Выстрел в чепчик
Шрифт:
Уволят меня, это точно, на этом дело и заглохнет. И по бумагам этим они материального ущерба не нанесут никому, разве что только моральный.
— Точно не нанесут? — спросила я.
— Точно, — заверил Пупс. — Мероприятие, в обшем-то, невинное. Так, фирмочка развалится одна, их конкурент, и все.
— Но тебя-то уволят?
— Уволят, обязательно уволят, но я без работы остаться не боюсь. Меня уже давно зовут в другую фирму, и платят больше там, и работы меньше, а уж то, что там лучше, чем в тюрьме, так это, как говорят некультурные люди, сто пудов.
— Что-то
На самом деле я сдаваться не собиралась. Какая-то сила подгоняла меня дельцу этому помешать. Уж такой я хороший человек.
«Умру, — подумала я, — а не дам подписать те бумаги».
Вырвавшись на волю и простившись с Пупсом, я отправилась к Архангельскому.
«Он-то не открутится у меня», — подумала я, останавливаясь у его двери и с трудом переводя дыхание, поскольку, конечно же, не работал лифт.
Я нажала на кнопку звонка и секундой позже получила шок. На пороге стояла Маруся. Она открыла дверь и, увидев меня, почему-то вознегодовала. Потом успокоилась и сказала:
— А-а, это ты старушка, хорошо, что я вовремя поняла, а то уже кулаки у меня зачесались, как увидела, что баба к Ване моему.
Я тупо смотрела на Марусю, силясь понять, как узнала она адрес Ивана Федоровича, когда мне до сих пор казалось, что адрес этот я держу в строжайшей тайне.
— Ну что стоишь тут прямо вся? — удивилась Маруся. — Раз пришла — проходи.
Я прошла. Маруся закрыла за мной дверь на ключ, ключ же спрятала в своем декольте.
— Пошли, мы на кухне, — сказала она, и я поплелась за ней.
На кухне действительно сидел Иван Федорович. На столе стояла бутылка водки, начатая едва-едва.
«Значит, вовремя приехала», — порадовалась я, усаживаясь на подоконник, поскольку больше было некуда.
— Вот, Ваня почти весь уже меня простил, — сказала Маруся, — да только возвращаться почему-то не хочет. Заладил: потом да потом. А что ждать-то? Я прямо вся его сегодня и забрала бы.
— Нет, Машенька, нет, — мрачнея и отводя в сторону глаза, возразил Архангельский.
— Маруся, а как ты его нашла? — переполняясь удивлением спросила я.
Маруся хлопнула себя по лбу и воскликнула:
— И ты еще у меня спрашиваешь, старушка! Гналась же за этим Пупсом твоим, а он шмыгнул сюда…
Епэрэсэтэ! — вдруг взвыла она. — Совсем я тут с вами заболталась! А где же Пупс?
Услышав такое, я обезумела: сорвалась с подоконника, схватила Архангельского за грудки и начала его трясти, приговаривая:
— Так это ты натравил двойника на Пупса! Так это ты натравил!
Архангельский так растерялся, что начал жалобно лепетать:
— Он же безвредный, он же никого не убил и убивать не собирался. Это так, чтобы попугать немного.
Маруся хлопала глазами, силясь что-нибудь понять.
Мне лишь оставалось надеяться на ее бестолковость, надеяться и радоваться ей.
— Попугать? — не теряя времени, возмутилась я. — Зачем нас пугать? Думаешь, жизнь с этим плохо справляется,
еще и ты пристроился. И не так это все безобидно. Уже есть жертвы.Глаза Архангельского наполнились ужасом.
— Какие жертвы? — закричал он.
— Роза и" Тося. Пошел второй круг. Они в той же последовательности получили сотрясение мозга, в какой были шляпки, стрелы и картины. После Тоси на очереди Лариса, и кто знает, не проломит ли ваш двойник ей череп. Кстати, после Ларисы идет Маруся.
Архангельский беспомощно воззрился на Марусю.
— Да, я прямо вся за Ларисой иду, — по-прежнему ничего не понимая, подтвердила та.
— Что же они делают, сволочи! Так же не договаривались! — прорычал Архангельский, после чего начало твориться совсем уже невообразимое.
Архангельский понесся в комнату, а оттуда выскочил Пупс.
— Я только из арбалета! — завопил он. — Только бабки занимал и из арбалета стрелял, все как договаривались. Картины — тоже моя работа, а по голове я никого, слышь, Вань, никого!
И Пупс бросился к входной двери. Он отчаянно тряс дверь за ручку, пытаясь ее открыть, но ключ-то был в декольте Маруси. Маруся во все глаза уставилась на Пупса и тут вдруг поняла, что это не он.
— Да это же не Пупс! — завопила Маруся. — Это же прямо весь не он!
И она всею собою пошла на двойника. Бедняга истерически забился у двери и начал оседать на пол, прикрывая руками голову и поджимая под себя ноги. Против Маруси он был пигмей. Пигмей дистрофичный.
Архангельский это быстро осознал.
— Маша, Машенька, Машулька, — побледнев, залепетал он.
Обхватив Марусю за талию, он пытался утащить ее обратно на кухню, но у Маруси планы были свои.
— Так это он сбросил мою картину? — зверея, спросила она у меня.
— Конечно, он, — подтвердила я.
— Ну, сейчас ему покажу! — надвинулась на лжепупса Маруся.
Тот затрепыхался под дверью, как попавший в силок зайчонок. И я и Архангельский тоже изрядно струхнули.
— Маша, Машенька, — снова залепетал Архангельский, пытаясь отбуксировать Марусю на кухню, но это было непросто.
Между ними завязалась борьба, за которой и я и лжепупс наблюдали с огромным напряжением. Вдруг что-то звякнуло об пол. Я глянула и увидела ключ, выпавший из декольте Маруси. Видимо, ключ этот до ее прихода к Ване торчал в двери, а войдя в квартиру, Маруся по привычке закрыла дверь на ключ, чтобы не сбежал кто-нибудь ненароком, и положила ключ в свое обычное хранилище — в декольте.
Теперь этот ключ лежал на полу. Архангельский и Маруся были слишком заняты, чтобы ключ заметить, а вот лжепупс проявил сноровку. Впрочем, я тоже. Мы с ним одновременно поспели к этому ключу, едва не столкнувшись лбами. Однако, к моей гордости, я оказалась ловчей и первой схватила ключ, за что тут же и поплатилась. Лжепупс не стал миндальничать, он чем-то хватил меня по голове, я взвыла, и мир померк.
Когда пришла в себя, то увидела переполненное состраданием лицо Маруси. Она склонилась надо мной и капала крупными слезами.