Я не искала любовь

— Ты слишком остро реагируешь! Ты её даже не знаешь, впрочем, как и я. Только я абсолютно уверен, — за её решением отступить стояли далеко не невинные мотивы. Чего мне следует остерегаться?

— Не превратись в засушливого обывателя, как твой отец. Его интерес к этой девушке мало чем отличается от твоей незаинтересованности. Вам обоим на неё наплевать. Отнеслись к ней как к пешке, которую нужно использовать, чтобы выиграть партию. Корнелл хочет поставить тебя на место и отрезать ноги конкуренту, а ты противоречишь ему любым способом, даже перешагивая через труп этой бедняжки.

— Ради всего святого, мама, теперь ты преувеличиваешь!

Я понял, что назвал её мамой. Я не делал этого с подросткового возраста, возможно, потому, что с тех пор она никогда не говорила со мной тоном, пропитанным изнурительным упрёком, который умеет выражать только мать, когда решает перестать вести себя как подруга. Тон, который она выбрала сейчас. И по какой причине? Ради незнакомки, которая решила не добиваться справедливости из-за неизвестно каких постыдных секретов?

Если Дит и ценит то, как я её назвал, она никак этого не показывает.

— Я не преувеличиваю, Арон. Будь осторожен. Я серьёзно. Если в своей постоянной войне против отца ты используешь то же оружие, что и Корнелл, то рискуешь стать таким же, как он. Но ты же не хочешь, чтобы это произошло, верно?

— Я никогда не буду таким, как он, — отвечаю с неуверенностью человека, который рассказывает сказку, в которую не верит. Тем не менее я должен верить в эту басню. Даже если боюсь, что впитал каждый атом его недостатков в свою ДНК, у меня всё ещё есть иллюзия, что я лучше него.

— Тебе не остаётся ничего другого, как доказать это, — продолжает Дит, вставая и отказываясь позволить мне заплатить за обед, решительно протягивая официанту свою кредитную карту.

Мой взгляд спрашивает её «как?» и одновременно сожалеет об этом вопросе.

— Найди эту девушку, — серьёзно настаивает она. — Извинись за свои манеры. Убеди её заявить на этого маленького монстра. Пусть она чувствует себя в безопасности. Короче говоря, используй свою совесть. А теперь прости меня, я должна вернуться в галерею, — она наклоняется, ласково проводит по моей щеке, затем застёгивает пояс плаща, такого же кроваво-красного, как и её вдохновенные работы. Но перед тем как уйти, добавляет:

— Если ты правда хочешь насолить отцу, не отвергай этот иск, Арон. Только веди дело по-своему. Сопереживать проблемам других — вот что отличает человека от мужчины.

***

Обычно нескольких слов Дит недостаточно, чтобы расстроить меня. Я сделан не из пористого материала. Обычно проповеди других (если позволяю кому-то их читать мне), от меня отскакивают. Однако, поскольку я не сделан и из ударопрочного внеземного материала, то временами не могу не чувствовать покалывания, на вкус похожего на дискомфорт. Поэтому несколько дней я чувствую себя некомфортно.

Злюсь, в небольшой степени, на Дит.

В основном злюсь на отца, который сообщил мне, что поручил Люсинде связаться с Джейн Фэйри. А мне (очевидно, неготовому разбираться с приятными тонкостями уголовного права), придётся заниматься выселением за неуплату и квартирным спором.

Думаю, именно по этим причинам я прошу своего секретаря разыскать Джейн Фейри.

Мне должно быть наплевать на неё и на всю вселенную.

Я должен продолжать выполнять свою обычную работу, и если её не оценят по достоинству, то должен и могу взять отпуск. Я даже могу поискать работу в другом месте. Найдётся сотня других фирм, готовых меня принять и сделать старшим партнёром, гораздо раньше, чем предполагают мои родственники. Меня не пугает мысль о более мелкой фирме с не самым выдающимся оборотом: удовлетворение оттого, что я пошлю к чёрту тех, кто низко ценит мои способности, превзойдёт размер любого чека.

Тем не менее я в бешенстве и не намерен брать отпуск, а решаю разыскать девушку. Очевидно, она не выходит на работу, но это не мешает узнать её адрес.

Итак, вопреки себе, в следующую субботу я оказываюсь в северной части Куинс, в районе, который агент по недвижимости назвал бы привлекательным, если не говорить ветхий. Таунхаусы, похожие на печенье, изъеденное временем и запустением, выстроились вдоль улицы, в тротуарах которой тонут корни немногочисленных пожелтевших деревьев, похожих на скульптуры из слоновой кости.

Не понимаю, я зашёл так далеко, чтобы доказать отцу и деду, что намерен противоречить им до смерти, или чтобы доказать матери, что моя совесть — незагрязнённый колодец.

Уверен в одном: остановившись перед самым уродливым домом из всех, я решаю уйти. Идея позлить Корнелла и угодить Дит — в любом случае ребячество. В обоих случаях это не говорит в пользу моего интеллекта и независимости.

Я уже собираюсь развернуться, когда дверь открывается.

— Вы кто? Вы кого-то ищете? — спрашивает меня старик. Я киваю ему, выражая намерение не отвечать, кто я и кого ищу, словно остановился случайно перед этим образчиком плохой архитектуры, и поворачиваюсь к нему спиной. — Вы Арон Ричмонд, верно?

Я вздрагиваю и снова оборачиваюсь.

— А вы? — спрашиваю его в свою очередь.

— Джейн живёт там, — сообщает он не отвечая. Пожилой мужчина указывает на то, что, несомненно, является входом в подвал, расположенный за коротким лестничным пролётом вниз. — Вы адвокат Ричмонд, верно? — настаивает он. Его взгляд, похожий на воду, немного подозрительный и чуть заинтригованный. — Просто феноменально, как вас описала Джейн. Я бы узнал вас даже в час пик на Таймс-сквер и без очков. Самый красивый мужчина в мире, сказала она, немного Трэвис Фиммел и немного мистер Дарси, и я не могу отрицать…

— Натан!

Вдруг в подвале как будто разбилось окно. Но окно не разбивалось. Это только голос Джейн Фейри, раздался так же пронзительно, как стекло, разбитое на сотни осколков. Из-под лестницы появляется её лицо, покрасневшее до ушей.

Я сразу же понимаю, — показаться, было последним из её намерений. Она подслушала разговор и вышла с намерением помешать своему соседу сообщить мне, что считает меня самым красивым мужчиной в мире.

С растрёпанными волосами, в коротких шортах и футболке, настолько мешковатой, что сползает с одного плеча, Джейн останавливается у подножия ступенек. Я смотрю на неё и не могу не обратить внимание на изящно длинную шею. Я не могу не заметить, что девушка без лифчика, и острые соски деформируют лёгкую ткань футболки. Я не могу не заметить, что, несмотря на ещё один шрам, который, как ветка, взбирается вокруг колена, у Джейн гибкие ноги. Я имею в виду, если бы у девушки не было столько отметин, если бы я мог её отфотошопить, удалив всё лишнее, Джейн Фейри определённо трахабельна.

— Чего вы хотите? — встревоженно спрашивает она, не поднимаясь по лестнице.

Поэтому к ней спускаюсь я. По мере моего приближения Джейн отшатывается, как испуганный щенок. Внезапно она возвращается в квартиру и почти захлопывает дверь у меня перед носом. За облупившимся дверным проёмом виднеется только часть её лица, прядь волос и рука.

— Что вы здесь делаете? — повторяет она свой вопрос.

Её страх вызывает у меня тошноту. Я не могу смириться с тем, что она так напугана, будто ожидает нападения с моей стороны. Не выношу такой паники в женщине. Предпочитаю шлюх жертвам.