Я присмотрю за тобой

— Они считают, что… Работа — ваш главный стимул для такой жизни.

— Какой "такой"?

— Нормальной.

— Отлично. А ненормальная — это как?

— Не знаю, это не мои слова.

— Про нормальную — твои. Не криви душой.

— Нормальной… — Ира начинала злиться. Не стоило ей вообще влезать в их тесный змеиный клубок. — Нормальной — значит, к чему-то стремиться. Не только к тому, чтобы протрезветь и не схватить ЗППП.

В салоне воцарилась тишина. Тихо урчал двигатель. Ире хотелось уйти, но она ждала ответа, каким бы он ни был.

— Считаешь меня прожигателем жизни?

От звука его изменившегося, ставшего глухим, низким, голоса Иру бросило в дрожь, как тогда, когда актер на память читал ей стихотворение.

— Я увидела вас таким, — тихо ответила она.

— И все? В реабилитации отказано?

— Я… — она посмотрела на его отражение в лобовом стекле. — Я не понимаю, зачем вам это нужно.

И снова между ними забилась тишина.

— Ладно, — устало отозвался он. — Поехали.

— Хм… Это же автомат?

— Да. Нажимай тормоз. И вот эту палку вот сюда. Переключаем коробку передач. Поехали.

— Пристегнитесь.

— Неа.

Ира искоса посмотрела на него. Он так и сидел, нахохлившись и скрестив руки на груди.

— Тогда я никуда не поеду.

Он вздохнул и потянул на себя ремень. Форд тронулся. какое-то время Сергей молча следил за её действиями. А потом, пресытившись тишиной, позвал.

— Ира.

— Что?

— А свою жизнь ты считаешь нормальной?

Она покусала губу. Дорога отнимала все внимание, и ей в этот момент сложно было думать о чем-то другом.

— Скорее нет, чем да.

— И тебе тоже нужен стимул?

Она покачала головой.

— Вы правы. Это ужасно звучит. Извините меня.

— Ну, почему же. Стимул для нормальной жизни… Ты вот с животными возишься.

— Это не то, — уклончиво ответила Ира. — Просто жить для других легче, чем для себя.

Он только пожал плечами. Тема была закрыта.

До спорткомплекса Сергей говорил со спутницей только о дороге, знаках и машине. Ира с удивлением отметила, что чувствовала себя за рулём вполне уверенно. Ехали, конечно, медленно, но в знаках она не ошиблась ни разу, поворотники включала исправно, всех вежливо пропускала и от истеричного бибикания не подскакивала.

Парковался, правда, Сергей сам.

— Отлично ты водишь, — заметил он, забрасывая сумку на плечо. — Домой тебя подбросить после занятий?

— Нет, у меня ещё есть дела.

Ей сегодня позарез нужно было отмыть офисы. Она и так пропустила свою смену.

— Ладно, до завтра.

Войдя в комплекс, они разошлись в разные стороны.

Сергей занимался до звона в ушах, с остервенением. Даже тренер, который давно уже не лез с советами, подошёл предупредить, чтобы сбавил обороты. Сергей поблагодарил, но выбранного темпа придерживался до конца тренировки. В итоге вышел в коридор на негнущихся ногах. После душа закружилась голова, но Сергей, не обратив на это внимания, направился в зал к Эле. Там Ирина, ещё в футболке и велосипедках, стояла у стола и, опершись локтями о лежащий перед ней раскрытый журнал, читала.

Занятия, видимо, закончились, потому что Эли поблизости не было.

Сергей опустил сумку на пол у входа в зал, тихо прошёл по покрытию и, замерев за спиной Ирины, едва слышно выдал:

— Бу.

Реакция оказалась молниеносной. Сергей и заметить не успел, как Ира, вывернув ему руку, уложила его на обе лопатки.

— Ну, зачееем? — расстроенно протянула девушка, отпуская его запястье. — Ребячество какое-то.

— Ни фига себе, самооборона! — Сергей вскинул руку, решив схватиться за край стола, с которым его голова разминулась на пол-ладони. — Это уже какой-то…

Он замер, не сводя глаз со своей руки. Конечность будто двигалась без его участия. Сергей перевёл взгляд на стоявшую перед ним хмурящуюся Ирину. Ощущение нереальности не покинуло его. И только поняв, что не видит больше своей ладони, Сергей закрыл глаза и ругнулся.

Мигрень, которая с последних съёмок не давала о себе знать, пришла, как всегда, не вовремя. Если для мигрени вообще существовало время.

— Что с вами? — услышал он все ещё обиженный Ирин голос.

— Нормально, — он сел, часто заморгал. Даже приглушенный свет в зале раздражал. Окружающий мир постепенно выпадал из поля зрения.

Ира присела перед ним.

— Я вам что-то повредила?

Он посмотрел на неё невидящим взглядом. Её лицо почти полностью скрылось за слепым пятном.

— Нет, это… Бывает.

Она поднялась, отвернулась было, но что-то замешкалась и вдруг протянула ему руку. Он снова сморгнул, поймал её сухую, холодную ладонь своей, широкой и тёплой, и осторожно встал на ноги.

— Сергей, что с вами?

Он оглядел зал и вяло ответил:

— Мигрень.

— Болит голова?

— Хуже. Я почти ничего не вижу.

Она сунула ему в руку бутылку с водой.

— А это точно мигрень? А вдруг… Инсульт?

Слепое пятно замерцало.

— Нет, точно. У матери такие же приступы. Генетическая предрасположенность.

— И давно у вас такое?

— Со школы. Да ты не переживай, — он направился к двери. — Пройдёт минут через двадцать. Скотома это называется. Меня Ине… Знакомая в Германию на обследование возила. Там это так обозвали.

Он поднял сумку с пола, оглядел коридор. Свет больно бил по глазам. Пятно мерцало, как калейдоскоп на солнце.

— А лекарства?

— Курс надо проходить раз в год и отдыхать больше.

— Вы проходили?

— Я отдыхал.

— А как вы на машине поедете?

— Вызову такси.

— Мне поехать с вами?

Он повернулся к ней.

— Жаль, лица твоего не вижу. Приятно было бы увидеть на нем тревогу за меня.

Она смутилась и замолчала. Они спустились вниз, вышли в парк. Сергей сел на ближайшую лавочку и достал телефон. Ирина мялась рядом. Она так и не успела переодеться — накинула только безрукавку поверх футболки и явно мерзла, разгоряченная после занятий.

— Куда тебя подвезти? — спросил он, выбирая маршрут в приложении.

— Проезд Павлова, двадцать пять.

Он сморгнул, протянул ей телефон.

— Набери сама, я не вижу.

— Вам точно не надо к врачу?

— Нет, — недовольно ответил он. — Нормально все, я же сказал.

— Может, я сяду за руль? У меня неплохо получилось.

— Но помочь тебе я не смогу.

— Тоже верно, — она присела на уголок скамейки. Уже темнело, и в парке у комплекса разгорались фонари.

Сергей закрыл глаза. Собственная беспомощность его раздражала. Мигрень он ненавидел всеми фибрами души и после приступа чувствовал себя отвратительно. Это недомогание выбивало его из колеи, из жизни, делало его слабым, зависимым. А он не хотел быть таким. Особенно перед Ириной.