Второй этаж

— Сейчас переключу камеру и покажу тебе, как устроилась.

Через час выхожу из номера и нос к носу сталкиваюсь с Константином. Смотрим друг на друга, не мигая, заряжая все вокруг непонятной энергией.

— Эээ. Я хотел тебя поторопить, — первым говорит он.

— Я уже собрана, как видишь.

— Вижу. — Громов осматривает меня с ног до головы. В глазах вспыхивает искра.

— Понравилось мое красное платье, Константин Игоревич? — игриво спрашиваю я и поворачиваюсь к нему спиной, чтобы закрыть дверь.

Вдруг он прижимает ладонь к косяку на уровне моей головы и склоняется к моему уху. Ощущаю теплое дыхание, мускусный аромат. Я сойду с ума.

— Очень, — шепчет Громов.

Я замираю. Ощущать его так близко невыносимо. «Я хочу чужого мужа» возвращается в мою голову. Черт! Здесь нет никаких стопов, кроме совести и здравомыслия. Но разве последние у меня остались?

С трудом поворачиваю ключ в замке и разворачиваюсь. С одной стороны его рука преграждает мне путь, с другой свобода, а в паре сантиметров его губы. «Что ты выберешь, Миа?» — Моя внутренняя кокетка замирает в ожидании.

— Пойдем? — шепчу я.

— Пойдем. — Ухмыляется он и опускает руку.

— Покороче платья у тебя не нашлось? — спрашивает Костя, когда двери лифта закрываются. Я широко улыбаюсь. Его взгляд направлен на мои ноги.

— Нашлось, но не хотела тебя еще больше травмировать, — с сарказмом отвечаю я.

В кафе мрачновато. Превалируют темные оттенки коричневого. Виталий сидит в центре зала, лицом к входу. «Этот мужчина любит доминировать», — отмечает Миа-2.

— Миа, ты очаровательна, — встает и с восхищением говорит он.

Мне не по себе от его взгляда. Я кошусь на Громова. Он спокоен. Как ему это удается?

— Спасибо, — растянув губы в подобие улыбки, отвечаю я.

— Присаживайтесь, — вежливо просит Виталий.

Константин галантно отодвигает мне стул, после садится рядом. Директор не сводит с нас лукавого взгляда.

— Как вам номера? Понравились? — ехидно спрашивает он.

— Очень уютно, спасибо, — стараясь быть доброжелательной, отвечаю я.

— А тебе, Костя?

— Может, сделаем заказ? — резко отвечает он.

— Конечно. — Делая вид, что не заметил, директор подзывает официанта. Невозмутимость — их семейная черта.

Перед нами вырастает молодой человек в белой рубашке и длинном фартуке поверх черных брюк.

— Миа, вина? — интересуется Виталий.

— Да, пожалуй, — нервно отвечаю я. Может, хоть это меня успокоит?

— Тогда нам бутылочку «Мадрасы», — говорит директор и обращается к брату: — Кость, ты будешь?

— Воздержусь, — цедит он.

— Хорошо, а поесть… Что посоветуете сегодня?

Когда заказ сделан, официант удаляется. Виталий нанизывает меня на взгляд. Хорошо, что Костя рядом. Так безопаснее.

— Перейдем к делу? — складывая руки в замок, говорит Виталий.

— Давно пора.

Виталий рассказывает про офис, про новых сотрудников. Он уже всех нанял. Нам остается только научить. Я поражаюсь его скорости. Как можно столько успеть за одну неделю?

— Если справитесь, в субботу будем уже дома, — заключает он.

— То есть мы пробудем здесь всего четыре дня? — Как же хорошо.

Мне становится легче, не то от четвертого бокала вина, не то от этой новости.

— Если справитесь, — подчеркивает директор.

— Попросим счет? — спрашивает Константин. Видимо, ему порядком надоело присутствие брата.

— Костя, какой ты нетерпеливый. Я думал, мы посидим, поболтаем. Да, Миа?

— Пожалуй, я лучше пойду в номер. Завтра трудный день, — маскируя нервозность за доброжелательностью, говорю я и встаю из-за стола. Мужчины следуют за мной. — Доброй ночи.

— Доброй, Миа, доброй, — с лживой добротой произносит директор. В глазах лед. Мне хочется уйти от него и как можно скорее.

Разворачиваюсь и шагаю прочь, подавляя в себе желание, перейти на бег. Я кожей ощущаю, как его взгляд прожигает во мне дыру. Путь от столика до двери кажется мне равносильным сотне километров пройденных пешком. Как только выхожу из кафе, набираю в грудь побольше воздуха. До чего же он бывает «тяжелым».

Вхожу в лифт и прежде, чем створки успевают закрыться, чья-то рука просовывается между ними. Я вздрагиваю. Неужели это он? Двери разъезжаются, и на меня обрушивается красивый карий «мир». Я улыбаюсь. Громов тоже и входит в кабину.

— Ушла в этом платье. Бросила меня одного, — начинает перечислять Костя, сохраняя расстояние вытянутой руки между нами. Смотрю на него как завороженная. Радуюсь, что он здесь. Кажется, вино ударило в голову. Громов продолжает: — Смотришь на меня вот так. Думаешь, я тебя прощу?

Он засасывает меня в стерильно-порочный «мир» своих глаз. Я падаю, тону, захлебываюсь, жажду. Нет, только не так. «Я люблю своего мужа», — проговариваю про себя. Двери открываются, мы выходим наружу. Очень вовремя.

— Мне не нужно твое прощение, Громов, — лепечу я. — Это ты должен его попросить.

— За что?

Останавливаемся у дверей наших номеров.

— За то, что ты отобрал у меня право выбирать. За то, что молчишь. За то, что играешь, — расхожусь я.

— Тише-тише. Сбавь обороты. — Ухмыляется он и прижимается спиной к стене. Я смотрю на него сквозь винную пелену, и мне в голову приходит мысль. Тем временем Громов продолжает: — Так я никогда не решусь…

— Дотронься. — Я прерываю Константина и кладу его ладонь на свою левую грудь. В его взгляде удивление смешивается с испугом. — Чувствуешь? — Я заглядываю в карие глаза — ошеломление. — С тех пор, как я встретила тебя, там образовалась воронка, которая вкрутила тебя в меня.– Одной рукой я удерживаю его руку на груди, а другой дотрагиваюсь до своей головы, стуча пальцем по виску. — Ты здесь и здесь. — Громов смотрит на меня, не мигая.

— Во мне живешь ты… и мой муж. Вам тесно, понимаешь? Мне уже едва ли есть, чем дышать. Я не могу так, Кость. Не могу. Я пытаюсь тебя понять, но не выходит. Ты далеко и близко. Ты целуешь и молчишь. Хватит. Остановись здесь и сейчас. Мы — невозможно. Ты сам сказал. К чему эти игры? Чего ты хочешь?

Я замолкаю и отшатываюсь к своей двери. Не могу поверить, что только что произнесла эту речь. Проклятая «сыворотка» правды. Гляжу на него. С нежностью, с болью. Все перемешано.

— Миа, ты сейчас серьезно?