Выпускник. Журналист

Моя хватка вокруг ее талии сжимается, чувствую горячее дрожащее женское тело. Податливое. Желающее слиться с моим.

Понимаю, мне этого мало, и мои руки скользят на крепкую как орех попу.

— Ты же не отвечаешь за кота, — отвечаю чуть охрипшим от желания голосом.

— Я же его воспитала не по–советски.

— Действительно, такого кота надо судить на комсомольском собрании, он живет как буржуй. Капиталист, мать его.

Мои руки окончательно занимают нужное и удобное положение — на «щечках» Оли.

Останавливаемся… и в этот момент в мою руку врезаются раскаленные ножи.

— Твою мать! — ору я, резко убирая руки от попы Ольги.

В шоке разглядываю окровавленную руку и наглую морду Тимофея.

— Беги! — цежу сквозь зубы.

— Мне так жаль, — шепчет Оля. — Я его обязательно накажу.

В её голосе сквозит досада, но при этом она виновато улыбается, пытаясь сделать вид, что ничего особенного не происходит.

Кажется, она даже довольна своим котом.

— Ну всё, теперь я тебя накажу, — слегка шлепаю ее по пятой точке.

Смеется.

— Давай тебе руку обработаем, а то ты меня всю кровью заляпаешь, и постельное белье новое. Не хочу потом от крови отстирывать.

— Давай уже, — падаю на стул, жду пока девушка вернется с аптечкой.

— Зеленкой не надо! Просто забинтуй, — командую ей.

Оленька садится рядом со мной, обрабатывает глубокие ранения, нанесенные мне ее неуемным котом. Я же думаю о том, что такого развития свидания точно не ожидал.

Начинаю хохотать. Оля глядит на меня недоуменно, тоже смеется. Долго и громко гогочем.

Неожиданно тянусь к ней, накрываю ее рот глубоким поцелуем, орудую языком так, что Оля отстраняется.

— Закрой дверь, — командую я.

Встает, беспрекословно выполняет команду.

Возвращается, а я уже сижу на диване, расстегиваю брюки.

— Так быстро? — спрашивает дрожащим голосом.

— Быстро? Я тебя хотел, когда пришел. Это было час назад. Раздевайся.

Оля снимает с себя платье, делает неуверенный шаг ко мне.

— А поговорить?

— О чем? — моя рука касается ключицы и бретели от белой сорочки.

— Ты — следователь, — говорит Оля. — Это, очень интересная работа.

Создается вакуум. Пауза.

— Я не могу тебе рассказывать о своей работе. Тайна, понимаешь, — помогаю Оле снять сорочку через голову.

— Хорошо. Мне достаточно знать, что Макар Сомов хороший человек. Я ему могу полностью доверять, — смотрит мне в глаза.

Киваю. Снимаю с себя брюки. Оба тяжело дышим, продолжая стоять.

Ложусь на диван, куда Оля уже бросила постельное белье.

— Иди ко мне.

Я обнимаю её за талию, и мы целуемся. Оля прижимается ко мне, и я чувствую её тепло, её дыхание у своего уха.

В её глазах — тот самый блеск, который я заметил ещё при первой встрече.

— Ты заводная и горячая.

Чувствую, как дыхание девушки становится тяжелее, как она начинает чаще дышать, её грудь касается моей, и я понимаю, что уже хочу — не могу.

В комнате становится тесно от спертого воздуха.

Мягкие податливые губы находятся так близко, что я ощущаю каждое слово, которое она произносит.

— Макар… Ты… Я…

— Сейчас презерватив только надену…

Мы занимаемся любовью страстно, словно пытаясь наверстать упущенное. Двигаемся в унисон. Наши руки, губы, тела сливаются в единое целое.

Мы снова и снова предаёмся страсти, забывая обо всём на свете. Ночь тянется бесконечно, и с каждым разом наши движения становятся всё более дерзкими, всё более отчаянными. Мы даже пробуем новые позы.

— Ты так много умеешь! — восхищается Оля.

А то!

Утром, когда первые лучи солнца пробиваются сквозь окна, я лежу рядом с девушкой, наблюдая, как она дышит, как её алые губы чуть приоткрыты во сне.

Лицо красивое умиротворённое, русые волосы разбросаны по подушке. Оля ещё спит, но мне уже пора уходить. Я знаю, что это была наша единственная ночь.

Девушка слишком хороша, слишком идеальна, и я не хочу, чтобы она привязывалась ко мне. У меня нет права на это.

Поднимаюсь с кровати, тихо одеваюсь, чтобы не разбудить её. Моя рука на мгновение задерживается на дверной ручке, и я ловлю себя на мысли, что хочу остаться.

Но знаю, что не могу.

Возвращаюсь, нахожу на столе бумажку, пишу на ней несколько слов: «Было здорово. Желаю тебе всего самого»; оставляю записку рядом с кроватью.

Оля вздрагивает во сне, но не просыпается.

Я выхожу из квартиры, и как только дверь за мной захлопывается, чувствую, как в груди что–то сжимается.

Немного жаль, что этот миг уже не повторится.

Но я не могу вернуться. У меня другие цели в этой жизни. Оля в мои планы не входила.

Пять часов утра.

Я иду по городу, который только начинает просыпаться, мои шаги отдаются глухим эхом на пустынных улицах. Лампочки в фонарях тускло мерцают, пытаясь прогнать остатки ночной темноты, но утро уже начинает своё медленное наступление.

Ноги будто сами несут меня вперёд, а в голове — приятная пустота с лёгким послевкусием прошедшей ночи.

Чувство удовлетворения распирает грудь, заставляя самодовольно улыбнуться самому себе.

Город просыпается.

Машин на дорогах почти нет, лишь редкие тени проезжают мимо, как привидения, а одинокие прохожие, которые встречаются — будто выныривают из своих снов на этот свежий осенний воздух.

Я иду, чувствуя, как под подошвами шуршит гравий, а сверху, в небе, начинают проступать первые бледные оттенки рассвета.

Метро только открылось, и я направляюсь к ближайшей станции.

Спускаюсь по эскалатору, смотрю на рабочих, спешащих в утреннюю смену на заводы и фабрики, в магазины и парикмахерские.

Как же здорово жить!

Доехав до своей станции, пружинящим шагом поднимаюсь наверх, выхожу на улицу. Вдыхаю свежий воздух полной грудью.Общежитие рядом, но пока иду к нему успеваю передумать с добрый десяток мыслей.

Спустя десять минут уже открываю дверь в комнату, осторожно, пытаясь не разбудить соседей.