Вынужденный брак

Широко зевая, сообщила, что Евгений в больнице, и чтоб сегодня они его не ждали. А, скорее всего, и завтра.

Потрясенный Николай прошептал:

– Что с ним?

На что получил донельзя странный ответ:

– У него оказалась аллергия на жгучий перец. Понятно?

Еще больше удивившийся друг семьи смутно пробормотал, понимая, что ничего не понимает:

– Понятно, конечно… А что он с ним делал посреди ночи?

Добросердечная жена уточнила:

– Как что делал? Дышал, естественно!

Не задавая больше вопросов, чтобы не получать на них еще более загадочных ответов, Николай выяснил, где лежит шеф, и еще долго после конца разговора тупо смотрел на тонко пикавшую трубку.

Тут же поехал в больницу, и, узнав о том, что произошло, так смеялся, что не на шутку разозлившийся Евгений пригрозил:

– Вот погоди, возьму у Ларки эту штуковину и угощу тебя хорошей порцией понюшки!

Николай с трудом взял себя в руки и дальше стал слушать друга, удрученно жалующегося ему на черствость жены.

– Она заявила бригаде скорой помощи, что со мной не поедет, потому что на улице темно, видите ли! И что я и без нее не помру! Прочихаюсь и здоровеньким снова стану! И вот я здесь, а она неизвестно где! Не удивлюсь, если узнаю, что она любовь крутит с очередным хахалем!

Как мог, Николай постарался утешить донельзя расстроенного друга и отправился на работу, облеченный всеми необходимыми полномочиями.

Сверх всякой меры обласканный больничным персоналом Бобров смог вырваться из их приторных объятий лишь через три дня, после клятвенного обещания подарить стационару новые аппараты для УЗИ и ЭКГ.

Главврач, чувственно потирая мягкие ручки, промурлыкал, блаженно глядя ему вслед:

– Эх, почаще бы у нас бывали такие пациенты! Всю аппаратуру бы обновили! – и мысленно посулил поставить литр медицинского спирта своему хорошему знакомому Васе, врачу скорой, доставившего к ним такого выгодного больного.

Глава восьмая

Юрий боялся, элементарно трусил. И не предполагал никогда, что способен на такое примитивное животное чувство. Это обескураживало и мешало думать. А подумать было над чем: вдруг Инга действительно беременна, и ребенок – его?

В этом случае Саша для него потеряна навсегда. С ее обостренным чувством порядочности она никогда не позволит ему вернуться, хотя Анюта – такой же его ребенок, как тот, еще не родившийся. Как меняются времена – каких-то пару лет назад он не знал, как избавиться от навязанной ему дочери. Наверное, он должен был пройти через всё это, чтобы понять, чего хочет от жизни, что ему по-настоящему дорого.

Чтобы отвлечься от мрачных дум и взять себя в руки, открыл научный журнал и попытался углубиться в статью, как раз соответствовавшую теме его диссертации. Ничего не получилось. Мысль ускользала, не желая сосредотачиваться на технических премудростях.

С досадой вспомнил, как легко, почти шутя, защитил кандидатскую. В то время он жил с Сашей и на душе было удивительно спокойно. Почему он не понял этого тогда? Или считал свой душевный покой само собой разумеющимся и никак не связывал его с постылой женой?

А сейчас душа растревоженно ныла, вынуждая хоть что-то предпринять. Но он вспоминал брошенный ему на прощанье презрительный Сашин взгляд, и оставался сидеть на месте, чувствуя свою беспомощность. Понимал, что не заслуживает ни прощения, ни счастья.

Поднял взгляд, и зеркало, висевшее напротив, отразило его усталое лицо и тревожный взгляд. Подумалось, что у отца были такие же обеспокоенные глаза, когда он от него уходил, и посочувствовал ему, как товарищу по несчастью.

Тот тоже, как и он, впервые обнаружил, что его жена нравится другим мужчинам. Они и в этом схожи друг с другом – совершенно уверены, что настолько неотразимы, что женщины никогда не смогут их забыть. А вот смогли.

Вспомнив про мать, неохотно решил исполнить сыновний долг и позвонил ей. Рабочий телефон никто не брал. Поняв, что она на кухне, поколебался, но позвонил на сотовый. В уши ударил сначала металлический шум, а уже потом послышался недовольный голос матери, не любящей, когда ее отвлекали от работы.

Сын толерантно поинтересовался, всё ли в порядке, узнал, что всё хорошо, даже чудненько и получил рикошетом тот же вопрос. Внезапно захотелось признаться, что у него всё плохо, что ему так муторно, что хочется напиться и обо всем забыть, но вместо этого бодро заверил:

– Отлично! А что еще у меня может быть?

Не вникая в нюансы его тусклого голоса, мать отрешенно попрощалась, и он вновь остался один. Сумрачно вздохнул. Вот так всегда с тех пор, как она занялась этим чертовым кафе и забросила и его и отца. Раньше она бы сразу поняла, что что-то не так, и хлопотала бы около него, как курица.

Он всё равно ничего бы ей не сказал, но было приятно сознавать, что он нужен и дорог. Теперь он как бездомный пес – каждый норовить его пнуть и выставить за порог.

Остро ощущая свою ненужность, лег на диван, закинул руки за голову и стал вспоминать, к кому из друзей можно было бы нырнуть, чтобы излить душу за парой бутылок пива.

Выяснилось, что ни к кому. Все были женаты и с детьми. Он тоже когда-то был женат, но не понимал, что это и есть счастье. Ощущал это как несвободу, навязанную извне.

Мысленно, только мысленно! – допустил худший вариант, и, к своему ужасу, понял: если Саша откажется выйти за него, или, что еще хуже, несмотря на все его предостережения и мольбы, сойдется с Павлом или с кем-нибудь еще, то жизнь потеряет для него всю свою еще так недавно ценимую прелесть.

Этот вариант был так кошмарен, что Юрий соскочил с дивана и решил немедленно поехать к ней. Пусть ругается, пусть даже стукнет его, всё лучше, чем сидеть и чувствовать, что медленно умирает.

Оглядел себя. Домашний костюм из плотного трикотажа смотрелся вполне комильфо, но его не устроил. Криво усмехаясь своему волнению, начал переодеваться. Тщательно причесался перед зеркалом, будто мальчик, трепещущий перед первым свиданием.

Закрыл глаза и попробовал припомнить свое первое свидание. К кому он торопился и как ее звали? Вспомнить не получилось, зато на губах вдруг прорезался вкус Сашиных поцелуев, свежих и невинных, каким они были только в их самую первую ночь. А потом она целовала его? Однозначно нет. Сердце снова охватило сожаление и тоска.

Поехал на машине, хотя был порыв вызвать такси. Звонить Саше не стал, понимая, что нарвется на отказ. По дороге промелькнуло несколько цветочных киосков и павильончиков с тортами и конфетами, но он ничего не стал покупать. Ее этим всё равно не умилостивишь. К тому же торт, вполне возможно, будет доедать, посмеиваясь, всё тот же ненасытный Пашка.