Выбор Донбасса
Шрифт:
Стражнице у дверей дела до посторонних не оказалось, в магазине они тоже пришлись не ко двору: продавщица дремала, улёгшись тройным подбородком на руки, мягкой периной разложенные по прилавку. Разлеглась бы наверняка и пошире, но локоть упирался в объявление: «Продаю свежий навоз. Самовывоз».
Вошедшим требовался амбарный замок, но Кречет не забыл про подначку с паролем и кивнул на объявление.
— Грамм двести пятьдесят не взвесите? Товарищ выращивает кактусы...
Заканчивал просьбу шёпотом: над прилавком начало вставать что-то могучее, колышущееся, заполняющее собой место что вширь, что в высоту,
На улице к женщине-лесорубу подкатил на разномастном мотоцикле муж. С головы на голову пересадил ей свой шлем, себе достал из коляски сетку от пчёл. В два притопа, три прихлопа завёл смесь «Урала» и «Явы», шумахером погазовал перед стартом. Мигнув, как макака, красным задом, мотоцикл умчал топор в гудящий комарьём Брянский лес, выглядывающий из-за последнего уличного дома.
— Мужики! Сливы не нужны? — раздалось за спиной у приезжих. — Возьмите. А то у меня свиней нет, скормить некому. Пропадут.
Два ведёрка жёлтых, готовых от одного прикосновения брызнуть соком слив предлагал тщедушный мужичок–старик. Он был минимум трижды не брит, майку прикрывал скособоченный плащ, но исцарапанные колючками пальцы цепко держали вёдра.
— Всего-то за 50 рублей, — уличного торговца привлекли, скорее всего, столичные костюмы и галстуки потенциальных покупателей. Москвичи для Суземки виделись людьми добрыми, потому что за 50 рублей можно лишь проехать один раз на метро, а тут предлагают два ведра слив, растущих целый год. Выгоднейшая сделка, кто понимает хоть что-то в торговле.
Она даже добрым москвичам была не интересна, но, затягивая паузу, мужик переключился на двух кошек, бредущих вдоль забора:
— О, две варежки идут. Одна будет чёрная, другая рыжая… А навоз у Клавки не берите. Кто берёт — потом пять лет вообще на огороде ничего не растёт. Даже бурьян. Выжигает. Во питание...
— Васька, не морочь людям голову, — вслед за кошками шла аккуратно одетая старушка-гимназистка с прутиком, которым, как гусей, направляла их домой. — Иди приведи себя в порядок.
— Э-э, — возразил ей с улыбкой мужичок. — В человеке главное — внутренний мир!
Дождавшись, когда наставница унесёт на голове на достаточное расстояние корону из накладной косы, поведал:
— Тёща. Бывшая. Собаку облей в мороз водой — околеет. А эта каждую зиму в прорубь — и опять хрен да ни хрена, ходит поучает. Так как насчёт слив-то?
Времени на пустые разговоры у друзей не оставалось, солнце клонилось к закату, но Васька не отставал, пошёл за ними и к машине. Оглядел её критически, хотя и не без зависти. Нарисовал пальцем рожицу на запыленном капоте.
— А у меня тоже… велосипед… был. Иномарка. Угнали. На двух колёсах, вообще-то, лётает душа, а на четырёх возится бренное тело, — с чувством превосходства дорисовал рожице усы.
— Только вот всё, что между ног — не транспорт, — не согласился быть мальчиком для битья Димка, купивший джип лишь месяц назад. Кивнул на сливы, попробовав выехать на старой шутке: — 150 граммов в кулёк.
Мужичок несколько секунд в прищур глядел на шутника, оценивая степень оскорбления, потом медленно, не спуская с него взгляда, высыпал
сливы под колесо.— Если думаешь, что я тебе трусы на верёвочке, то глубоко ошибаешься.
Усмехнулся и пошёл вдоль забора, тарахтя пустыми вёдрами, как трещотками, по штакетнику.
Кречет стукнул по лбу нарисованному человечку. Сергей проверил ударом ноги накачку шин. Молча влезли в машину, Дима включил радио. Москва, как болтливая баба, взахлёб рассказывала о себе в новостях, и единственное, что её заглушало, так это трещотка Василя. Юмор — он такой, он сковорода без ручки. Собственно, человеку и даны два уха и только один рот для того, чтобы больше слушать и меньше болтать.
— Поехали, — принял на себя командование Сергей: старшим машины среди военных является тот, кто сидит справа от водителя.
Стараясь не раздавить сливы, Дима развернул машину, выставив её широкую морду к лесу, поглотившему разноцветный мотоцикл. Зелёная стрелка на экране навигатора уткнулась тоже туда, в извилистую лесную дорогу, которая и обещала вывести путников к нужной деревеньке. Баба Зоя, должно быть, уже заждалась заказанного замка…
Проплыли расхаживавшие вдоль дороги в ожидании добычи вальяжными гаишниками галки. Склонившиеся до пыли слоновьи уши лопухов. Москва в эфире продолжала сплетничать, но уже про Питер. Рекламный щит, увешанный, как грудь маршала, бесчисленными наградами, призвал вернуться и купить новые окна для счастья на улице Коммунистической. Но нарисованный усатый человечек понёсся на капоте вперёд, словно желая оставить как можно дальше брошенные хозяином сливы.
Дом бабы Зои даже не искали — первый слева на центральной улице, в голубой цвет выкрашенный. Приставленная к калитке палка извещала об отсутствии хозяйки, зато на шум мотора примчалась на трёх лапах утыканная репейником псина. Присела чуть поодаль, выхлопывая смиренными глазами милосердие. Поймав на лету кусок колбасы, вмиг забыла об интеллигентности и принялась давиться деликатесом, гневно прорычав даже на тяжело прожужжавшую рядом муху.
— Я туточки, тута я, — прозвучало от дома напротив.
Раздвигая заросли мальвы около палисадника, к гостям зашмыгала в галошах на вязаные носки бабуля. Сил хватило дойти до середины дороги, на разметке из бараньего гороха опёрлась о палку отдышаться. Подавшегося на помощь Сергея остановила издали: сама, не волнуйся сердцем впустую.
— Разогналась идти, а ноженьки меня не слышат, — оправдалась, подойдя. Порванное сбоку платье перетащила на перед, спрятала дырку под фартуком. — Да ещё утром для смеха тяпкой по ноге лузганула… Ну, здравствуйте! С приездом. Я соседка, баба Сима.
Указала палкой на голубой дом:
— Это я калитку палкой подпёрла от Кузьмы, шляется по дворам как будто он всюду один хозяин, — замахнулась на собачку, прыгающую следом. Вместо звонка постучала палкой по забору: — Зойка. Встречай гостей! Идите смелее, ждёт с утра.
Сергей отметил просевший угол крыльца и потерявшую из-за этого себе опору лавку. Это армейские острословы, намекая на скрещённые стволы пушек в его артиллерийской эмблеме, говорят, будто пушкари в этой жизни палец о палец не ударят. А ракеты к звёздам кто запускает? Пушкин? Хотя на грешной земле работы, конечно, ещё больше. Сюда, к бабе Зое, надо было раньше приехать...