XVII. Аббат
Шрифт:
Я старательно изображал дряхлого старца, сильно сутулясь и шаркая ногами, но искренне забавлялся ситуацией, с трудом удерживаясь от улыбки, а молодой гасконец, совсем наоборот, топал позади меня с кислой и недовольной мордой, видимо в предвкушении выволочки. И он первым начал разговор.
— Ваше преподобие… — ворчливо забурчал он. — Я воспитан в уважении к матери нашей католической церкви, мой добрый друг шевалье де Брас, сказал много хороших слов в ваш адрес, но я не намерен выслушивать нравоучения от какого-то монаха…
— Зачем вы здесь? — я резко развернулся, отчего гасконец
— Что? Зачем… — он в ужасе скосил глаза вниз, на приставленный к его паху клинок стилета.
— Вы молоды и самонадеянны! — резко бросил я. — Всего чего вы достигли в жизни — вы достигли благодаря своему другу Франсуа де Брассу. И сейчас, вы все еще живы только благодаря ему. Этот «какой-то» монах отправил в ад столько людей, сколько вы даже представить не можете. Когда вы еще игрались в куклы, я в вашем возрасте со знаменем в руке штурмовал Бреду. Я понимаю порывы молодости, сам был таким, но не понимаю глупость и фанфаронство. Вы своими необдуманными действиями ставите под угрозу безопасность короля и кардинала. Не заставляйте меня разочароваться в вас. Пора взрослеть, шевалье!
Думал гасконец продолжить быковать, но, надо отдать ему должное д’Артаньян мгновенно сделал выводы, отошел на шаг и склонился в почтительном поклоне.
— Прошу простить меня, ваше преподобие. Я умею, хочу и буду учиться, но… — он виновато улыбнулся. — Частенько мне очень сложно сдерживать свои… — он пожал плечами. — Как вы сказали, порывы молодости.
Я улыбнулся и хлопнул его по плечу.
— Я верб в вас, шевалье. Все у вас получится. Вы завоюете славу и станете… — я прервался и убежденно сказал. — Вы станете маршалом Франции.
— Ваше преподобие! — д’Артаньян расплылся в доверчивой, детской улыбке. — Вы… так… считаете? Маршалом Франции? Правда?
— Я это знаю. А теперь, идем, покажете мне свои бомбы.
Бомбы оказались обычными бочонками с порохом, но вот со взрывателем гасконец намудрил.
— Фитиль ненадежен! — гордо докладывал он. — И может выдать нашу позицию. Я придумал использовать пистолетный замок! Он взводится, после чего достаточно дернуть за бечевку. Искра воспламенит порох и вуаля!
Я поощрительно кивнул.
— Превосходно. Оригинальная задумка. А как вы разместите саму мину? Ведь надо ее разместить так, чтобы и ее не заметили.
— Э-эээ… — озадачился д’Артаньян. — Можно ее закопать?
— А как тогда с бечевкой? Ведь земля будет препятствовать ее движению? К тому же она должна быть достаточного размера, чтобы вы сами не пострадали от взрыва. Не так ли?
Гасконец несколько сник.
Я не стал его еще сильней вгонять в растерянность, взял свинцовый карандаш с бумагой и преподал гасконцу несколько уроков минно-взрывного дела.
— Ваша идея с веревкой неплохая. Если закапываешь мину, для движения бечевки можно использовать обычную трубку. Есть еще вариант, но он сложней и дороже. Для того, чтобы спустить спусковой крючок пистолетного замка, можно применить часовой механизм. Устройство довольно просто, смотрите, вот так и так. Теперь еще по подземному размещению мины. Землю стоит утрамбовывать как можно плотнее, тогда взрыв будет сильней. А если сверху
разместить щебенку или камни, а сам шурф сделать наклонным — камни выступят как поражающие элементы, и они полетят в нужном направлении. Помимо вашего способа поджога заряда, можно использовать химический взрыватель. Он тоже довольно прост, но о нем мы поговорим позже. А вот это… назовем эту конструкцию, скажем… терочный запал…Как уже не раз говорил, с памятью у меня совсем плохо. Нихрена толком про себя не помню, но, к счастью, кое-какие знания и умения всплывают, в том числе в части минно-взрывного дела. Все примитивно и одновременно сложно, но вполне употребимо для нынешнего развития техники. Самому продвигать мне недосуг и незачем, а вот так, передав знания — почему бы нет. Очень хочется верить, что д’Артаньян использует знания с толком.
Гасконец оказался благодарным слушателем и к концу занятия признал меня своим учителем и вообще, настоящим гуру!
Но настоящий сюрприз я приготовил ему к концу нашей беседы.
Служка притащил полный комплект монашеского одеяния, положил, поклонился и исчез.
— Ваше преподобие? — в глазах будущего маршала Франции плеснулась паника. — Это то, что я вижу? Матерь божья, нет и еще раз нет. Чтобы я, да никогда…
— Надо, шевалье, надо… — я его мягко оборвал. — Долг перед Родиной превыше всего. Вашего перевоплощения требует интересы государства. Cмелее, шевалье, смелее, в самом деле, я же вам предлагаю не женское платье.
В общем, д’Артаньяна я вернул уже как монаха.
Де Брас тоже не терял время зря. Уж не знаю, как он вразумлял моих парней, но Арамис и Портос выглядели смиренными овечками.
При виде д’Артаньяна в сутане Портос торжествующе осклабился, но Анри ткнул его кулаком в бок и тот живо заткнулся.
Гасконец со смиренной мордой подошел к ним и смешно загнусавил:
— Смейтесь надо мной, братья мои, смейтесь над моей гордыней и глупостью… — он лукаво стрельнул на меня глазами и весело заржал. — Смейтесь, но только не бейте. А вы не знаете, монахам можно вина? Проклятье, как неудобно, ветер холодит задницу…
Тут уже захохотали все. Троица обнялась, взаимно извинилась, над этом инцидент исчерпал себя.
Два дня прошли в подготовке, а дальше пришло время выезжать на место засады. Поехали под видом монахов, по легенде, в паломничество по святым местам.
Мне по пути постоянно приходилось выслушивать нытье и скорбные сетования Саншо и Мигеля. Эти головорезы успели так омонашиться, что любое посягательство на их размеренную жизнь казалось братьям настоящим святотатством.
— Зачем, ваше преподобие? Зачем? — скулил Мигель. — Жили же как люди и вот опять…
— Живи и радуйся жизни, — вторил ему Саншо. — Вкусно ели, сладко спали, богатели, черт побери, в конце концов. У меня очень скверные предчувствия, очень скверные, ваше преподобия…
В общем, они достали меня до такой степени, что пришлось прикрикнуть.
— Быстро заткнулись. Если не сделать это, наша жизнь быстро превратится в ад. Только смерть этой мерзавки позволит нам дальше жить спокойно в аббатстве. Дуралеи, я забочусь о вас в первую очередь.
Братья прониклись и горячо заявили: