователь, возможно, прямо сейчас поднимается по лестнице…
Кто-то стучит в дверь со стороны где живет Мэйбл.
— Мэдлин? — Майлз зовет. — Ты в порядке?
Мое сердце застряло у меня в горле, не давая произнести ни слова.
Он врывается, не дожидаясь ответа. И его взгляд падает прямо на крошечное белое полотенце, едва прикрывающее мое обнаженное тело.
— Я услышала глухой удар, — выдыхаю я. — Я… я подумала…
— Черт. Наверное, это была книжная полка, которую я устанавливаю. Она упала. — В кои-то веки у него действительно хватает порядочности выглядеть застенчивым.
Я прижимаю руку к груди, желая, чтобы мое сердце замедлилось. Слава богу. Никто не вламывался в мой дом.
— Ладно, спасибо, что напугал меня до чертиков. Теперь ты можешь идти.
Он сказал ей, что собирается убить ее. Я выбрасываю слова Лив из головы.
Майлз потягивается и кладет руки за голову, демонстрируя плоский живот. У меня перехватывает дыхание при виде намека на пресс, на линию V, которая исчезает в глубине его джинсов.
— Я никуда
не тороплюсь.Я прочищаю горло.
— Ты должен. Мне нужно одеться.
Его ухмылка говорит мне, что я сказала что-то не то.
— Я тебя не останавливаю.
Я закатываю глаза, даже когда его взгляд перемещается от моей шеи к ногам и обжигает каждый дюйм моего тела. Он воображает, что лежит под полотенцем, и ему придется продолжать воображать, потому что он никогда этого не узнает.
— Убирайся из моей комнаты.
Майлз рассматривает мои рисунки на стенах с достопримечательностями Нью-Йорка — Статуя Свободы, Эмпайр Стейт билдинг, ночной горизонт.
В тусклом свете есть что-то завораживающее в чертах его лица. Линия его губ, острый подбородок, то, как танцуют его глаза. Все это манит вас посмотреть, заставляет вас отвести взгляд, если вы можете.
— Кто-то любит этот город, — говорит Майлз.
— Хватит тянуть время.
— Ты хочешь там жить?
Он никуда не денется. Может быть, если я буду потакать ему, ему станет скучно и он уйдет.
— Да. Я хотела жить там лет с десяти, наверное.
— Ты пойдешь туда учиться в колледж?
— Нет, Джордана завербовал колледж в Калифорнии.
Его брови хмурятся.
— Ладно… Это не говорит мне, куда ты пойдешь.
— Очевидно, в том же месте буду и я. — Мое полотенце сбивается. Я прижимаю его к груди.
— В этом нет ничего очевидного. Почему бы не жить в месте, о котором ты мечтала с десяти лет?
— Ты знаешь, насколько дорог Нью-Йорк?
Он издает короткий смешок.
— Ты знаешь, насколько дорога Калифорния?
Я закатываю глаза.
— Мне не нужно, чтобы ты объяснял мне стоимость жизни. — У меня уже есть мама, которая отчитывает меня за мой выбор колледжа — мне не нужно слышать это еще и от Майлза. Кроме того, за нашу квартиру платят родители Джордана. С Джорданом моя стоимость жизни в Калифорнии будет ниже, чем одной в Нью-Йорке.
— Тебе следует поступить в дешевый колледж здесь, а затем переехать жить в Нью-Йорк. Заниматься там своими книжными делами.
— Откуда ты об этом знаешь? — Волосы у меня на затылке встают дыбом. Я рассказывала о планах, которые у меня когда-то были относительно работы в издательстве только маме.
— Шестой класс. Нам пришлось вывесить работу нашей мечты на какую-то доску объявлений. Твоим было «книгоиздатель в Нью-Йорке».
Что-то трепещет у меня в груди. Он помнит это. В шестом классе я никогда не чувствовала ничего, кроме того, что я забытая, невидимая.
Всеми, кроме Майлза Мариано.
Я пожимаю плечами, как будто это не имеет значения.
— Больше нет.
Несколькими быстрыми шагами он сокращает расстояние между нами, его грудь почти прижимается к моей. Ни один мускул в моем теле не двигается.
— Знаешь, чего я не понимаю? — Его голос низкий, опасный. — Почему ты скрываешь, кто ты есть на самом деле. Почему ты притворяешься тем, кем ты не являешься.
Я проглатываю комок в горле.
— Я не притворяюсь. Это я. — Но эти слова звучат неубедительно даже для моих ушей.