Я, ты и наша тень

— Не знаю, — Хомик нахмурился. — Когда я покидал эти земли, вместе с твоей матерью, было все иначе.

Я оглянулась. Мучительная пустота трогала душу и вызывала слезы. Лесные животные, изредка попадавшиеся на пути, в страхе бежали прочь. Пролетавшие мимо птицы испуганно трепетали под нашими взглядами.

— А где же Тени? — спрашивала я.

— Прячутся, — тихо отвечал Хома.

Мы не понимали причин таких изменений. Но одно я осознавала четко и ясно — это и мой мир тоже. И бросить его просто так, я не смогу.

* * *

— Тала, ты точно решила заняться их спасением? — уперев лапки в бока разглагольствовал Хомик. — Ты пожалей ребят, человечка. Они и так страдают в плену, а тут еще ты с неудачными попытками избавления.

— Почему неудачными? Я ведь не пробовала даже! — возмущалась я.

— Ой, не делай мне сильно смешно. Когда у тебя что-либо было удачным? — Тенюшка постучал масеньким кулачком лбу. — Глупая, глупая человечка.

Мы шли меж сухих деревьев. Точнее, шла я, едва переставляя ноги под палящими солнечными лучами, а Хомик деловито ехал на плече и с упоением занимался нравоучительством.

— Ты пойми… С ними нежно нужно, они же… — он поднял пальчик. — Лессиры!

— Да знаю, знаю.

— Да что ты такое знаешь, чего я еще не рассказал?! — разобиделся Хома.

— Ну чего ты пристал? Лучше за дорогой смотри внимательнее. Вот куда мне сейчас идти?

Остановившись у развилки, я вытерла капли пота со лба. Солнце палило беспощадно. Быстрее бы дойти.

Левая тропинка вся изрезана глубокими морщинами сухой земли, а на правой кое-где выглядывали одинокие травинки.

— Туда пойду, — решила я, указав направо.

— Да пожалуйста! Иди куда глаза глядят.

— Хома, а если заблужусь? Жарко, да и пить хочется очень. В какой стороне город? Где искать наших ребят?

— Где-то вон там или вон туда, иди куда хочешь, постепенно найдешь. Куда они денутся?

Я тяжело вздохнула.

— Хомочка, наипушистейший, наикрасивейший, наилюбимейший мой, скажи, пожалуйста, как быстрее добраться?

— Нет, ну вот бы так сразу, а то «сама знаю, все знаю», — Хомка радостно покрутил хвостиком. — Да будет тебе известно, человечка, что в Белоземье все дороги ведут в столицу. Иди спокойно и не делай мне нервы.

Удивительно, но тень оказался прав. Через несколько часов мы наконец-то подошли к воротам большого города.

* * *

Беспощадно палило солнце, словно специально жарило истомленную почву. Земля крошилась, превращаясь в горячую пыль, и оседала на кожу зловещим рисунком.

С ближайших деревьев осыпались наземь ломкие листья, будто сама природа рыдала сухими слезами. Трава под ногами жухла, соломой трещала… Кажется, пойди сейчас дождь, так и он упадет серым пеплом на землю. Пусто вокруг. Мертво. Лишь муравьи, от жары чумные, сновали туда-сюда.

Высокие стены скрывали древний город. Грел ладонь горячий кирпич. Обжигали пальцы железные ворота.

— Стучи, — прошептал Тень.

Я замолотила кулаками по раскаленному металлу. Где-то за этими воротами жизнь, спасительная прохлада, глоток воды. Нас давно уже мучила вязкая жажда.

Облизнув шершавым языком губы, прерывисто вздохнула. Как же тяжело… Свинцом наливаются руки. В глазах темнеет. Пить…

Вот и солнце не золотом сияет, а красным жаром дышит.

— Тала.

Зовет Тень, кричит Тень… Но мутится разум, плавится под огнедышащим зноем.

— Тала.

Не слушается тело. Подкашиваются ноги, утомленные долгой дорогой.

— Тала.

Принимает мать-земля в сухие объятия дочь Лаэрда. Успокоит тело девичье в раскаленных недрах своих. В последний раз коснется потрескавшимися губами лба Белоземской наследницы…

— Тала, не морочь мне поясницу! Чего на колени валишься? Или ты в город ползком заходить удумала? не уверен я, что там тебя правильно поймут.

— Я, вообще-то, помирать собралась. От жажды, — недовольно пробурчала я, поднимаясь. — Но так и быть, могу передумать.

Ворота внезапно открылись и на пороге, позевывая и потягиваясь, возник заспанный стражник:

— Кто тут?

— Ну, предположим я, — с насупленным видом упираю руки в бока. — А что?

Страж почесал худощавую ключицу, внимательным взглядом оглядел гостью и вдруг оскалился в щербатой улыбке. Конечно, я не осталась в долгу и ухмыльнулась тоже. Вот только на моих протезах желтизны и щербатости было побольше.

И стражник влюбился…

Ей-богу, влюбился!

С блаженной миной оглядел пухлые ножки в рваной юбчонке, больше смахивающей на набедренную повязку. Счастливо скатил глаза к переносице, едва узрел круглую попу. И растекся в экстазе, когда я легкомысленно повела бедром, заставляя колыхнуться пузико.

— Тала, что ты делаешь? — прошипел Хомик.

— Тссс! Соблазняю!

— Кого?

— Стражника.

— Тю, Тала, что ж ты раньше молчала, что у тебя тут любовь? — вплеснул лапками Тень. — Дай я его только за нос кусну, что б не таращился по сторонам.

— Что? Куда не таращился?

— Обернись, глупая человечка.

Я медленно обернулась и тут же дернулась в сторону.

— Посторонись, свинья! — хлыст щелкнул в паре сантиметров от лица.

— Осторожней, не запачкай мою карету кровью этой оборванки, — предупредила кучера изящная красавица, показываясь в окошке богатого экипажа.

Кучер с отвращением сплюнул:

— Всюду эти голодранцы.

— Мы не опоздаем? — длинные пальцы, унизанные перстнями, смахнули локон с ослепительно белого лба.

— Нет, госпожа.

Незнакомка благосклонно сверкнула жемчугом зубов.

— И все же поторопимся.

Влюбленный стражник резво выскочил вперед, сталкивая меня на обочину.

— Милости просим, госпожа, милости просим — пуская слюни, протянул он, с обожанием разглядывая красавицу.

Так вот на кого он пялился… А я-то думала. Ох, не бывать мне в любимицах у мужчин. Не бывать.

— Пирожочек!

Внезапно, из глубины кареты раздался до боли знакомый голос. Не может быть.

Сомнения отпали, когда из окошка высунулся Вупп.

— Что ты делаешь тут? Ох, мой пончик, — он сложил бровки домиком и поцокал языком. — Вот что делает с людьми жизнь, да, Тала? Ты среди дворовых оборвышей, а я подле знати. Хотя… Не удивительно, что все так закончилось, — и скрывшись в глубине кареты, фамильярно обратился к кому-то, видимо, к той незнакомке. — Эта девчонка некоторое время жила в Лаэрде. Нил благоволил ей.