Вторая террористическая война в России 1901-1906 гг.
Шрифт:
“По его выражению (Витте), его взяли “на затычку” и выбросили “хуже прислуги””.
На самом деле ситуация была сложная, неоднозначная. Витте хотел действовать по стандартной схеме - как в Европе, и это было очень сомнительно в той ситуации в России. Витте сам понимал, что Парламент - Дума будет использована другими силами и по другому назначению, но питал какие-то иллюзии:
“… Я отлично понимаю, что создаю себе не помощника, а врага, но утешаю себя мыслью, что мне удастся воспитать государственную силу…”.
С воспитанием у Витте ничего не получилось - первая Дума (апрель 1906 года) - “дума народного гнева”, сама не работала, а то, что называли работой, было полностью
Столыпин, начав реформирование, объявил, что новая Дума должна быть другой, то есть должна нести ответственность за принятые решения вместе с правительством, а не так как прежде - Дума обсуждает и принимает законы, “а действует и несёт ответственность правительство” (Столыпин).
А главное - Столыпин решил побороться за умы уже испорченных низов - крестьянства:
“Итак, на очереди главная задача - укрепить низы. В них все силы страны. Их более ста миллионов! Дайте государству двадцать лет покоя, внутреннего и внешнего, и вы не узнаете нынешней России!” - убеждал Столыпин. П. Н.
Милюков:
“Будучи сам землевладельцем, Столыпин прекрасно знал, что в России, как исключительно землевладельческой стране, главный политический и социальный вопрос лежит в аграрной реформе”.
Направление выбрано правильно, хотя просьба - двадцать лет покоя, в том числе и у террористов, выглядит как утопия, иллюзия. По утверждению княгини Васильчиковой (Вяземской) - все поняли “что он (Столыпин) был главным камнем преткновения на их пути и что он один способен с ними (террористами.
– Р. К.) справиться”.
Ответные меры террористов не заставили себя долго ждать. Еврейский идеолог С. М. Дубнов так охарактеризовал Столыпина в этот период в своём дневнике:
“Столыпин, который для царя и его черносотенной камарильи был “либералом”, боялся делать какие бы то ни было уступки в пользу евреев”.
Результаты подобных выводов вскоре стали очевидными - мощнейший взрыв дачи Столыпина на Аптекарском острове унес жизни 23 человек, 35 человек были ранены, в том числе трехлетний сын Столыпина Аркадий и 6-летняя дочь Наталья, а Петр Аркадьевич остался жив.
Поскольку Столыпин остался жив, то радостных записей по этому поводу на этот раз в мемуарах Дубнова нет. Зато современный идеолог С. Резник утверждает, что Столыпин сам себя взорвал:
“Пикантная подробность побоища в доме премьера на Аптекарском острове состояла в том, что прямым соучастником его был… сам премьер. История этого злодеяния прямо связана с тем, что в июне, в Киеве, некто Соломон Рысс, арестованный “при попытке ограбления артельщика”, стремясь избежать смертного приговора, предложил свои услуги полиции”; “12 августа к дому Столыпина на Аптекарском острове, в обычное для приёма время, когда там толпилось много посетителей, в открытом ландо подкатили два жандарма. Они быстро вошли в вестибюль, неся каждый по тяжёлому портфелю. Заметив какие-то непорядки в их форме, охрана бросилась наперерез, но уже было поздно. Страшный взрыв разнёс в клочья обоих “жандармов” и отправил на тот свет ещё 25 человек. Часть дома взлетела на воздух. Сквозь клубы дыма и пыли слышны были жалобные стоны, ржание раненных лошадей. Тяжело пострадали дочь и сын премьера. Чудом уцелевший Столыпин проявил самообладание и мужество”; “Даже после этой бойни Рысс не был арестован и продолжал служить сексотом. Зато уже через неделю, по представлению Столыпина, царь подписал чрезвычайный закон (19 августа 1906 г.) о введении скорострельных военно-полевых судов. Этот “решительный” ответ власти маскировал то, что действенного средства борьбы с террором у Столыпина не было”.
Неправда, Шимон Резник из США язвительно соврал - бесспорно действенным оказалось это средство, вылечило страну, и 1907 год был уже совсем другим. Стоит заметить, что у Резника серьёзные проблемы с логикой, хотя понятно его сильное желание за уши притянуть Соломона Рысса к Столыпину. (С некоторой поры цитирую С. Резника не для того, чтобы показать демократично альтернативное мнение, а - чтобы повеселить читателя).
Столыпин давно имел претензии к судам, которые долго разбирали дела по терроризму, волокитили, выносили мягкое наказание или под давлением общественного мнения, или в результате подкупа, или проиграв умышленно или по причине недостаточного профессионализма и победы талантливых адвокатов. Теперь Столыпин, резко преодолевая весь демократическо-либеральный вой, издал знаменитый “скорострельный закон” о военно-полевых судах, который неожиданно возымел большой прямой и профилактический эффект. Шла война - и меры должны были быть адекватными, военными. Та пугающая жесткость, которую царь лелеял надежду увидеть у Витте, проявилась у Столыпина, который продемонстрировал твёрдую решимость навести порядок.
Стоит отметить, что под удар военно-полевых судов попали исполнители, “мясо”, а “мозги” - идеологи остались на свободе, а тем, кто был арестован, могли позавидовать арестанты всей планеты.
“Троцкий, например, жил в питерских “Крестах” со всеми удобствами. Сохранилась его тюремная фотография - во фраке, с белоснежным воротничком и манжетами, как в великосветском салоне.
Его камера и впрямь стала подобием салона. Днем двери не закрывались, к нему пускали гостей. Навещали соратники, иностранцы. Еду ему доставляли из ресторана лучшего качества. Суд открылся в сентябре 1906 года, на заседании которого Троцкий закатил такую экзальтированную речь, что довел себя до эпилептического приступа. Разумеется сорвал овации, восторги молодых людей и восхищение барышень”, - отметил в своём исследовании В. Шамбаров.
П. А. Столыпин понимал необходимость реформ и, несмотря на сильные опасения царя, при самом активном участии Столыпина с 20 февраля 1907 года стала работать Вторая Дума. Причём с известным высказыванием П. А. Столыпина: “Не запугаете”, работу Второй Думы он организовал по новому, по своему видению. Вот как эту Думу язвительно охарактеризовала оппозиция в лице Милюкова:
“Она (Дума) превратилась в “департамент министерства внутренних дел””.
Интересно выглядели протестные мероприятия против этой Думы. Ранее мы видели, как рабочих заставляли участвовать в протестных акциях: останавливали котлы, срезали ремни механизмов и ходили по домам рабочих. А. Солженицын, цитируя Диманштейна, показывает, что такие же “демократические” методы применялись и к своим:
“А когда надо было протестовать против созыва “булыгинской” (законосовещательной) Думы - кампания “перенеслась из “биржи” в еврейском районе в синагоги… Туда же являлись во время молитвы ораторы партии… под защитой своего боевого отряда, который являлся туда вместе с докладчиком и занимал все выходы… На этих собраниях обычно принимались предлагаемые, заранее подготовленные резолюции без всяких возражений”, - а куда ж было деваться бедным молящимся евреям? Попробуй этим молодчикам возрази!”
Эта же “демократическая” традиция неуклонно соблюдалась и в советское время.
Судя по дневниковым записям тех лет еврейского историка С. М. Дубнова, - оптимизма у сторонников революции ещё было много, они решили воспользоваться свободами “Манифеста” и организовали для продвижения своих взглядов в Думе партию конституционных демократов - кадетов, их ещё “почему-то” называли “эсерами”, хотя это были легализованные руководители терроризма из Бунда и многочисленных сионистских организаций. Эту партию “догадались” назвать партией “Народной свободы”, хотя точнее можно было бы её назвать “Партией еврейской свободы”, а ещё точнее - “Партией еврейской гегемонии в России”. Семён Маркович в своих мемуарах отметил: