Вырождение международного правового порядка? Реабилитация права и политических возможностей

Сам Солтер описал диалектический подход к сравнительному праву [766] . Он отмечает, как редукционизм упускает из виду культурное разнообразие, различительность и сложность в сравнительном праве. Со своей стороны, он защищает «негативный» диалектический метод, происходящий из немецкой послевоенной школы критической теории, особенно у Адорно. Для него, диалектический подход обычно проистекает из анализа внутренних противоречий, который обычно происходит, когда дуализмам позволяется структурировать программу исследования выборов или-или. Такой анализ требует культурного опосредования, под которым он разумеет эмпирический анализ различных страт и отношений взаимного культурного влияния. Анализировать право диалектически означает разрабатывать более богатые концепции конкретного через истолкование его контекстного опосредования. Социальный конструктивизм имеет для Солтера особенное значение, заключающееся просто в том, что «действительность» права всегда конструируется социально (межпоколенчески, конечно), поддерживается лингвистически и интерпретативно релятивна. Подобно Карти, он призывает к феноменологическому развёртыванию. Это значит рассматривать право как объект пережитого опыта, что для посвящённых лиц означает принадлежать к определённой юридической культуре. Анализ должен также быть исполнен методологической рефлексивностью, признающей, что собственное понимание исследователем юридической культуры само основано на опытном проявлении культуры её же членам, опосредовано им и является его значимой частью. Наконец, Солтер присоединяется к имманентной критике; проникая в собственные риторические претензии права, принимая их со всей серьёзностью, и используя пространство, открывающееся между риторикой и институциональной практикой. Солтер исследует эти возможности в отношении к сравнительному праву. Но его замечания представляют значительный интерес для проблем групповых прав.

766

Puchalska-Tych & Salter (1996) p. 177.

«Идентификация объекта сравнительных исследований, как, например, культурной динамики, порождает множество проблем касательно методологии, для разбора которых особенно хорошо подходит диалектический анализ, приспособленный к взаимному определению» [767] .

Диалектика и право

При рассмотрении роли права заслуживает внимания «Негативная диалектика» Теодора Адорно, с её острым взглядом на диалектическую методологию и щедрой критикой тождественного мышления в области права. Адорно пишет:

767

Puchalska-Tych & Salter (1996) p. 180.

«Сфера, в которой плохое ради своей объективности остаётся правильным и приобретает видимость блага, является в значительной степени сферой легального… Право — это исходный феномен иррациональной рациональности. В нём формальный принцип эквивалентности превращается в норму, право всё меряет единой меркой. Равенство, в котором исчезают различия, втайне стимулирует неравенство; это очередной миф, [созданный] всего лишь ради видимости демифологизированного человечества. Правовые нормы отсекают всё, что не скрыто, любым непреформированным опытом особенного они жертвуют ради беспредельной систематики; второй этап — правовые нормы возводят инструментальную рациональность в ранг второй действительности и sui generis. Вся юридическая сфера — это сфера дефиниций» [768] .

768

Адорно (2003), сс. 277 и 278.

Заключение

Что это всё означает для изучения прав групп и меньшинств, и для занятий права реальными современными проблемами? Прежде всего, это означает неприятие методологического индивидуализма и редукционизма, и признание существования и действенности групп. Во-вторых, это означает отказ от двух пар «противоположностей», которые сбивают с толку анализ проблем групповых прав, а именно либерализм / коммунитарианизм и универсализм / культурный релятивизм — или, по меньшей мере, помещение их в их надлежащий контекст как аналитических инструментов. В-третьих, это означает осознание ценности чрезвычайной динамики в отношениях не только между группами и большим сообществом, между группами, между группой и их внутренними меньшинствами, но также — и в решающей степени — внутри самой группы.

Не может быть никакой надежды на разрешение тяжёлых и запутанных вопросов двойных меньшинств, если право не примет процедуры, которые будут больше походить на политические переговоры, чем на формальное судебное рассмотрение, и будут учитывать все аспекты внутренней и внешней динамики группы.

Это означало бы не отказ от обязательств международного сообщества в отношении фундаментальных прав человека, но, как утверждает ан-На'им, «признание, что все культурные традиции имеют проблемы с некоторыми правами человека» [769] . Ибо вся эта диалектика идентичности и признания — понимания себя группой в символическом порядке и отношения группы с большим обществом — на мой взгляд, строго необходима. По меньшей мере, право должно быть более охватывающим и менее жёстким,— но также и много более конкретным в своей области применения. Это — большая программа исследования, лежащая за пределами данной главы, которая не более чем закладывает некоторые основы.

769

An-Na’im (1992) p. 28.

Глава 10 Скандал социально-экономических прав

Введение

Эта глава берёт за предмет исследования весьма характерные идеологические проблемы Великобритании в отношении к правам человека, особенно давнишнюю «аллергию» британского правительства на социально-экономические права. В то же время я анализирую некоторые особенности «второго поколения» прав человека, и артикулирую это в связи с моей целью объяснить субстанциальное содержание прав человека.

Отправная точка, источник для ссылок и вовлечённости обеспечены «Тэннеровскими лекциями» Майкла Игнатьева, прочитанными в 2000 г. в Принстонском университетском центре по человеческим ценностям и изданными под заголовком «Права человека как политика и идеология» [770] . Рассуждения Игнатьева богаты и глубоки, но жёстко привязаны к западной, или скорее атлантической, концепции прав. Как метко подытожила Эми Гатманн, написавшая к лекциям введение, Игнатьев считает, что права человека не должны восприниматься как гаранты социальной справедливости, или замена всеобъемлющих концепций счастья [771] . Но он отмечает, что: «Коммунистическая традиция прав,— отдающая первенство экономическим и социальным правам,— удерживала капиталистическую традицию прав человека — подчёркивание политических и гражданских прав — от завышения самооценки…» [772] . К этому моменту я ещё вернусь.

770

Ignatieff (2001).

771

Ignatieff (2001) p. x.

772

Ignatieff (2001) p. 19.

Я хочу пойти дальше Игнатьева. Я исследую отношения между этими двумя концепциями. В этой главе я намерен исследовать и проиллюстрировать три аспекта отношений между правами человека и социальной справедливостью.

Во-первых, столкновение, конфликт между правами человека (или, по меньшей мере, некоторыми либеральными концепциями прав человека), с одной стороны, и социальной справедливостью, с другой, иллюстрируемый политической историей прошлого века, а также сочинениями некоторых ведущих специалистов и некоторыми случаями упрямства британского правительства.

Во-вторых, опосредование — путь, которым, для европейцев и всё больше, возможно, для Великобритании, социальная справедливость обеспечивает критерий прав человека. Или, по меньшей мере, собственнического индивидуализма, характеризующего либеральные теории прав человека. В США, напротив, определённые индивидуальные права, особенно свобода выражения и право собственности, всегда «кроют» (социально-) политические соображения.

В-третьих, взаимное существление через борьбу. Я утверждаю, что ни концепция прав человека, ни социальной справедливости, не могут иметь содержание, смысл и значение иначе как через их постоянное обновление и восстановление в реальной деятельности женщин и мужчин в вечно турбулентном и опасном мире, в который они ввергнуты.

Эта система имеет также то преимущество, что передаёт некий динамизм и турбулентность — можно сказать, диалектику,— связанные с этими двумя концепциями. Читатель может почуять гегелевское веяние.

Но сначала следует сказать несколько слов об этих двух концепциях. Оговорка, на которой я должен настоять, как это делает Адорно в своей «Негативной диалектике» [773] ,— что в этой области, прежде всего, концепция всегда обязательно неадекватна своему объекту.

773

Адорно (2003).

Каков смысл этих концепций?

Права человека и социальная справедливость — два выражения, которые никогда прежде не использовались столь постоянно, особенно на правительственном уровне. Временами они кажутся пустыми, имеющими лишь риторическое значение. Каковы в действительности их референты? Возьмём, для начала, права человека.

Бесспорно, что нынешний «господствующий дискурс» прав человека коренится в западных традициях естественного права. Но я согласен с Аласдером Макинтайром, современным переводчиком Аристотеля и яростным критиком болтовни либерализма об этике и правах, что до XVIII века эта концепция не имела вообще никаких референтов или содержания — никто не использовал её, и она не получала никакого смысла [774] . Доставляет также его комментарий: «Со времени Декларации Объединённых Наций 1949 года о правах человека нормальной практикой этой организации стал отказ от добротных резонов в пользу каких-либо утверждений, и этой практике следуют весьма строго» [775] .

774

MacIntyre (1990).

775

Макинтайр (2000).