Выбор воина (Витязь - 2)

А волны надвинулись стеной и со страшной силой ударили в самолет. Что-то треснуло, привязные ремни лопнули, и Савинова бросило головой прямо на приборную доску, лбом о прицел. Перед глазами вспыхнуло солнце, в сиянии которого внезапно возникло чье-то лицо... "Ярина!
– закричал он, узнавая. Ярина!!!" Но солнце погасло... и стало совсем темно... Совсем... Темно...

Часть третья

ПУТЬ ДОМОЙ

Глава 1

Дважды Герой

Как могли мы прежде жить в покое

И не ждать ни радостей, ни бед,

Не мечтать об огнезарном бое,

О рокочущей трубе побед.

Как могли мы... но еше не поздно,

Солнце духа наклонилось к нам,

Солнце духа благостно и грозно

Разлилось по нашим небесам...

Николай Гумилев

Он медленно разлепил глаза. "Где я?" Взгляд наткнулся на стальные стены и потолок, украшенный переплетением металлических балок. Свет исходил от стеклянного плафона, забранного частой проволочной сеткой. Савинов моргнул и уставился на него. "Не может быть!"

– Добрый день, товарищ гвардии майор!
– сказал кто-то. Голос доносился справа, и Сашка с натугой скосил глаза в ту сторону. Это простое движение доставило ему массу неприятных ощущений.

"Ну как же, биться башкой о прицел - это не в валенки с печки прыгать!" Наконец ему удалось повернуть голову и разглядеть говорившего. Тот был среднего роста, в морской форме с нашивками капитан-лейтенанта. Светловолосый, подтянутый, с жестким лицом и пронзительными голубыми глазами.

– Разрешите представиться, капитан-лейтенант Белокопытов, представитель Наркомата ВМФ. Мы с вами на борту английского эсминца "Пенджаб" из сопровождения конвоя Пэ-Ку шестнадцать... Вас успели-таки выловить из воды, когда самолет почти затонул.

– Вы что-то путаете, товарищ, - хрипло сказал Савинов и откашлялся. Во-первых, я не майор, а капитан...

Моряк улыбнулся:

– Нет, товарищ Савинов, все верно. Вы почти сутки были без сознания. И конечно, не в курсе. За это время из Москвы пришло представление к награждению вас второй Звездой Героя и повышению в звании на одну степень. Командующий ВВС Северного флота, узнав, что вы живы, назначил вас командиром Второго гвардейского истребительного авиаполка. По выздоровлении, разумеется. Вот заживут сломанные ребра...

– Ребра?
– переспросил Сашка.
– Я думал, что только голову себе раскроил...

– Столкновение с водой было очень сильным. Вы, видимо, ударились грудью о рукоятку управления, а уже затем - головой об прицел. Фонарь сорвало, и вас выбросило из машины. Сотрясение мозга, пара сломанных ребер, плюс переохлаждение... Но ведь вы, летчики, народ крепкий, выздоровеете глазом не успеем моргнуть!

"Твои слова бы - да Богу в уши!" - подумал Савинов.

Каплей перестал ему нравиться. "Уж больно гладко излагает, ласково, а морда-то волчья. Особист66 небось..." Сашка прикрыл глаза и устало спросил:

– Скажите хоть, как там на фронте?

– Если вы имеете в виду наш, Карельский, то все в порядке! Вот у меня здесь последняя сводка...
– Каплей пошуровал в кармане и извлек сложенный вчетверо листок.

"Ну точно, особист - вон даже сводку приготовил..."

– В последний час, - торжественно начал Белокопытов, - войска Карельского фронта остановили продвижение частей Шестой горнострелковой дивизии СС "Норд", рвавшейся к Мурманску, и перешли в контрнаступление по всему северному участку фронта. Части пятьдесят второй и четырнадцатой стрелковых дивизий отбросили врага на исходные позиции и при поддержке двенадцатой бригады морской пехоты выбили его с правого берега Губы Западная Лица. Захвачено большое количество вооружения и боевой техники врага. ВВС Северного Флота и авиация четырнадцатой армии уничтожили в боях девять фашистских самолетов...

– он прервался на минуту, - три из них ваши, товарищ гвардии майор...

"Что это он всю дорогу так официально, по званию?
– подумал Сашка. По всем приметам, то ли арестовать он меня должен, то ли я теперь шибко важный, вот он и гнется. Терпеть ненавижу! И темнит он что-то. "Если вы имеете в виду наш, Карельский...", а что, Ленинградский не наш, что ли? Или Калининский... Темнит. Видать, не все в порядке на остальных фронтах..." Он снова прикрыл глаза. Слова доносились до него как сквозь вату. В ушах зашумело. Каплей заметил и прервал чтение.

– Вам нехорошо, товарищ Савинов? Я вызову врача...

Дверь лязгнула, и Сашка остался один. В голове бродили смутные мысли. Что-то надо было вспомнить. Что? За переборкой послышались быстрые шаги. Звякнула кремальера. Летчик открыл глаза и увидел миловидную девушку в белом халате и шапочке с красным крестиком. Она деловито приблизилась, стуча каблучками, присела рядом и принялась замерять Сашкин пульс. Холодные пальчики сжали его запястье, подержали, дрогнули и отпустили. Девушка осторожно коснулась его головы, поправила повязку и улыбнулась. Улыбка у нее была хорошая. Савинов хотел поблагодарить ее, но она строго свела брови и сказала:

– Вам, товарисч лъетчик, нелся говорит много! Ви ранъен!
– и, снова улыбнувшись, спросила: - Мой рашен уджасен?

– Нет-нет, - ответил Савинов, - вы говорите совсем неплохо, а выглядите еще лучше!

Сестричка улыбнулась еще ослепительнее и спрятала за ушко выбившуюся из-под шапочки рыжую прядь.

– Ви, лъетчики, так много сказаете комплименте! Это уджасно!
– и смешливо погрозила ему пальцем. Савинов смотрел на нее, улыбался до ушей и чувствовал, как теплая волна нежности омывает его сердце. Эта рыженькая сероглазая англичанка была очень на кого-то похожа... Стоп! Рыженькая... "Ярина!" - вспомнил он. Видимо, лицо его изменилось, потому что девушка испуганно привстала и спросила:

– Что с вами, Алекс?! Вам плохо?

– Нет!
– прошептал он, а в голове пушечными залпами гремело: "Нет! Нет! Нет! Я не хочу здесь! Мой дом теперь там! Это был не сон! Не может такое быть сном!" Он бы, наверное, закричал, но тут вдруг переборки корабля завибрировали. Откуда-то донесся частый грохот, будто с десяток отбойных молотков разом долбили стену. Сашка дернулся, боль пронзила его тело. Прохладная ладошка коснулась щеки, нежно погладила по отросшей щетине.

– Какой ви колъючий... Не волновайтес, это налиот... Всего-то пара штук самолиотс... Их будут сбить, а ви спите! Я посидею с вами... Все хорошо...

Она потянулась, чтобы поправить Савинову подушку, обдав его тонким запахом незнакомых духов. Ее грудь оказалась прямо перед Сашкиным лицом... И он вдруг увидел вместо этой груди, строго обтянутой белой тканью, другую - самую красивую грудь на свете. Обнаженную, с темными, напряженными сосками... ЕЕ кожа была странного персикового цвета, бархатистая и нежная. Хотелось непременно коснуться этого чуда, осторожно так, словно не веря, что счастье и любовь все-таки бывают на свете. И почему-то повезло именно ему... А солнечные лучи выхватывали из полумрака волшебные изгибы, окружая их тонким, сияющим ореолом. "Ярина... Яра..." Девушка смотрела на него, улыбаясь, и глаза ее на этот раз были зелеными...