Вся правда о Муллинерах (сборник)

Люди легко свыкаются с благополучием. Эванджелина вскоре оставила позади первый период, когда слава была чем-то новым и смущающим. Первое запинающееся интервью стало далеким воспоминанием. К концу следующих двух недель она уже беседовала с репортерами с небрежной снисходительностью видных политиков и обрушивала на молодых людей с блокнотами слова, которые по возвращении в редакцию они лихорадочно разыскивали в увесистых толковых словарях. Ее искусство, говорила она им, более ритмотоническое, нежели архитектурно-структуралистское, и если говорить о близости с кем-то, то она склоняется к сюрреалистам.

Она вознеслась высоко-высоко над малоинтеллектуальными интересами Эгберта. Когда он предложил отправиться на автомобиле в Аддингтон и погонять мячик по полю для гольфа, она попросила извинить ее: ей надо отвечать на письма. Люди все пишут и пишут ей, делясь, как сильно помогли им «Разошедшиеся пути», а со своими читателями необходимо быть любезной. А еще автографы! Нет, правда, у нее нет ни минутки свободной.

Он пригласил ее поехать с ним на чемпионат среди любителей. Она покачала головой. К сожалению, в этот день, сказала она, ей предстоит читать в «Клубе литературы и прогресса Ист-Далвических дщерей Минервы» лекцию «О некоторых тенденциях современной художественной литературы».

Все это Эгберт еще мог стерпеть. Ведь как ни небрежно она позволила себе отозваться о чемпионате среди любителей, он все равно продолжал ее любить всем сердцем. Но тут в его жизнь, будто облако ядовитого газа, вплыла зловещая фигура Джнт. Хендерсона Бэнкса.

— Кто, — спросил он подозрительно в тот день, когда Эванджелина уделила ему десять минут, прежде чем умчаться, чтобы выступить перед «Объединенными матерями Манчестера» на тему «Роман — должен ли он чему-то учить?», — кто этот мужчина, с которым я видел тебя на улице?

— Так это же не мужчина, — ответила Эванджелина, — а мой литературный агент.

Так оно и было. Джнт. Хендерсон Бэнкс теперь вел все дела Эванджелины. Этот выдающийся прыщ на челе общества был своего рода charlotte russe [34] в человеческом облике с очками в черепаховой оправе и воркующе-благоговейной манерой по отношению к своим клиенткам. У него было смуглое романтичное лицо, гибкая фигура, дважды обвивающая шею отвратная штука, не то галстук, не то шарф, и привычка начинать свои фразы обращением «моя дорогая». Короче говоря, ни один жених не стерпел бы, чтобы это отродье липло к его невесте. Если уж Эванджелине приспичило обзавестись литературным агентом, Эгберт выбрал бы для нее одного из тех дородных толстомордых литературных агентов, которые жуют недокуренную сигару и одышливо хрипят, входя в кабинет издателя.

34

Сладкие сухари, запеченные с яблоками (фр.).

Тень ревности скользнула по его лицу.

— Выглядит немножко прохиндейски, — критически заметил он.

— Мистер Бэнкс, — возразила Эванджелина, — просто гений в своем деле.

— Ах вот как? — сказал Эгберт с язвительной усмешкой.

Вот так все и шло некоторое время.

Очень недолгое. Утром в следующий понедельник Эгберт позвонил Эванджелине по телефону и пригласил ее позавтракать вместе.

— Мне очень жаль, — сказала Эванджелина, — но я обещала позавтракать с мистером Бэнксом.

— О? — сказал Эгберт.

— Да, — сказала Эванджелина.

— А! — сказал Эгберт.

Два дня спустя Эгберт позвонил Эванджелине по телефону и пригласил ее пообедать вместе.

— Мне очень жаль, — сказала Эванджелина, — но я обедаю с мистером Бэнксом.

Через три дня после этого Эгберт явился к Эванджелине с билетами в театр.

— Мне очень жаль, — начала Эванджелина.

— Не договаривай, — сказал Эгберт, — разреши, я отгадаю. Ты идешь в театр с мистером Бэнксом.

— Да. У него билеты на премьеру чеховских «Шести трупов в поисках гробовщика».

— У него, значит, билеты?

— Да. Билеты.

— Билеты, значит.

— Да.

Эгберт раза два прошелся по комнате, и на некоторое время наступила тишина, прерываемая только громким скрипом его зубов. Потом он заговорил.

— Что до этого фурункула Бэнкса, — сказал Эгберт, — я вовсе не против, чтобы ты обзавелась литературным агентом. Если уж тебе понадобилось писать романы, это касается только тебя и твоей совести. И уж если ты не стесняешься писать романы, полагаю, тебе нужен литературный агент. Но — и попрошу тебя слушать со всем вниманием — я не вижу никакой необходимости в том, чтобы пользоваться услугами литературного агента, который не только называет тебя «моя дорогая», но словно бы считает, что в его обязанности входит кормить тебя завтраками, обедами и водить тебя в театры каждый день.

— Я…

Эгберт властно поднял ладонь.

— Я еще не закончил, — сказал он. — Никто, — продолжал он, — не назовет меня узколобым. Если бы Джнт. Хендерсон Бэнкс чуть меньше смахивал на вошедших в историю великих любовников, мне было бы нечего возразить. Если бы манера Джнт. Хендерсона Бэнкса разговаривать со своими клиентками не так сильно напоминала о соловье, рассыпающем трели перед подругой, я промолчал бы. Но он смахивает, а она напоминает. При подобном положении дел, и учитывая, что мы помолвлены, я считаю своим долгом потребовать, чтобы ты реже виделась с этим вянущим полевым цветочком. Собственно говоря, я рекомендую вырвать его с корнем. Если ему надо будет говорить с тобой о делах, пусть говорит о них по телефону. И надеюсь, он ошибется номером.

Эванджелина уже встала, и ее глаза метали молнии.

— Вот так, значит? — сказала она.

— Значит, — сказал Эгберт, — так вот.

— Так я крепостная? — осведомилась Эванджелина.

— Чего-чего?

— Крепостная. Рабыня. Батрачка. Покорная любому твоему капризу.

Эгберт обдумал услышанное.

— Нет, — сказал он. — Вовсе нет.

— Да, — сказала Эванджелина, — я — не они. И я не допущу, чтобы ты вмешивался в мой выбор друзей.

Эгберт недоуменно уставился на нее:

— Ты имеешь в виду, что после всего мною сказанного ты намерена и впредь позволять этой непотребной хризантеме резвиться вокруг тебя?

— Вот именно.

— Ты серьезно намерена и дальше якшаться с этим отвратным куском сыра?

— Вот именно.

— Ты наотрез и буквально отказываешься дать пинка этой ошибке природы?

— Вот именно.

— Ну-у-у… — сказал Эгберт. В его голосе зазвучала мольба. — Но, Эванджелина, это же говорит твой Эгберт!

Надменная девушка засмеялась жестоким горьким смехом.

— Неужели? — сказала она. И вновь засмеялась. — Вы, кажется, воображаете, что мы все еще помолвлены?

— А разве нет?

— Категорически нет. Вы меня оскорбили, растоптали самые высокие мои чувства, повели себя как гнусный тиран, и я могу только радоваться, что вовремя поняла, что вы за человек. Прощайте, мистер Муллинер.

— Но послушай… — начал Эгберт.

— Уходите! — сказала Эванджелина. — Вот ваша шляпа.

Она властно указала на дверь. И мгновение спустя захлопнула ее у него за спиной.