Я прячусь от ветра

Молча отстранившись, только потому, что лард отпустил, только и смогла, что нахмурить брови, отворачиваясь. Да, он прав. Сердце стучит. Но это ничего не значит.

Тазур.

Упрямство. В каждом слове, в каждом жесте, в повороте головы. Только вчера, когда у этой маленькой женщины просто не осталось сил, она сделала все так, как было нужно мне. А теперь вот снова. Чтобы добиться внимания к моим словам, мне приходилось ставить условия и вынуждать ее действовать не по-хорошему. Но я никак, никак не мог придумать, как добиться нужного мне иначе. Разве, совсем бессовестно соблазнить ее. Только от чего-то возникала уверенность, что вместо покорного смущения, я в итоге получу страшную обиду и не вероятный шквал возмущения, замешанного на злости. С этой женщиной так не работало. Она должна была решить все сама, а я мог только подталкивать решение в нужную мне сторону. А еще очистить горизонт от лишних, отвлекающих элементов.

Спустив ее со спины коня, позволив еще немного насладиться запахом и теплом ее тела, дурящим мне голову всю прошлую ночь, я чуть отступил от Анны, позволяя ей расслабиться. Шаг за шагом. Я никуда не тороплюсь.

— Иди, я Слюду привяжу пока. Леран, обождите нас. Может, перекусите с людьми Томаша, — следя краем глаза, куда двинулась девушка, я привязал повод слюды к ближайшему столбу, кинув вопросительный взгляд на своего второго хара. Если Леран уже не обращал внимания на наши разговоры с Анной, то Томаш вопросительно поднял брови, едва заметно оскалившись.

— Думаешь, про тебя девица?

— Определенно. Особенно это стало понятно, как выяснилось, что мне совсем не обязательно жениться на баронессе. Там какие-то сложные условия, и не всякий подойдет.

— Что, стоит предупредить парней? — улыбка Томаша становилась все шире. Ему явно понравилась подоюна новость.

— Можно. Только пусть сильно не галдят, а то иногда хуже баб в базарный день, — у меня у самого, против воли, на лице расплылась довольная ухмылка. Про меня. Определенно, эта девица про меня.

— Как прикажешь. Иди, пока совсем не пропала твоя красота.

Кивнув хару, побежал в ту сторону, где скрылась Анна.

Она вышла из деревни, обойдя ограду с внешней стороны и медленно двигалась вдоль, ведя рукой по невысокому забору, который местами был частью дворовых оград, становясь выше, а кое-где оставался сам по себе, не поднимаясь и до бедра. Сейчас, когда я наблюдал со стороны, было видно, что Анна тоже пострадала от всех этих лет труда, горя и борьбы. Если ее лицо и фигура не выглядели столь изможденными, как у других местных жителей, это говорило только о том, что она другая. И здесь мне становилось совсем непонятно, к чему такое сопротивление почти каждой моей попытке помочь. Да, сегодня кашель донимал ее меньше, не смотря на сон в таком малоприятном и негостеприимном месте, но, думалось мне, в нормальных условиях эта женщина все же выглядит не так. Не такой утомленно, не такой опечаленной, серьезной и озабоченной. Слишком много событий для маленькой женщины. И я сделаю все, чтобы к ней вернулась былая свежесть и сила, какие были до мора.

Подойдя ближе, попытался разобрать, что именно высматривают ее глаза, но не нашел ни малейших отличительных черт.

— Что ты смотришь?

— Целостность забора.

— Покажи и я тебе помогу, — тонкие пальцы скользили по дереву, задержавшись на одной из вертикальных штакетин, там где они огораживали чьего-то двор. Вверх-вниз. Вверх-вниз. Почему-то это плавное, осторожное, даже почти нежное движение, заставило мою кровь медленно забурлить, вскипая.

— Не поможешь. Кожа на пальцах слишком грубая, — хмуря брови и даже не поворачивая головы в мою сторону, отозвалась Анна, продолжая оглаживать доску. А у меня возникала неприятная мысль, что я чертовски сильно завидую куску дерева в данный момент.

— Это какой-то не объективный вывод, — захотелось зацепить ее, а лучше вовсе оторвать от этого забора, чтобы она уделила мне хоть половину того внимания, что досталась забору.

— Да, да. Думай, как знаешь. Посмотри, это же не такая доска, как соседние. Или я ошибаюсь?

Отступив, Анна с напряжением и ожиданием посмотрела на меня. Тряхнув головой, перевел все внимание на забор, пытаясь рассмотреть, что не понравилось девушке.

— Да, здесь гвозди новее. Сама доска вроде бы как и такая же, чуть светлее разве, но посмотри на шляпки.

Приглядевшись, девушка выругалась так, что я не вольно восхитился, запоминая особо витиеватый оборот.

— Не думал, что ты так умеешь.

— Пусть это не совсем прилично, и мама дала бы за подобное по губам, но иначе ситуацию не описать. Кто-то подменил часть забора.

— Для чего?

— Видно, чтобы нарушить границу.

— Это как в Вийке? Забор не позволит Красному туману попасть в деревню?

— Это не только от Красного тумана. Здесь еще много кто бродит. Не нравится мне все это. Нужно поправить ограду.

— И как?

— Сперва нужно выяснить, сколько частей забора заменили. Остальное не наша забота, — сняв с пояса ножик, который болтался на поясе возле ключей, Анна сделала большую зарубку прямо там, где до этого водила рукой. Под серой доской, пропитанной дождями и снегом, открылась белая древесина.

— Она точно здесь не так долго, как остальные.

— Ты хочешь проверить все?

— Придется.

Идя вслед за Анной, все не мог успокоиться, распаляясь сильнее с каждым движением маленькой ладони, скользящей по забору. Понимая, что еще немного, и просто прижму ее к этому забору, тряхнул головой и тихо пробормотал:

— Анна, ты можешь это делать не так… чувственно, медленно и…

— Что? — и снова хмурый взгляд и непонимание в глазах.

— Да ничего уже, — позволяя волне накрыть себя с головой, будучи готов получить по лицу за такие дела, просто ухватил ее за плечи, придавив к забору всем телом. — Уже ничего.

Красивые, карие, с зеленцой, глаза широко распахнулись. Рот приоткрылся, готовясь выплеснуть на меня поток возмущения, но я уже не слушал. Не позволяя ей двинуться, удерживая одну ладонь, а вторую зажав между нами, чтобы не оттолкнула раньше времени, сделал то, что хотел всю дорогу до деревни. Прижался губами к шее. В том месте, где заканчивался ворот грубого платья. Под губами грохотал пульс, а сиплый, удивленный вдох лучше всего другого показал, что с обоюдным желанием у нас нет вопросов. Только с согласием. Оставив жгучую, огненную метку на шее, на мгновение отстранился, посмотрев в растерянные, несколько испуганные глаза.

Анна дернулась, но так слабо, что это было бы невозможно зачесть как попытку даже при большом желании. Пообещав себе, что отпущу ее через три вдоха, прижался к обветренным, шершавым губам, оказавшимся слаще меда. Осторожно, медленно смакуя этот пьянящий вкус, прижал одну ладонь к ее щеке, не позволяя отвернуться.

Анна дрожала и тихо, едва ощутимо вздыхала, но не отвечала на поцелуй и не пыталась отстраниться. Она словно пребывала в каком-то трансе, завороженная то ли моими действиями, то ли собственными ощущениями. А я не могу насытиться этой ее нерешительностью и нежностью, которые так резко контрастировали с обычным показательным поведением.

Приоткрыв на мгновение глаза, заметил как медленно, внезапно отяжелев, опускаются веки Анны. Она еще не сдалась, но, кажется, была сейчас не в силах бороться с нами обоими. На мгновение позволив себе прижаться к ней теснее, впитывая этот вкус, запах и ощущение дрожи, идущие от женщины, отстранился, всматриваясь в лицо. Аккуратное, с тонкими чертами лица и припухшими губами, оно сейчас не выдавало никаких эмоций. Одна ладонь коснулась нижней губы, густые ресницы медленно, с трепетанием поднялись, рассеяно и невидяще рассматривая пространство у меня над плечом, словно прислушиваясь к чему-то внутри.