Выбирая свою историю."Развилки" на пути России: от Рюриковичей до олигархов

Первоначально народовольцы возвращаются к нечаевской заго­ворщицкой тактике действий ради созыва Учредительного собрания. Пока что они не намерены диктовать народу свою волю. Народоволь­ческая программа, напечатанная в № 3 журнала «Народная воля», вышедшем 1 января 1880 г., гласила: «Мы полагаем, что народная во­ля была бы достаточно хорошо высказана и проведена Учредитель­ным собранием, избранным свободно, всеобщей подачей голосов, при инструкциях от избирателей. Это, конечно, далеко не идеальная фор­ма проявления народной воли, но единственно в настоящее время возможная на практике, и мы считаем нужным поэтому остановить­ся именно на ней». Уже это свободно избранное учредительное собра­ние должно «пересмотреть все наши государственные и общественные учреждения и перестроить их согласно инструкциям своих избирате­лей».

Проблема была в том, какие инструкции избиратели дадут своим депутатам. Знакомство с крестьянами, состоявшееся в результате многообразных «хождений», убедило народников, что эти инструкции едва ли будут созвучны чаяниям революционеров. Оставалось сделать следующий логический шаг и признать за партией меньшинства воз­можность ради построения светлого будущего отбросить идеалы не­просвещенного народа.

Этот шаг был сделан Петром Никитичем Ткачевым, начинавшим революционную карьеру в нечаевском кружке. Во второй половине 1870-х гг. он широко пропагандировал свои идеи в издававшемся им за границей журнале «Набат», имевшем огромное влияние в револю­ционной среде. «Только обладая властью, — писал Ткачев, — меньши­нство может заставить большинство перестраивать свою жизнь сооб­разно... с идеалом наилучшего и наисправеддивейшего общежития». Однако неразумное большинство едва ли согласится без борьбы на ус­тановление непонятного «наисправедливейшего» строя. Поэтому ре­волюционерам не избежать применения революционного насилия в отношении самого этого трудящегося большинства (Ткачев был убежден, что все лица старше 25 лет безнадежно испорчены старым стро­ем, не смогут включиться в новый и подлежат уничтожению).

Уже в 1875 г. в статье «В чем должна состоять ближайшая прак­тически достижимая цель революции» Ткачев сформулировал этот важнейший тезис. «Ближайшая... цель революции, — писал он, — должна заключаться не в чем ином, как только в том, чтобы овладеть правительственною властью и превратить данное консервативное го­сударство в государство революционное». А вот собственно социаль­ная революция, доселе считавшаяся результатом массового действия освобожденного народа, «осуществляется революционным государ­ством, которое... уничтожает консервативные и реакционные эле­менты общества, упраздняет все те учреждения, которые препятству­ют установлению равенства и братства; с другой — вводит в жизнь уч­реждения, благоприятствующие их развитию».

Деятельность ткачевского революционного государства должна была выразиться в «постепенном преобразовании современной крестьянской общины, основанной на принципе временного, частно­го владения, в общину — коммуну, основывающуюся на принципе совместного труда с использованием общих орудий производства»; в «экспроприации орудий производства, находящихся в частном владе­нии, и в передаче их в общее пользование»; «постепенном введении таких общественных учреждений, которые бы исключали всякое пос­редничество при обмене продуктов и изменили бы принцип буржуаз­ной справедливости: око за око, зуб за зуб, услуга за услугу, — прин­ципам братской любви и солидарности»; «постепенном устранении физического, умственного и нравственного неравенства между людь­ми при посредстве обязательной системы общественного, для всех одинакового, интегрального воспитании»; «уничтожении существую­щей семьи, основанной на принципе подчиненности женщин, рабства детей и эгоистического произвола мужчин» и, наконец, — «в развитии общинного самоуправления» и «постепенном ослаблении и упраздне­нии центральных функций государственной власти».

Программа Ткачева, в основных чертах сформировавшаяся уже в 70-е гг., приобрела особенно широкую популярность в 1880-е гг., ког­да «Народная воля» была окончательно разгромлена и сошла со сце­ны, а менее кровожадные народники занялись просто культурной ра­ботой в народе. Против Ткачева резко выступили соратник Маркса Энгельс и бывший народник, организатор «Черного передела» Плеханов. Плеханов посвятил критике ткачевских взглядов большой раздел полемической книги «Наши разногласия». Существо разногласий Плеханов видел в различном отношении к массам: как цели или сред­ству. Плеханов к этому времени уже был социал-демократом и крити­ковал тактику Ткачева, называя его бланкистом (от имени французс­кого теоретика и практика заговора Луи Огюста Бланки). С точки зрения первого (социал-демократа), писал он, — «РЕВОЛЮЦИЯ имеет "особенно важное значение" ДЛЯ РАБОЧИХ; по мнению вто­рого, РАБОЧИЕ имеют, как мы знаем, особенно важное значение ДЛЯ РЕВОЛЮЦИИ. Социал-демократ хочет, чтобы рабочий САМ СДЕЛАЛ свою революцию; бланкист требует, чтобы рабочий ПОД­ДЕРЖАЛ революцию, начатую и руководимую за него и от его имени другими, положим хоть гг. офицерами, если вообразить нечто вроде заговора декабристов».

Как замечал позднее внимательный наблюдатель и тонкий анали­тик Николай Бердяев: «Полемика Плеханова с Ткачевым представляет большой интерес, потому что она звучит совсем так, как будто Плеханов полемизируег с Лениным и большевиками, в то время как их еще не существовало... Плеханов, как потом все марксисты-меньшевики, не хочет признать особенных путей России и возможность оригинальной революции в России. И в этом он, конечно, ошибся. Ткачев был более прав. Ткачев, подобно Ленину, строил теорию социалистической революции для России. Русская революция присуждена следовать не по западным образцам».

Сами большевики в начале своего правления отнюдь не стесня­лись родства с Ткачевым. В 1923 г. в журнале «Пролетарская рево­люция» видный большевик и второстепенный историк С.И. Мицкевич утверждал, что «русская революции в значительной мере произошла по Ткачеву: путем захвата власти в заранее назначенный срок (25 ок­тября) революционной партией, организованной по принципу стро­гой централизации и дисциплины, и эта партия, захватив власть, действует во многом по тому методу, который рекомендовал Ткачев». Далее, перечислив основные преобразования, которые должно было осуществить после переворота «революционное государство», автор восклицал: «Как современны и близки нам все эти взгляды Ткачева! И наш теперешний строй, не есть ли осуществление мечты Ткачева, что революционная партия, захватив власть, будет править, опираясь на «Народную Думу». Его «Народная Дума» то же, что наши Советы». К нему вскоре присоединился официальный глава большевистской ис­торической науки М.Н. Покровский, в пространной статье «Корни большевизма в русской почве» (1923) он прямо называл в ряду пред­теч большевизма Пестеля, «Молодую Россию» и Ткачева.

В борьбе двух вариантов «русского социализма» победа в конечном счете досталась самому радикальному и в этом смысле наиболее «рус­скому». Между тем события могли принять совершенно иной оборот, если бы присяжные, судившие в марте 1878 г. Веру Засулич, не сос­кользнули, под влиянием оппозиционного настроения образованного общества, с твердой почвы права на зыбкую почву справедливости.

Подробнее на эту тему:

Пантин И.К., Плимак Е.Г., Хорос В.Г. Революционная традиция в России: 1783-1883 гг. М.: Мысль, 1986.

Пирумова Н.М. Александр Герцен: революционер, мыслитель, человек. М.: Мысль, 1989.

Революционный радикализм в России: век девятнадцатый. Документальная публи­кация. М.: Археографический центр, 1997.

Седов М.Г. Героический период революционного народничества. М.: Мысль, 1966.

1881 — Плоды «ананасного» манифеста

29 апреля 1881 г. государь император Александр III подписал мани­фест с предлинным названием «О призыве всех верных подданных к служению верою и правдою Его Императорскому Величеству и Госу­дарству, к искоренению гнусной крамолы, к утверждению веры и нравственности, доброму воспитанию детей, к истреблению неправ­ды и хищения, к водворению порядка и правды в действии учрежде­ний России». Напомнив верноподданным, что «Богу, в неисповеди­мых судьбах Его, благоугодно было завершить славное Царствование Возлюбленного Родителя Нашего мученической кончиной, а на Нас возложить Священный долг Самодержавного Правления», государь сообщал, что «посреди великой Нашей скорби Глас Божий повелева­ет Нам стать бодро на дело Правления в уповании на Божественный Промысел, с верою в силу и истину Самодержавной Власти, которую Мы призваны утверждать и охранять для блага народного от всяких на нее поползновений».

Шутники немедленно окрестили царский манифест о незыбле­мости самодержавия «ананасным» — при распевном церковном чте­нии с амвона из неизящного оборота «а на Нас возложить Священный долг» неудержимо выпирал досадный никчемушный «ананас». Дело, однако, было вовсе нешуточное. Манифест был решительным отве­том разом нескольким партиям, обнаруживающим «поползновения» на самодержавность власти.

Прежде всего он был ответом террористам, которые 10 марта 1881 г., через десять дней после убийства Александра II, выставили ультиматум его сыну.

В открытом письме Александру III Исполнительный комитет «На­родной воли», нарисовав картину глубокого социального и политичес­кого кризиса, поразившего Россию, утверждал:

«Из такого положения может быть два выхода: или револю­ция, совершенно неизбежная, которую нельзя предотвратить никакими казнями, или добровольное обращение вер­ховной власти к народу. В интересах родной страны, во из­бежание напрасной гибели сил, во избежание тех страшных бедствий, которые всегда сопровождают революцию, Ис­полнительный комитет обращается к вашему величеству с советом избрать второй путь. <...>