Я подарю тебе боль
Шрифт:
Несколько месяцев назад мы с Машей все же перебрались к Давиду в Москву. Я заводила этот разговор с дочерью с опаской – не знала, что буду делать, если она категорически не захочет переезжать. Как мне тогда разорваться между ней и тем, к кому тянулось сердце и мысли?..
Но дочь меня удивила. Хотя с её-то характером чего-то подобного и стоило ожидать.
– В Москву? – спросила она с придыханием. – Я готова! Когда едем?!
– А твои друзья, школа?..
– Мам, ты чего? Какие друзья, какая школа? Это же Москва! Все туда хотят, но не всем удаётся!
Звучало весьма трезво для подростка, может, даже, чуть цинично. Зато с таким отношением к жизни дочь точно нигде не пропадёт, можно быть спокойной.
– А что насчёт папы? – спросила я мягко.
Маша пожала плечами.
– Так двадцать первый век на дворе. Созваниваться будем по видеосвязи. Тоже мне, проблема!
Я улыбнулась, вспомнив сейчас о том разговоре. Тогда у меня буквально камень с души упал.
Что же касалось Яна – он теперь жил самостоятельно, в той квартире, где мы прежде обитали все вместе. Давид предлагал и его забрать с собой в столицу, но сын отказался. Наверно, хотел найти собственный путь. Но при этом знал, что всегда может рассчитывать на нашу поддержку.
Жизнь, одним словом, понемногу налаживалась. После развода я получила половину бизнеса бывшего мужа, с которой имела дивиденды и могла спокойно на это прожить, но моя деятельная натура требовала нового вызова. Поэтому сейчас я занималась тем, что планировала начало собственного дела. В Москве для этого были все возможности.
Кинув на себя последний взгляд в зеркало, я осталась абсолютно довольна. Казалась себе сейчас красивой, как никогда раньше. Все же любовь способна преобразить женщину, помочь ей расцвести. И неважно, сколько ей при этом лет.
Подхватив сумочку, я вышла в гостиную, где меня ждал Давид. Восхищение в его глазах – искреннее, неподдельное – заставило мои щеки мгновенно вспыхнуть румянцем.
Ну совсем как девочка, ей-Богу. Но это было безумно приятное чувство.
– Страшно даже тебя показывать другим мужчинам, - пошутил Давид, беря меня за руку. – Все боюсь, что украдут.
Я рассмеялась на эти слова и, прильнув к нему, положила голову на крепкое мужское плечо.
Неожиданно серьёзно ответила…
– Не украдут. Потому что я не хочу быть украденной. Никем, кроме тебя.
В этом вся суть человеческих отношений. Нельзя увести того, кто не хочет, чтобы его увели. И потому измене не может быть никаких оправданий.
Давид поднёс мою руку к своим губам, мягко поцеловал. Потом, вздохнув, сказал:
– Это платье на тебе… вызывает только одно желание – его снять. Так что поехали скорее в театр, пока я не поддался искушению…
Я снова смущённо рассмеялась. А Давид крикнул в сторону второй спальни:
– Дети, мы поехали. Не сидите тоже дома, сходите прогуляйтесь хоть!
Из-за двери высунулись две темноволосые головы – Маша и Ян. Сын прилетел к нам погостить на эти новогодние праздники, взяв на работе небольшой отпуск.
– Сейчас доиграем и на каток у ГУМа рванем, - пообещал Ян. – А вы повеселитесь там хорошенько!
Ну, насколько это возможно на балете, - хмыкнул следом.Смешно ему было. Ничего, в свои сорок он ещё оценит это искусство по достоинству, все приходит с годами и опытом.
Несколькими минутами позже мы с Давидом сидели в его машине, готовясь ехать. Но он вдруг вместо того, чтобы тронуться с места, сказал…
– Даш… а давай поженимся? Знаю, что, наверно, ещё рано и вообще мы это не обсуждали, но… Я бы хотел тебя гордо называть своей женой. А потом мы с тобой дом построим – я давно об этом мечтаю… и, если захочешь, может, даже ребёнка родим…
Я смотрела на него, прислушиваясь к своим ощущениям.
Замуж во второй раз совсем не рвалась – мне было хорошо и так. Но когда он говорил все эти вещи… поняла, что хочу с ним это разделить. Просто хочу и все.
– А давай, - улыбнулась ему просто.
И больше никакие слова были не нужны. Чувства и без того читались в наших глазах.
В это же время в другом городе…
– Пап, мне убегать надо, - протараторила дочь, возвращаясь к телефону.
Эдик слышал, как она говорила с Дашей. И с её этим новым хахалем, которого он давно ненавидел всей душой. Эдик всегда знал, что Давид мечтает вернуть себе его жену…
И ему это удалось. А вот сам Эдик все потерял. И винить в этом было некого, кроме себя самого.
Знал Эдик и то, что рядом с Машей сейчас находится Ян. Но сын категорически отказывался с ним общаться, хотя он и пытался с ним просто поговорить, попросить прощения…
Эдик с ненавистью посмотрел на собственные руки, которыми когда-то его ударил. Отрубить бы их себе в наказание, но для этого он был слишком малодушен, да и вряд ли это вернуло бы ему сына.
– Ну, беги… Яну привет, - проговорил в ответ с дрожащей улыбкой. – Я знаю… он слышит.
Маша махнула ему рукой на прощание и он вдруг спохватился.
– Погоди, дочь! Когда тебя в гости ждать? Я по тебе ужасно скучаю и бабуля тоже…
Маша пожала плечами.
– Не знаю, пап, пока никак. Может, на каникулах. А вообще, ты сам приезжай. И бабулю прихвати.
Что ж, она, наверно, была права. Это он виноват в развале семьи, ему теперь и добиваться прощения, ему доказывать свою любовь. Именно ему нужно делать все на свете, чтобы окончательно не потерять своих детей.
– Приедем, - пообещал он. – Обязательно.
– Ну, тогда пока! Пиши, если что.
Маша отключилась, а он остался с чудовищным чувством, застрявшим в груди занозой…
Он был нужен ей куда меньше, чем она – ему.
Да и был ли нужен вообще?..
Эдик ощущал себя бесконечно старым, всеми забытым. Ему теперь только и оставалось, что воспоминания о прежних, более счастливых, днях.
Конечно он, возможно, ещё встретит хорошую женщину, обретет новый, настоящий дом вместо этой, кажущейся бесконечно пустой квартиры, взятой им в ипотеку…
Но никогда так и не перестанет жалеть о том, что разрушил своими руками. Потерял по собственной дурости…