Встречный ветер. Повести

— На мою грубость вы просто ответили хорошей насмешкой, перекладывая на столе с места на место фуражку, проговорил Ромашков.

— Глупо, очень глупо вышло! Но я на самом деле тогда очень боялась… Сейчас везде кабаны да медведи бродят. Я тогда встретила двух людей, так перепугалась, — чуть преувеличивая свой страх, говорила Настя.

— А что за люди?

— Да так, курортники какие-то… Угостили меня дыней… Хотите арбуза или дыни?

— Благодарю. Сегодня на бахче караульщики угощали.

— Чем же вас тогда угощать? — посматривая на него ожидающим взглядом, спросила Настя.

— Мне сейчас ничего не нужно. Я рад, что встретил вас…

— Это правда? — тихо спросила Настя. — Вы только за этим сюда к нам в Дубовики и пришли?

— Нет. Не только за этим… Еще есть одно дело. По службе я уже почти две недели в лесах.

— А-а! — разочарованно протянула Настя. — Опять, значит, кого-то ищете. А я думала…

— Что вы, Настя, думали? — продолжая тормошить на столе фуражку, спросил Михаил.

— Просто так…

— Просто так ничего не бывает, — озабоченно проговорил Ромашков, чувствуя, что Настя в домашней обстановке разительно переменилась. Исчезло ее внешнее, наигранное мальчишеское озорство, слетела с лица и та радость, с какой она встретила его.

— Подумала: что же у вас за дело в наших Дубовиках? Неужто шпионов ловить и сюда приехали?

— Почти что так, — ответил Михаил.

— Чего недоговариваете, мы уже все и так знаем. Тут столько ваших побывало в зеленых фуражках, — просто сказала Настя. — Сюда шпионы не пойдут. Все мы тут друг друга знаем и шпиону деться некуда. Так что зря вы сюда забрались.

— Вы так полагаете?

— Смешно даже! Как там поживает Петя Пыжиков? — с желанием кольнуть Ромашкова перевела разговор Настя.

— Он тоже здесь.

— Здесь? Ой, боже! — всплеснула руками Настя не то от огорчения, не то от радости.

— Может быть, желаете его повидать?

Девушка неопределенно пожала плечами и, сердито взглянув на Ромашкова, с нарочитой в голосе издевкой проговорила:

— Вы что же, приехали сюда с заместителями и адъютантами?

— Дорога к вам дальняя. Вот мы и поехали все, чтоб веселее было, — хитровато улыбнулся Михаил.

— Ну, и напрасно тропу мяли. Если тут шпионы появятся, то наши лесорубы их быстро топориками застукают… Так что они не пойдут тут, а где-нибудь сторонкой, густым лесом!

— Мы и в лесок заглядываем, — опять улыбнулся Ромашков, любуясь ее горячим задором.

— Это уж ваше дело… Ну, что же мы сидим так? — сказала она с досадой.

— А что мы должны делать? — задумчиво прикусив губу, спросил Михаил.

— Говорите еще какие-нибудь слова. Вы же, по-моему, не все сказали?- с утомлением положив на колени руки, тихо спросила Настя.

Крохотная капля надежды не покидала ее. Хотелось все покончить разом, а он сидит за столом, крутит фуражку, как блин. Настя взяла фуражку из его рук, протерла пальчиком кокарду и отложила в сторону.

— Так все вы сказали или нет? — повторила она.

— Нет, не все…

— Говорите же!

— У кого бы здесь для солдат молока добыть? — едва пересиливая себя, спросил Михаил.

Настя трубочкой сложила губы. Михаил заметил, что рот у нее маленький, а губы по-детски пухлые, свежие и вряд ли к ним кто-либо прикасался…

— А вы тоже молочка хотите? — опустив руки вниз, спросила она.

— Не откажусь.

Ребенок давно уже уснул и спокойно посапывал носом. С минуту Настя сидела у стола не шелохнувшись, потом быстро вскочила и почти бегом выбежала вон. Когда она скрылась за дверью, Ромашков встал в каком-то неопределенном, тоскливом настроении и надел фуражку. Он подошел к стене и посмотрел в зеркало. «Ну что я за неисправный болван, — с тоскою подумал он. — И морда-то, как у голодного кота, явно молочка просит… Побрился, чистенький воротничок прицепил, зря еще не напудрился… Надо, пока никто не видит, дать ходу. Такого жениха, который только молочком интересуется, выгонят в шею».

Но тут же вернулась Настя и поставила на стол, рядом с чистым стаканом, крынку молока. Присев на скамью, вкрадчиво, сквозь зубы спросила:

— Значит, и Петенька Пыжиков тут? Выпейте, товарищ капитан, холодненького молочка, полезно.

— Вы меня извините. — Я, конечно… — запинаясь, хотел оправдаться Михаил, чувствуя, как блестят его глаза, а к щекам приливает кровь. Но затем он решительно подошел к столу, налил в стакан молока и нарочно сел рядом с ней. Отступать было нельзя: — Простите, Настя, вы меня о чем-то спрашивали?

— О Пете Пыжикове. Вы совсем невнимательный…

— Бывает… Да, Петр Тихонович тут с нами. Жив, здоров…

— А повидать его можно? — с усмешкой спросила Настя.

— Разумеется, можно. Отчего же нельзя, — неопределенно ответил Ромашков.

— Я обязательно хочу его видеть. Я давно с ним не встречалась и соскучилась. Он славный парень. Много знает стихов и, кажется, сам пишет! — в один дух выпалила Настя.

— Да, он начитанный, — пораженный таким оборотом дела, подтвердил Михаил. Он выпил молока и напомнил: — Но вы тогда говорили о нем другое…

— Мало ли что я могла говорить… Я тогда наговорила вам всяких глупостей. Стоит ли обращать внимание? С Петей мы друзья. Сколько раз вместе по горам лазали, в море купались. Помню, один раз дождик нас застал, пришлось под кустик сховаться… — колко продолжала наговаривать на себя Настя.

— Вот как, — удивился Михаил, принимая ее слова за чистую монету.

Чуткое ухо девушки уловило тон, в котором слышалось недовольство и скрытая ревность. «Признался бы сразу во всем начистоту, а то пришел, молочко попивает — и ни то и ни се», — с обидой и гневом думала она.

— Хотели мы с Петей вместе отпуск провести, — не унималась Настя, — да вот не пришлось. А когда его можно и где встретить? Вы далеко расположились? У вас там лагерь или как? Надо к нему сходить или написать записочку… Вы передадите ему? — теребя в руках скомканный платочек и повернув лицо к Михаилу, ласково и настойчиво спросила Настя.

Ошарашенный ее вопросами, Ромашков отодвинул недопитый стакан и сделал руками какой-то неопределенный жест. В обращениях с женщинами он был не искушен и наивен. Переписка, а потом встреча в Москве с Наташей оставили в душе нехороший след. Все как-то вышло грубо и пошленько. После было мучительно стыдно. А сейчас он по-настоящему страдал, не знал, как подавить разбуженную ревность.