Я Грималкин

Это не тёмная магия. Это магия моей сути, того, чем я являюсь, магия моих изнурительных тренировок. Я Грималкин!

Я живу «сейчас» и когда несу смерть.

Я отбила ещё одну стрелу и повернулась вправо. Торн действовала зеркально. Мы расходились, сходились и расходились снова, как вода текущая по острым камням. Я хорошо её обучила и не могла желать лучшего ученика. Когда я умру, она заменит меня. Нет других Малкин, способных выстоять против неё в бою.

Сейчас я среди врагов и начинаю их убивать. Лучник кричит и умирает. Нужно забыть, что я недавно билась с ними на одной стороне. Сейчас мы в тесном помещении и они не могут пользоваться луками. Ситуация изменилась. Или их жизни или наши. Они это тоже знают. Вот такая она битва. Мы должны убивать или быть убитыми. Поэтому я убиваю. Я убиваю снова и снова, крики умирающих кажутся такими далёкими.

Я разрешила сердцу биться, кровь потекла по артериям.

Я вращалась как вихрь и резала и снова вращалась и резала. Кровь врагов брызгами разлеталась по всюду, через несколько секунд я достигла священника. Перешагнув через его тело, мы направились к воротам. Мы можем это сделать. Мы может победить. Мы можем убежать.

Но затем, слишком рано, дыхание перехватило, появилась внезапная боль в груди. Резкая слабость в коленях. Это яд кретча. Я боролась с ним, но всё тщетно.

Это смерть?

Моя последняя мысль о Торн. Она слишком юна и теперь точно погибнет. Я чувствую сожаление, что оставила её в опасности. Когда перейду во тьму, то всё забуду.

Но я ещё не умерла. Я очнулась со вкусом крови во рту, надёжно связанной в тёмном помещении.

Железные кандалы сжимали мои руки и ноги вместе, металла причинял боль, и я чувствовала, что моя кожа горит. Я опиралась спиной о влажную стену. Я пыталась повернуться налево, но на половине поворота остановилась. Была другая цепь — от моих ног к железному кольцу в каменном полу.

Мне удалось сесть и упереться спиной в стену. Было очень темно, но с моими глазами ведьмы я могла видеть даже самые мрачные уголки этой темницы. Здесь пахло смертью. За годы здесь умерло с десяток или больше людей. Сэр Гилберт казался мягким, но явно заключал людей в тюрьму, некоторые из которых закончили свои дни в этом подземелье. Какие были их преступления? Я удивлялась.

Это не имело значения. Моим преступлением было то, что я ведьма. В руках священника я не могла ожидать ничего кроме смерти. Провидец однажды предсказал мою смерть, но это было в бою с ножом в руке, а не беспомощно прикованной. Предсказатели не всегда точны — всегда есть место ошибке.

Я утешала себя мыслью, что они не нашли голову Дьявола. Я её спрятала слишком хорошо. Только очень сильный практикующий тёмную магию мог обнаружить её, но сначала должен был попасть в замок. Как сказал мне рыцарь, эти стены способны выдержать несколько недель осады. Каждый лишний день, что голова находится в моих руках, даёт Тому Уорду дополнительное время найти способ уничтожить Дьявола.

Слабость прошла, но сейчас это имело небольшое значение. Связанная железными цепями, я имела мало шансов вырваться. Я по прежнему носила свои кожаные ремни, но их ножны были пусты. Тем не менее, у меня было ещё одно оружие — остатки моей магии. Она была моей крайней мерой. Время её использования должно быть выбрано с особой осторожностью. После этого надежды не будет.

Это было тогда, когда я услышала крик в первый раз. Крик был тонкий и высокий, и задержался в воздухе: женский крик, крик того, кто испытывает невыносимую боль.

Он появился снова, и мои волосы на затылке поднялись от страха. Кого–то пытали.

Это Торна?

Секундой позже мое сердце упало, когда я услышал подтверждение этого.

— Пожалуйста! Пожалуйста! — умоляла она. — Не делайте этого — что угодно, только не это!

Торн была храброй и бесстрашной. Какие пытки могли заставить её умолять пронзительным и дрожащим голосом?

Я не могла оставаться в стороне и слушать её страдания. Но сначала я должна была увидеть какая именно ситуация сложилась, и у меня были средства для этого, без использования слишком большого количества магии из моих оскудевших запасов. Я хотела использовать шаманскую магию и выйти из своего тела ещё раз.

Я пропела нужные слова, взяла совершенно правильный ритм, и сконцентрировала свою волю. На секунду всё потемнело, а затем я оказалась парящей над своим скованным телом, в мире, где всё виделось в зелёном оттенке. Я посмотрела на себя, на закрытые глаза и глубокое, ровное дыхание и направилась к двери, через которую мой дух прошёл свободно.

Я оказалась в коридоре, комнату, где Торн подвергалась пыткам, найти было легко. Это была следующая камера, слева от моей. Дверь была широко открыта, и охранник, его тело светилось зеленой жизненной силой, стоял спиной к стене. После того как я оказалась внутри, взяла ситуацию свои руки.

Торн лежала на спине, привязанной к металлическому столу толстыми веревками. Кровь была на её голых плачах и руках. Дородный мужчина, раздетый до пояса, стоял над ней, его волосатая грудь и кожа блестела от пота. В правой руке он держал кинжал, длинное и тонкое лезвие, которого неоднократно втыкал в тело Торн. Они пытались найти место, где её, предположительно, коснулся дьявол, место где она не могла чувствовать боли, место, которое доказывало бы, что она ведьма.

Это было совершенно не нужно — мы явно были ведьмами и не отрицали этого. Но священник завис рядом, неся улыбку на своих тонких губах. Он наслаждался этим.

И тогда я поняла, что заставило Торн кричать и просить подобное. Это имело мало общего с кинжалом, протыкавшем её тело; мало общего с болью, от которой она должна была страдать. Нет, то что вызывало у неё страх был инструмент, который держал священник.

Это были мои ножницы, те самые, которыми я отрезала фаланги больших пальцев моих мёртвых врагов. Остальная часть моего оружия лежала аккуратными рядами на деревянном столе в дальнем углу. Но священник должен обладать какими–то знаниями, чтобы выбрать именно ножницы.

Вываренные в котле с проведением правильного ритуала, кости пальцев могли дать их обладателю тёмную магическую силу. Но потерять свои пальцы — это одна из худших вещей, которые могут произойти с ведьмой. Это приносит большое бесчестье — всё, чего достигла ведьма в жизни, перестаёт существовать. И такая судьба — самое страшное для ведьмы–убийцы. После того как её превозносили, боялись и почитали в клане — она становилась объектом насмешек.

Хотя можно выжить после отсечения пальцев, но многие ведьмы погибали от шока после этой процедуры. Даже если они поднимутся после смерти, могут быть различные последствия. Считается, что изувеченная таким образом ведьма, не может возродиться, не может снова ходить по земле. Она должна остаться во тьме навсегда.

Не удивительно, что Торн кричала в ужасе от такой угрозы. Для неё самым худшем будет стыд и потеря уважения. Она надеялась стать величайшей ведьмой–убийцей клана Малкин всех времён, и что бы такая репутация сохранилась после её смерти. Священник угрожал ей отсечь пальцы ножницами в два приёма.

Я быстро оценила ситуацию отмечая двух охранников у дальней стены. Таким образом, в камере было четверо мужчин и один в коридоре.

Я быстро отступила и вернула свой дух в тело так быстро, как только смогла. Открыла глаза и начала использовать свой последний магический ресурс, выворачивая шею и шевеля языком насколько это было возможно. Покрутив ожерелье вокруг я добралась до последнего неиспользованного пальца и засунула его в рот. Затем я сосал его, медленно втягивая в тело накопленную им энергию. Сделав это, я выплюнула его и сконцентрировалась, сосредоточив внимание на одиноком охраннике за дверью.