Я не искала любовь

Арон крепко обнимает меня, наклоняется и говорит прямо мне на ухо. Голос у него низкий, но твёрдый.

— Мне было восемнадцать, и я был настоящим придурком. Меня ослеплял театр, который устраивала Лилиан, чтобы показать себя не такой, какой она была на самом деле. Я любил не её, а то представление, которое у меня сложилось о ней. И впоследствии я чувствовал только злость на то, как она со мной обошлась. Это была уже не любовь, а уязвлённая гордость и сентиментальная незрелость. Теперь я мужчина, который знает и уверен в своих чувствах и желаниях. А ты не стерва, которая носит маски. Ты открытая книга, твои эмоции правдивы, порой жестоко правдивы. Твоё сердце сделано из золота, даже если считаешь себя жестоким монстром и убийцей. Тебе придётся смириться со своим прошлым, с тем, что ты сделала, но прежде всего с тем, что тебе пришлось сделать, и я тебе помогу, но ещё тебе придётся обратиться за помощью к хорошему психотерапевту. Об этом мы ещё поговорим. А пока знай, — ты моя прекрасная малышка Джейн, ты ужасно чувственная и я хочу тебя как безумец.

Я поднимаю лицо и хочу плакать, но от радости. Все слёзы, которые пролила в прошлом, были только от горя. Я никогда не испытывала такого странного чувства, как желание плакать от счастья.

Чувствую, как они капают на щёки. Я плачу перед Ароном. Я плачу перед кем-то. Это впервые.

Он берёт меня за руку и ведёт к кровати.

Я продолжаю плакать от радости, пока его руки освобождают меня от одежды. Я задерживаю дыхание, пока он раздевается сам. Я чуть не умираю от приятного напряжения, когда чувствую его руки на своём теле. Голова кружится в тот самый момент, когда он целует каждый из моих шрамов. На лице, на колене, на спине. Когда его пальцы проникают между моих ног, я нахожусь в серьёзной опасности умереть от сердечного приступа, настолько быстро бьётся сердце.

После тысячи поцелуев и бесконечного количества ласк Арон отстраняется, чтобы что-то взять из своего чемодана. Он достаёт новую упаковку презервативов, и я не могу удержаться, чтобы не сказать ему тоном, одновременно смущённым и ироничным:

— Похоже, ты приехал сюда с довольно чёткими идеями.

Арон стоит передо мной, обнажённый, с эрегированным членом, как чувственный бог, и раскатывает презерватив ужасно эротичным способом. Всё во мне становится жидким и томным.

— О да, Джейн. У меня были очень чёткие представления, а теперь они стали кристально ясными… — Он подходит к кровати, возвращается ко мне, оказывается на мне сверху. — Если я сделаю тебе больно, скажи мне, — шепчет он, проникая в меня, порывисто-сладко. А потом только стремительно.

Я в раю. Наши руки переплетены высоко на подушке, пока его тело скользит по моему телу. Он целует меня, проникает, целует.

Мне хочется издать звук удовольствия, но я боюсь. Мне стыдно. Я задерживаю дыхание и задыхаюсь, мои губы запечатаны от страха совершить ошибку. Быть настолько собой, без щитов.

Но я и правда открытая книга, потому что Арон замечает это, смотрит мне в глаза и говорит:

— Наслаждайся, Джейн, делай это свободно. Не держи всё в себе. Кричи, стони, плачь, будь собой. Никто тебя не осудит, никто тебя не контролирует. Оскорбляй меня, если хочешь. Ты можешь делать то, что чувствуешь, всегда и навек.

Затем я позволяю дыханию взять ритм, какой оно хочет. Я отпускаю себя. Я доверяю. Я становлюсь собой.

Его руки, сковывающие мои запястья, позволяют мне наконец-то почувствовать себя свободной.

***

На следующий день я намерена снова отправиться в тот дом. Не могу назвать своим домом это странное место, полное призраков. Но мне всё равно необходимо туда зайти, я должна кое-что сделать, что-то взять. Это будет мой последний поступок, прежде чем те стены сожрут черви.

Арон настаивает, чтобы сопровождать меня, и я не возражаю.

Пока мы едем в машине, я спрашиваю:

— Джеймсу Андерсону это сойдёт с рук? Это единственное, что меня тяготит. То, что он на свободе и может погубить других девушек. Всё остальное я переживу, но то, что он не будет наказан — нет.

— Ему это не сойдёт с рук, Джейн. Несколько дней назад произошло нечто, что частично примирило меня с Лилиан. Нет, не напрягайся. Послушай меня. Похоже, что пока её детектив следил за Эмери в поисках доказательств измены, чтобы использовать их при разводе, он обнаружил гораздо больше. Лилиан могла бы шантажировать и получить взамен всё его состояние, но она решила передать всё прокурору. Думаю, она чувствовала себя дерьмово после того, что сделала, пытаясь навредить мне через тебя. А может, мысль о том, в каком мире вырастет её сын и какие плохие примеры он будет иметь, убедила её действовать. Эмери частенько посещал проституток, но это не самое главное. Раскрывая грязные трюки Эмери, детектив уличил в них и его брата. Он обнаружил сообщения, которые Эмери удалил со своего мобильного телефона. Лилиан решила, что они принадлежат любовнице, и поручила детективу восстановить переписку. Но смски принадлежали Джеймсу, который однажды ночью обратился к Эмери за помощью, сразу после того, как изнасиловал и едва не убил девушку. Он безрассудно назвал её имя, местонахождение, рассказал о том, что натворил и просил брата приехать, чтобы разобраться во всём. Мелинда без труда нашла девушку и убедила её заявить на него. Когда об этом стало известно, другие жертвы тоже набрались смелости и последовали её примеру. Джеймс окажется в тюрьме на долгие годы, да и репутация Эмери, конечно, будет подмочена, — Арон пожимает мою руку, подносит её к губам. — По словам Дит, это был очевидный финал. Она сказала, что никто не сможет причинить вред ангелам, если все Небеса не объединятся, чтобы справедливость восторжествовала.

Неужели Небеса и правда собрались вместе, чтобы помочь мне после стольких страданий? Не верю я в такие вещи, но… если вспомнить всех друзей, которых нашла, если вспомнить Арона, если вспомнить мужество, с которым мне удавалось жить, даже когда хотела умереть, я прихожу к выводу, что, возможно, Бог простил мою вину.

Возможно, Бог — не тот ужасный инквизитор, о котором говорила моя мать.

И я не чудовище.

Теперь мне просто придётся столкнуться с ещё одним препятствием.

К сожалению, сейчас не вечер, и дождя нет, и улица далеко не пустынна. Как только мы выходим из машины, все взгляды устремляются на нас: из-за окон, из садов и с тротуаров. Они сделали бы это в любом случае, по отношению к любому незнакомцу, но через несколько мгновений воспоминания с одинаковой силой врезаются и в меня, и в них.

Они узнают меня без особых усилий. Слышу гул их голосов в своей голове. На самом деле я их не слышу, это лишь впечатление, но уверена, за занавесками своих безгрешных домов они считают меня похожей на блудницу-убийцу, которая ходит плевать на могилы своих жертв.

И тут вдалеке я замечаю пожилую даму, быстро приближающуюся к нам из одного из коттеджей в конце длинной прямой улицы, за которой я наблюдала в детстве, как наблюдают за горизонтом с пляжа. Она смотрит на меня, делает жест в мою сторону. В руках у неё что-то похожее на палку. Не уверена, но думаю, она мать одной из моих главных обвинителей, тех, кто клялся и лжесвидетельствовал, что я организованный убийца, что во мне кипит обида и моя мать была святой на земле. То, что она до сих пор жива, просто чудо, учитывая, что тогда она была уже очень стара. Чего она хочет?

Мне хочется прокричать всем, что я не рада тому, что сделала, что часть меня умерла навсегда, что я спасала свою жизнь, прервав жизнь своей матери, но я не хотела этого делать. Мне хочется крикнуть им, чтобы они простили меня, перестали ненавидеть и относиться ко мне так, будто я нарушила все заповеди.

Арон также замечает приближающуюся старуху, скрюченную и в то же время воинственную.

— Не убегай, Джейн. Не бойся, — уговаривает он, чувствуя моё желание сбежать.

— Пожалуйста, не сейчас, пойдём в дом. Умоляю тебя.

Я тащу его в сторону чёрного хода, он следует за мной. Мы входим в дом и закрываем фанерную доску, как можем.

При дневном свете то, что казалось мне мрачным местом, проявляет свою самую банальную сущность: пыльный, разваливающийся, пахнущий затхлостью старый дом.

Я смелее, чем несколько дней назад. Рука Арона продолжает сжимать мою, пока я брожу по комнатам, не дрожа. По крайней мере, не слишком сильно. Я ничего не говорю ему. Он ничего не говорит мне. В молчании мы идём по этому месту воспоминаний. Поднимаемся по узкой лестнице, пока не доходим до того места, где раньше была моя комната.

Уже тогда она казалась мне маленькой, а теперь это беличья нора, дыра в дереве, коробка из-под обуви. Я оглядываюсь вокруг: кровать, шкаф, окно без балкона, защищённое решёткой, чтобы воры не могли войти, а Джейн — выйти. На случай если ей захочется использовать дерево как трамплин для побега.

Я отпускаю руку Арона, хотя его взгляд не покидает меня. Я чувствую, как он вцепился в мою спину и волосы.

Он не понимает, зачем мы пришли, не понимает, что я делаю. Это ритуал, который принадлежит исключительно мне.