Я - судья. Кредит доверчивости
Шрифт:
Троицкий снисходительно ухмыльнулся.
— Вот именно — ничего сверхъестественного. Обратите внимание, Ваша честь!
— Продолжайте ответчик. — Лена машинально листала материалы дела.
— Но все эти условия — лишь буквы на бумаге, благие намерения и несбыточные обещания. Банк, по сути своей, был не заинтересован в честном кредитовании. — Малышев брезгливо бросил перед собой рекламку.
— Возражаю! — бодро откликнулся Троицкий, которому порядком надоел этот доморощенный эрудит, прозевавший и кредит, и квартиру и теперь корчивший из себя Цицерона.
— Я прошу вас, Малышев, выступать по сути предъявленного иска и заявленного вами встречного иска, — сдержанно поправила выступавшего судья.
— Ну как же вы не поймете, в этом суть и есть! —
— Ну если бы все были довольны, так и исков бы не было, — не удержалась Лена.
— О, как вы правы! — Малышев захлопал в ладоши, чем вызвал очередной приступ зевоты у Троицкого. Ему все больше хотелось скорее прекратить этот цирк, закрыть очередное дело, очередного рядового должника и еще раз попытать удачи с этой симпатичной «Фемидой». Он, не скрывая своих самых тайных желаний, рассматривал каждый изгиб Лениного тела. Ну, по крайней мере, то, что можно было увидеть под балахоном-мантией.
То ли в ответ на его пристальные разглядывания, то ли на малышевские панегирики, Кузнецова передернула плечами и поправила прическу. Ободренные этим жестом, мужчины продолжили обмениваться колкостями.
— Вы правы, ваша честь! Таких, как я, не один и не два. Нас десятки в этом банке, сотни в нашем городе, тысячи по всей стране. И я здесь защищаю не только себя, но и тех, кто был так же завлечен, обольщен и обманут!
— Ну! Это уж слишком! Ваша честь, я протестую. Какое право имеет ответчик обвинять нас в обольщении и обмане? — Троицкий обиженно насупился, изобразив свое недовольство, возмущение и протест.
Судья устало откинулась на спинку стула и ответила:
— Господин Малышев, ответчик, я в очередной раз вынуждена вас просить не отвлекаться, а излагать суть. Только суть. Иначе мне придется ограничить ваше выступление. Ясно? — Она убрала руку, и глаза ее недобро блеснули.
Малышев кивнул:
— Да-да! Сейчас самое главное. Так вот, все эти люди пострадали из-за своей невнимательности и наивности! Они поверили банку и закону. И поплатились за это полным разорением. И еще, — он тяжело сглотнул и глухо по слогам произнес: — У-ни-же-ни-ем!
Лена только сейчас вдруг осознала, что именно «унижение» для этого странного ответчика Малышева самое страшное в этом споре. Она вновь попыталась его разглядеть и понять смысл его речи. И, словно почувствовав наконец-то проявленное к нему внимание, Виктор заключил:
— Им постоянно начисляются пени за просрочку, штрафные санкции, проценты на проценты и бесконечное повышение ставки! И главный вопрос — насколько это законно?
— Абсолютно. Читайте внимательнее договор. — Троицкий хмыкнул.
— Именно! — Малышев выхватил из папки стопку листов и замахал ею: — Читаем внимательно договор, в котором сказано, что отношения между сторонами регулируются Настоящим соглашением, Гражданским Кодексом, законами РФ и Конституцией. Я не буду сейчас отвлекать уважаемый суд вопросами о том, почему банкиры в таком порядке выстраивают приоритеты. На первом месте их договор, а на последнем Конституция страны. Неудивительно, что эти люди забыли заглянуть в нее и заодно в Гражданский кодекс и понять, что договор — это не кабала! Не каторга! А банковская деятельность — не ростовщичество! Итак, Конституция и Гражданский Кодекс гарантируют свободу договора. А если говорить еще точнее, то в случае нарушения прав одной из сторон по договору существует право оспорить как само соглашение, так и его условия. Поэтому я требую признать договор кабальным, совершенным на абсолютно невыгодных условиях, которые к тому же менялись без согласования со мной как стороной по договору. Но главное, признать его… — Он сделал паузу, повернулся к истцу: — Ничтожным!
— Как? — Троицкий поднял брови.
Лена удивилась не меньше, но судья обязана
сдерживать эмоции. Она лишь сплела пальцы перед собой и чуть прикрыла глаза:— На каком основании, ответчик?
— Этот договор, по которому с меня требуют отдать квартиру и все, что у меня есть, не соответствует закону.
— Уточните, ответчик, вы требуете признать ничтожным весь договор или условия договора о взыскании неустоек в виде повышенных процентов?
— Справедливости ради стоило бы признать весь договор ничтожным, но я не банкир и не собираюсь отбирать у них все имущество и деньги. Напротив, я хочу получить то, что мне причитается по закону и справедливости. Ведь я брал кредит, чтобы приобрести квартиру. Я выплатил всю ее стоимость и проценты за предоставленный кредит. А с меня потребовали еще и еще. Вот эти требования и не основаны на законе.
Малышев порылся в своей папке и вытащил лист, который тут же протянул судье:
— Я прошу суд учесть это решение высшего арбитражного суда, в котором четко указано, что подобные действия и комбинации с процентами не основаны на законе. Этим решением впервые российский суд дал правовую оценку бессовестности банкиров. А если говорить юридическим языком — создал прецедент. Согласно Цицерону: «Прецедент — это правило, возведенное в закон!» Поэтому я прошу вас учитывать это решение и поступить так же, как ваши коллеги. Я имею в виду по закону и по справедливости. У меня все. — Он устало опустился на лавку. Повисла тишина, нарушаемая лишь шелестом листков дела, которое пересматривала судья.
Троицкий подал голос:
— Тем не менее позиция банка не меняется. Ни отсрочка, ни рассрочка не спасут заемщика Малышева. Да к тому же он и не признает себя должником. В этой ситуации мы настаиваем на своих первоначальных требованиях, но меняем сумму. — Он сделал паузу и протянул сразу два документа: судье Кузнецовой и ответчику Малышеву. Юрист хитро ухмыльнулся: — Как говорится, во время пути собачка могла подрасти. То есть за время рассмотрения дела в суде и красноречивых выступлений ответчика сумма долга лишь выросла. Итого, ответчик должен тринадцать миллионов двести восемьдесят две тысячи пятьсот четыре рубля. Поскольку таких средств у ответчика нет, а единственное ценное имущество, принадлежащее ему, — это квартира, то мы требуем обратить взыскание на эту недвижимость и принять решение о его немедленном исполнении. И, конечно же, встречный иск мы не признаем. Ничего сверх положенного по договору. И закону, — назидательно заявил представитель банка.
— Что-то добавите?
— Нет. Все написано и сказано.
— Вы, ответчик? — Лена кивнула Малышеву.
— Мне тоже нечего добавить. Ведь слезы моих детей, потеря любимой и отчаяние от бессилия — не являются аргументами в судебном споре. А кроме этого и очень слабой надежды, у меня ничего и не осталось. Истец прав. Только квартира… — Он устало опустился и обхватил голову руками.
— Суд удаляется для принятия решения.
Бух! — ударил судейский молот.
Выслушивать решение неприятно и тяжело, но ждать его вынесения еще труднее. Особенно когда вы точно знаете, что ожидание не будет вознаграждено радостным событием. Так ждут у постели умирающего, ждут казни по состоявшемуся приговору, так же ждут надвигающийся ураган, и так ждал Малышев фатального для него решения суда.
Совещательная комната — святая святых. Алтарь судопроизводства. Жертвенник. Здесь для судьи наступает момент истины. Встреча совести и кодекса. Лена Кузнецова налила в чашку давно остывший чай и с огромным удовольствием его выпила. Ей предстояла нелегкая задача. Хотя, честно говоря, иных судьи и не решают. Лена включила компьютер, открыла нужный файл — стандартную болванку судебного решения «слушали-постановили» — и быстро застрочила на клавиатуре. Она создавала новый закон. Ибо каждое решение суда — это закон. Этот закон, как и десятки уже вынесенных ею решений, не будет носить ее имя, как, например, в США, но должен утверждать справедливость, какой бы неоднозначной она ни выглядела внешне.