Взлетная полоса

Кольцов быстро похлопал по карманам. Записной книжки, как назло, не оказалось. Выругав себя за такую оплошность, он вытащил сигареты и, сорвав с пачки целлофан, переписал на нее формулу. Верховский, казалось, не замечал того, что делает Кольцов. Он еще весь был в раздумьях, а может быть взвешивал в уме еще и еще раз то, что только вышло из-под его руки. Но неожиданно он потянулся к пачке Кольцова, взял ее и, продолжая глядеть на доску, сказал:

— А если учесть фактор среды, который для вас имеет особое значение, то возможен и такой вариант. — И он, дополнив запись Кольцова еще одной формулой, вернул ему пачку. — Этот путь, я думаю, быстрее приведет к желанным результатам. И вы могли бы разработать его. Ваша прозорливость должна сослужить вам службу. Не как практика, конечно. В этом ваши оппоненты, безусловно, сильнее вас. А как теоретика. Поверьте, «дельта» — объект серьезный и весьма соблазнительный для исследования. Она вполне может стать предметом для диссертации. Кстати, думаете вы о ней? Тихомиров был на вашем потоке? Я помню, ничем не блистал. А уже защитился. И ваше место, молодой человек, в науке!

Кольцов не сразу нашел, что ответить учителю. Он еще был под впечатлением той виртуозности, поистине неповторимого умения Верховского почти стремительно вживаться в тему, мгновенно взвешивать все «за» и «против». Такие консультации, во время которых исследуемый вопрос зачастую ставился с ног на голову, но при этом всегда находил исчерпывающее, а порой и очень оригинальное решение, как обычно, обескураживал не только студентов, но и солидных ученых мужей. Людей поражала эрудиция Верховского. И не удивительно, что и Кольцов сейчас смотрел на доску как зачарованный. А Верховский со свойственной ему оперативностью уже снова вернулся к тому, с чего начал разговор сегодня и на чем закончил его шесть лет назад, когда Кольцов только что надел военную форму.

— Был я, Владислав Андреевич, у Тихомирова, — оторвавшись наконец от доски, заговорил Кольцов. — Видел, чем он занимается. Ножницы, клей, чужие статьи — вот вся его лаборатория. И халтурит везде, где только может, печатается даже в отрывных календарях. А у меня в части настоящее дело. И опыт я там коплю такой, какого не купишь ни за какие гонорары. И возможности в армии огромные…

— Не знаю, не знаю! — упрямо возражал Верховский. — В ваших поступках нет последовательности. Вы учились — вас прельщала наука. Вас призвали в армию — вам понравилась служба. Вы не думайте, что я в чем-то против армии. Совсем наоборот. Очень и очень уважаю военных. И сам, если что, всегда готов взять в руки ружье. Но что касается вас, товарищ Кольцов, то вы, на мой взгляд, пока просто мечетесь. И как результат, безвозвратно теряете драгоценное время. Вы явно еще не нашли себя. А это очень и очень важно — отчетливо видеть цель своей жизни. Ибо выстрелить по этой цели дважды не удавалось еще никому. Почему бы действительно вам не взяться за «дельту»? Вы же обязаны что-нибудь предложить КБ. Все лишь отрицать — не метод для ученого.

— Я выдвину предложение. И непременно! — поспешил заверить академика Кольцов. — У меня есть ваши формулы. Обоснования для них я найду. Но, коль вы говорили о моем чутье, «дельта» так же их подведет где-нибудь на полпути к цели.

— Почему вы так думаете?

— Природа задействованных в «Сове» лучей такова. Их возможности ограничены.

— Неубедительно, — скептически усмехнулся Верховский. — Я бы сказал, просто догматично! Природа природой. Но и мы, человеки, люди, ее лучшее творение, тоже не лыком шиты. В природе водород, все это знают, существует как газ. А мы создали его в виде металла. И получили такой сверхпроводник, какой природе и не снился. А композиты? Мать-природа хранит в своих кладовых либо глину, либо железо. А мы сварили из них под высочайшим давлением композитный металл: легкий, прочный и удивительно жаростойкий. А вы говорите — природа!

— И все же меня привлекает другое, — смутился под напором такой аргументации Кольцов.

— Что именно? — колко взглянул на него Кольцов.

— Мне куда более перспективным представляется принцип использования излучения самой цели.

— Вот как! — даже удивился Верховский.

— Это не блаж. И не стремление сделать все наоборот. Надо знать обстановку, в которой нам приходится действовать. И если ее знаешь, то рано или поздно придешь к выводу — у этого принципа больше плюсов! — убежденно проговорил Кольцов.

Теперь, похоже, настала очередь слушать Верховскому. И он слушал своего ученика не перебивая, пока тот рассказывал и объяснял, что имел в виду, когда говорил об обстановке. Он обрисовал академику, что такое учебное поле, как будет выглядеть современный бой и многое другое.

— Так, значит, вы работаете? И работаете здорово! — прервал наконец свое молчание Верховский. — Почему же вы сразу ничего мне об этом не сказали? И за что тогда я вас распекал?

— Все пойдет на пользу, — довольный такой реакцией академика, улыбнулся Кольцов. — Я не видел вас сто лет. А в письме об этом ведь не напишешь…

Верховский мельком взглянул на часы.

— Вот так, разговор только начинается, а мне уже надо на президиум. И все равно я рад, что главное для меня прояснилось. Молодец. Идите своим путем. Но все же, когда подготовите доклад для КБ, покажите его мне. Им надо помочь. Дело это наше, общее.

— С этим, если у меня все получится, я вас отрывать от дел не буду. Выйти за пределы вашей формулы мне ведь не удастся наверняка. А в пределах справлюсь и сам. А вот показать вам свою работу, то, что собрал там, в части, я бы хотел очень. Хоть на минуту…

— А это непременно. Обязательно! — даже не дал договорить ему Верховский. — Без этого я просто-напросто запрещаю вам уезжать из Москвы. Найдите меня и приходите. А не придете — рассержусь навек.

Верховский быстро пожал Кольцову руку и проворно скрылся за дверью. Кольцов направился было следом за ним. Но потом передумал и остался возле доски, возле формул.

Глава 18

Юля не обманывала Кольцова, когда говорила ему, что знакома с французским балетом, и не только с французским. Маргарита Андреевна еще в детстве привила дочери любовь к танцевальному искусству. И даже пыталась сделать из нее балерину. Но у Юли не хватало настойчивости, темперамента. В конце концов Маргарита Андреевна поняла, что Юле не суждено стать звездой, и оставила ее в покое. Но для самой Юли занятия в балетной школе не прошли даром. Девочка научилась понимать красоту танца. И на всю жизнь сохранила к нему любовь.

Муж Юли, Игорь, не возражал, когда узнал, что вечером Юля намерена пойти в театр. Но все же спросил:

— А почему мы не можем быть там вместе?

— Но ты же не позаботился о билетах, — заметила Юля.

— Можно подумать, что в этом все дело, — усмехнулся Руденко.

— В данном случае — да, — не стала распространяться Юля. — Дай мне ключи от машины.

Руденко достал ключи и молча передал их жене. Ровно в шесть Юля ушла с работы. Нельзя сказать, что настроение у нее было праздничным. Но, в общем, она была довольна тем, что вновь увидит интересный спектакль, и тем, что пригласил ее Кольцов.

Встретились на стоянке у театра, как и договорились. Появились там почти одновременно. Юля приехала даже чуть раньше. Но пока запирала машину и проверяла дверцы, подошел Кольцов. Юля сразу заметила, что он чем-то очень взволнован. Улыбнувшись, спросила:

— Билеты не забыли?

— Нет. У меня. — Кольцов проворно достал билеты и протянул их Юле.

— Предъявите билетеру. А вот раздеться, я думаю, лучше здесь. Терпеть не могу стоять в раздевалке, — призналась она.

— С удовольствием! — согласился Кольцов.

В фойе Юля сразу купила программку и стала ее читать, а Кольцов не без интереса разглядывал зарубежных модниц. Ему давно уже не приходилось видеть такой пестрой, нарядной публики.

— Прекрасно. Весь состав новый! — объявила Юля. — Мне так хотелось увидеть Клэр Мотт!

— Так она здесь? — не совсем понял ее Кольцов.

— Танцует Эсмеральду.

— Рад за вас.

— Вы должны в первую очередь радоваться сами. Такое, знаете, не каждый день удается увидеть, — заметила Юля.

Кольцов добродушно улыбнулся.