Вызов (дилогия)

Подумав об этом, я не смогла сдержать истеричный смешок. Папа удивлённо приподнял левую бровь.

— Ты помнишь Дилана? — начала я. — Я познакомила вас в прошлом месяце.

— Я помню мистера Митчелла, Оливия.

— Видишь ли, Дилан и я…

В этот момент Дилан меня остановил. Он накрыл под столом мою руку и тихонько сжал пальцы. Я поняла, что этим жестом он испрашивает моего разрешения продолжить самому. Что ж, такова была договорённость. Не глядя на него, я кивнула.

— Шериф, этот разговор должен был состояться немного раньше. Я обязан был прийти к вам и по традиции рассказать кто я, откуда, чем занимаюсь; кто моя семья. После этого я попросил бы руки вашей дочери. Но я нарушил все традиции и сделал её своей женой, не получив вашего благословения. За что сейчас искренне прошу прощения.

Ощущения, что Дилан подбирает слова, не было. Я была уверена, он всё хорошенько обдумал ещё до того, как мы вышли из самолёта.

Пока Дилан говорил, папа то и дело бросал на меня быстрые взгляды. Будто ждал подтверждения каждому сказанному слову. Поэтому то и дело приходилось быстро кивать.

Никогда в жизни мне не было так неловко перед отцом. Я вспомнила, как это было с Майклом. Он тоже хотел сделать всё правильно, попросив у него моей руки. К тому времени мы встречались два года, и не раз заходил разговор о свадьбе. Совершенно не хотелось забивать голову всей этой ерундой — платьем, гостями, приёмом, трясущимися руками Майка, надевающими на палец кольцо, — брр! Нам ничего не хотелось менять, пока в какой-то момент я не заглянула в календарь и не обнаружила, что следующих месячных придётся ждать долго. Вечером того же дня за ужином я сказала папе, что мы женимся. До сих пор сомневаюсь, показалось мне или нет, как он тихонько хрюкнул в тарелку: "Наконец-то!"

Отец не принадлежал к тем, кому для доказательства любви требуется ежечасно о ней твердить. Как, впрочем, и я. Но за месяц, проведённый с Диланом, я столько раз произнесла "я люблю тебя", сколько не сказала и за всю жизнь. И никогда не получала так много ответных признаний. У меня появилась потребность в этих словах. Но та часть меня, которая долгое время была ответственна за сдержанность, всё ещё была сильна. Именно поэтому, сидя перед отцом, я медленно заливалась краской.

— Хм, ладно. — Папа хмыкнул и откинулся на спинку кресла. Его взгляд пару раз метнулся между мной и Диланом, а затем остановился на мне: — Милая, ты не могла бы нас ненадолго оставить?

Честно сказать, этого я не ожидала. Неужто, все эти шуточки по поводу вооруженного отца-шерифа, имеют под собой реальную почву?

Я вперилась в папу взглядом, который частенько практиковала на детях. На Эбби, правда, он не действовал: дочь отличалась своенравием, но не упрямством. И в этом она была внучкой своего деда, который никак не реагировал на молнии, летящие из моих глаз. И только голос Дилана, мягко прошептавший: "Всё в порядке, детка. Иди", — заставил меня встать и, возмущенно фыркнув, покинуть кабинет.

Я знала, что он будет убедительным, предельно честным, и отец его выслушает. Но что тот в свою очередь собирался сказать моему мужу — над этим я ломала голову.

Папа никогда не любил длинные речи, но годы службы и должность вынудили его научиться правильно и красноречиво выражать свои мысли. Он принимал участие и в пресс-конференциях, и в многочисленных выступлениях на городских мероприятиях. Был он и в моей школе, когда директор Стоун обеспокоился возросшему числу мелких правонарушений среди учеников старших классов. Помню, как покраснела я от множества взглядов, обращенных в мою сторону, когда папа поднимался на сцену нашего актового зала; и с каким вниманием и нарастающим чувством гордости слушала его. Спокойно — не наседая, не воспитывая, не давя авторитетом, — он объяснял про статьи закона и про наказания, предусмотренные для тех, кто их нарушает. Я гордилась им, потому что знала, насколько папа не любил быть центром внимания. Частенько после этого я задавалась вопросом, почему он выбрал именно эту профессию, которая, так или иначе, подразумевает под собой публичность. Может, как истинный мужчина, отец видел смысл жизни в том, чтобы служить и защищать, что и было написано на дверце его полицейской машины. И сейчас он служит и защищает меня. Как и второй мужчина в его кабинете. Они оба меня любят и оба готовы служить и защищать нашу семью.

Эта мысль успокаивала, и впервые за несколько часов я немного расслабилась.

Дилан вышел минут через двадцать. К тому моменту я уже готова была ворваться к ним за разъяснениями.

Увидев моё обеспокоенное лицо, он рассмеялся и, подойдя, быстро поцеловал.

— Как видишь, обошлось без стрельбы.

— Почему так долго? Что он тебе сказал?

— Что сказано в кабинете шерифа, остаётся в кабинете шерифа, — отшутился он.

— Тоже мне, — фыркнула я, но на душе полегчало. — Пойду, поговорю с папой. Он точно не станет употреблять такие банальные фразы.

Дилан снова засмеялся и, прежде чем выпустить из объятий, оставил на моих губах лёгкий поцелуй.

— Я подожду в машине.

Отец встретил меня с улыбкой. Все слова тут же вылетели у меня из головы, и прямо с порога я кинулась в его раскрытые объятия. С удовольствием я вдохнула с детства знакомый запах его кожаной куртки и бальзама после бритья.

— Прости, что не рассказала тебе раньше, — пробормотала я, уткнувшись носом в его форменную рубашку.

— Ты взрослая девочка, Ливи. Я давно не жду, что ты будешь приходить ко мне со всеми своими проблемами.

— Но я должна была.

— Единственное, что ты действительно должна, — заботиться о благополучии моих внуков. В этом вопросе парень кажется мне вполне надёжным.

— Он любит их.

— Я вижу.

— И меня он любит.

— И это я вижу.

— И я люблю его.

Папа крякнул, но ничего на это не сказал.

— Он предупредил тебя о том, что может произойти завтра?

— Да. Об этом не беспокойся. Если эти ребята начнут доставать жителей, у меня есть полное право засадить их за нарушение гражданских прав.

Я засмеялась и отстранилась от отца.

— Мне жаль, что тебе придётся пройти через это.

— Не волнуйся, Ливи. Этому городу давно нужна какая-нибудь встряска.

— Ты обязан защищать его от всякого рода встрясок.

— Решать проблемы, которые сами же и создаём, — это лёгкие деньги.

Папа вышел со мной из управления. Дилан стоял рядом с заведённой машиной, и, как только мы показались у выхода, подошёл к крыльцу, чтобы подать мне руку.

— Осторожно, тут скользко.

Мельком взглянув на папу, я увидела одобрительный блеск его глаз. Он немедленно отвернулся, сделал вид, что рассматривает машину.

— В прошлый раз вы приезжали на ней же?

— Да, шериф.

— Ясно. Куда теперь?

— К Кимберли, — ответила я. — Она обещала нас дождаться.

— Ясно. Полагаю, мне пока не стоит спрашивать, когда вы появитесь в наших краях?

— Не знаю, пап. Но я бы хотела перед отъездом поговорить с Марти.

— Не стоит этого пока делать, — сказал отец. — Я сам с ним поговорю, объясню ситуацию.

— Но…

— Поверь мне, так будет лучше.

Дилан протянул папе руку:

— Надеюсь, в скором времени мы сможем встретиться при более благоприятных обстоятельствах, шериф.

— Увези их отсюда, парень. — Он ответил на рукопожатие. — Теперь моя семья — в твоих руках.

Долго и счастливо. Глава 42

Soundtrack — Gomenasai by t.A.T.u.

Одним из главных достоинств Кимберли Джонс всегда оставалась честность. Честность, которая либо обезоруживала, либо являлась в виде правды — а ее, как известно, не каждый готов выслушать. В первом случае Ким слыла искренней, во втором — острой на язык стервой.