Встреча с неведомым
Шрифт:
Марк нажал ладонью на ухо - я, кажется, его оглушил - и стал легко и быстро стучать ключом. Тем временем в рубку набилось битком народа, все просили передавать от них привет. Сквозь толпу протискался сам Казаков.
– Неужели Антарктида?
– спросил он ошарашенно.- Молодец, Русанов!
Марк уже кончил разговор и, улыбаясь во весь рот, повернулся к нам.
– Будем беседовать два раза в неделю,- сообщил он.- На острове Грина зимуют семеро. Шесть советских людей и один англичанин. Они все здоровы. Скучают по своим близким. Я передал, что у нас тоже все здоровы. Научные исследования
– Молодец!
– еще раз одобрительно сказал Женя и вышел. А мы еще долго обсуждали событие. Договорились, что на следующую связь Валя и я приготовим написанный текст. А потом кто-то крикнул: "Какое сияние, товарищи!" - и все высыпали наружу.
Небо колыхалось, меняя цвета. Плато вдруг залило ярким рубиновым светом. Мне показалось, что "старики" по ту сторону теплого озера подняли голову. Но я вдруг закашлялся, и Марк, словно заботливая нянька, поспешно увел меня домой, в комнату. Остальные перешли в кают-компанию, и скоро до нас донеслись звуки гитары и песня:
Сырая тяжесть в сапогах,
Роса на карабине,
Кругом снега, одни снега,
И мы - посередине...
Глава одиннадцатая
МАМА ВЫХОДИТ ЗАМУЖ
На другое утро, после завтрака, в кают-компании появилась Зинаида Владимировна с грубоватой девицей в сапогах, которая оказалась заведующей паспортным столом. Да, теперь на плато прописывали приезжающих и выписывали отъезжающих.
– Собирайся, Коля!
– беспокойно сказала мой лечащий врач.- Завтра Михаил Михайлович вылетает в Москву и доставит тебя прямо на руки маме.
Это было сказано в присутствии Лизы и скалозубов-геологов. Спасибо им, ни один не улыбнулся.
– Никуда я не поеду!
– закричал я возмущенно.
– Но тебе противопоказан здешний климат, Коля! Понимаешь или нет? Теперь тебе уже здесь не работать...- попробовала урезонить меня Зинаида Владимировна.
– Давай-ка твой паспорт!
– потребовала девица резким голосом.
– Ты здесь не поправишься, надо ехать,- назидательно сказал Женя. Он их и привел сюда.
– Я не поеду. Я не собираюсь увольняться из обсерватории,-- повторил я гневно.
Марк стоял рядом со мной. Он-то знал, как мне не ко времени было уезжать отсюда...
Подошла Валя Герасимова.
– Тебе совсем не надо увольняться, Коля!
– Валя неприязненно взглянула на Казакова.-- Тебе дали временно вторую группу инвалидности. Надо эту возможность использовать для лечения. А через полгода ждем тебя здесь.
– Никто его не собирается увольнять!
– зло бросил ей Женя. Уговаривали меня долго и нудно. Паспортистка подчеркнуто смотрела на часы-браслетку. Я упирался. Все равно бы они меня не уговорили, но вмешалась сама судьба. Валерий Ведерников принес мне радиограмму от бабушки.
Все смотрели, как я, бледнея, читал радиограмму, а потом быстро спрятал ее в карман.
– Ладно, сейчас принесу паспорт,- не своим голосом сказал я,- можете выписывать.
Кажется, им всем очень хотелось узнать, что было в радиограмме. Но я отнюдь не собирался это разглашать. На Ведерникова можно положиться. Радиограмму я показал только Марку. Вечером, когда он вернулся с работы. Но об этом
потом. Вечер еще не скоро наступит. День был очень долгий...Я ушел к себе, как только все оформил. Выдвинул из-под кровати чемодан. Надо было собраться.
Вот уж воистину: пришла беда, отворяй ворота! До чего же все плохо складывается! А Лиза... Я посмотрел на часы. Как раз сейчас свободна. Почему она не зайдет ко мне? Знает, что уезжаю. Разве ей не о чем поговорить со мной перед отъездом? Я прислушался, злясь на себя, что прислушиваюсь, жду. Самому пойти к ней... Но это бесполезно. Я уже приходил так, поговорил с Алексеем Харитоновичем, Лиза грустно молчала, опустив глаза.
Кто-то остановился перед моей дверью. Постучали.
– Войдите!
– крикнул я, зная, что это не Лиза. Это был Сергей Авессаломов.
– Не помешал?
– спросил он.- Я слышал, ты завтра уезжаешь, и вот зашел проститься.
Он неуверенно смотрел на меня - как-то его примут? В обсерватории он не был ни разу. Сергей был одет в короткий полушубок из оленьего меха, на голове шапка-ушанка, обычная на Севере. Я предложил ему раздеться, и он повесил то и другое на вешалке за дверью. Остался в поношенном сером костюме и черной шелковой рубашке, аккуратно застегнутой на все пуговички. Галстук он не носил. Волосы он, видимо, накануне вымыл, и они еще больше, чем всегда, походили цветом на спелую пшеницу и, рассыпаясь, падали на лоб и на глаза. Он нетерпеливо дергал головой. Я его усадил, а сам сбегал на камбуз за чаем и кое-какой закуской. Конфеты и печенье у меня были. Накрыл на стол, убрав книги и тетради на полку.
– Сколько у тебя книг!
– сказал Сергей, с восторгом оглядывая стеллажи.
– Здесь и мои, и Марка. А ты любишь читать?
– Романы не очень, там ведь все выдумано. Я больше люблю про животных...
Сергей внимательно смотрел на меня. Глаза у него были большие, синие, чуть выпуклые. Вообще это был красивый парень! Его портило только выражение не то что затравленности, а какого-то ожидания плохого. Будто он ждал, что его сейчас вот-вот ударят. Он даже втягивал иногда голову в плечи и щурился. Несомненно одно, жизнь отнюдь не баловала этого парня.
Я налил ему и себе чаю, сделал бутерброды. Он стал есть, посматривая на меня исподлобья, и вдруг спросил:
– Ты, конечно, не веришь в бога?
– Нет.
– Но ты же не можешь знать точно, есть он или нет?
– А ты верующий?
– Я не удержался от улыбки.
– Прежде не верил,- серьезно сказал Сергей.- Рос-то я среди неверующих. А сейчас меня вопросы одолели. Если по-ученому на них не ответить, то значит... Случай с тобой вот тоже...
Кажется, я покраснел.
– При чем здесь случай со мной?
– У тебя дух оказался выше телесной немощи.
– Но когда фашисты пытали партизан, требуя выдать...
– Понимаю,- перебил он,- и у них дух был сильнее тела, если они шли на смерть. Когда Гусь бил тебя смертным боем, я вдруг подумал: "А если бог есть и все видит?"
– Однако за меня вступился цыган Мору, а не ты!
– не удержался я.
– Ну, правильно. Я же еще был прежний, скот и подонок. Но когда Гусь бросился с ножом на Мишку, я первым вступился...