Я, ты и наша тень
Шрифт:
Жизнерадостные Тени, совершенно не опасаясь людских взглядов, резвились на лужайке по другую сторону источника. Хомка кувыркался вместе с ними и сиял такой счастливой мордашкой, что становилось завидно.
Мои драгоценные лессиры все еще мирно почивали в комнатах на постоялом дворе, но вот-вот уже должны были появиться. Хозяин харчевни обещал их привести.
Здешние мужчины вели себя немного сдержаннее, нежели женщины, но тоже отличались добрым нравом и улыбчивостью.
Молодые парни и девушки смущенно переглядывались, но их глаза так горели огнем веселья, что я не сомневалась,
Вскоре на поляне появились и мои друзья.
— Я тут, — махнула рукой я.
— Тала, — Данай явно выглядел встревоженным. — Мы волновались. Ты зачем ушла?
— Праздник начался. Тем более Хомка присматривает за мной.
— Ну да, заметно, — хмыкнул Нил, глядя, как мой Тенюшка с громким верещанием карабкается на бугорок, чтобы потом съехать вниз, словно с горки.
— Все нормально, честно. Тут такие милые люди.
— Это мы уже заметили, — оскалился Данай, присаживаясь рядом. — Пока шли сюда, какой-то благообразный старец попыталась втюхать мне свою лошадь в качестве передвижного средства.
— Ну, Данай, ты бы подумал, — усмехнулся Нил, усаживаясь с другой стороны. — Кляча была почти даром.
— Кляча? — удивилась я.
— Ну да, ей на вид было лет двести! Даже ноги тряслись, когда она стояла, — пояснил блондин.
— Зато почти бесплатно, — с улыбкой подначивал его Нил.
— Надо тебе, так бери, — отмахнулся Данай. — А вообще и, правда, надо бы завтра коней спросить. В конюшне, подле харчевни, я видел трех отличных лошадок.
— Я тоже. Слава богам, деньги еще есть, а значит дальше наш путь пройдет верхом.
— Здорово! — обрадовалась я, памятуя о длительной дороге. — Но это завтра, а пока, как насчет ужина?
Тут на всю поляну раздался хомячий крик:
— Тала, смотри!
Лессиры, конечно, не поняли слов, но тоже посмотрели на верещащего Тенюшку.
Хомик сидел на пушистой попке на самом верху бугра и ждал полного внимания с нашей стороны. Убедившись, что мы с интересом смотрим, поерзал… вздохнул… и, с поросячьим визгом, съехал вниз.
— Быстрее всех! — похвастался он, отряхиваясь и бегом забираясь обратно.
А мы с лессирами улыбались, наблюдая за этой кутерьмой, такой по-детски веселой и беспечной.
Праздник начался.
Стол ломился от яств. Тут было все и мясо, и солонина, и овощи, и фрукты, и свежий, только вытащенный из печи, хлеб. Нас потчевали разносолами и обносили дорогим вином. Лессиры сначала вежливо отказывались, но потом общий дух празднества захлестнул и их тоже. Напитки лились рекой. Даже я, чего уж скрывать, не удержалась и хлебнула пару раз. А через некоторое время ноги сами понесли в пляс.
Ой, как я вытанцовывала. Скажу вам честно, проведи на тот момент соревнования по пляскам, я б выиграла. Никто не мог так умело вертеть попой и трясти плечами, никто не мог так высоко закидывать ноги и так резво подпрыгивать на поворотах. И вообще, я там была самая-самая. Честно!
И лессиры тоже так думали. Оба. Вон, какими глазами они смотрели, когда я решила спеть. Наверняка, это была любовь. А голос у меня не хилый. Ежели надо спою так, что и по другую сторону леса услышат. Не верите?
Сейчас покажу…— Тала, тихо, ради всех богов, тихо, — почему-то шептал Нил, уводя меня в сторонку.
Ему что не понравилось? Так, наверняка, он просто плохо расслышал.
— Талочка, девочка моя хорошая, да заткнись ты! — дергал за руку Данай.
Фу, лессиры какие плохие. Не хотят восхищаться искусством. Вон другие люди смеются, значит, им нравится.
Я мужественно вырвалась из настойчивых объятий лессиров и возвратилась в круг.
— А давайте еще по одной? И я вам такое покажу! — обещала я, повиливая накладным бедром.
— Давай, давай! — весело скандировали сельчане, хлопая в ладоши.
— Тала, не смей! — шипел мне в лицо Данай.
— Тала, быстро спать! — крепко брал за плечо Нил.
— Человечка, ты шо, с ума сошла?! — надрывался Хомка.
— Ну чего вы все такие скучные? — уныло поражалась я.
А вокруг такие улыбчивые лица. И они все подбадривают, ожидая новой порции веселья.
Эх, не знаю, чем бы окончился этот вечер. Но слава благоразумным богам, хмельной угар вскоре свалил меня полностью. И помню только, как Нил подхватил обмякшую тушку своей нерадивой Талочки на руки и унес в сторону харчевни.
Чувствую, поутру будет хорошая взбучка. А ведь мы только-только стали друг другу ближе.
Глава двадцать вторая
На утро в мозгу играл оркестр. Особенно трудились барабаны. Бом-бом-бом. Да что ж они никак не замолчат-то? Голова раскалывается. Бом-бом… Спустя минуту понимаю, что оглушающий стук просто биение сердца. Но, если бы вы знали, каким смертельным для меня в тот момент было любое звучание.
Бедная головушка, как же она болела. Еле-еле открыла глазки. Все плывет перед мутным взором, едва могу разглядеть бревенчатые балки потолка. Ага, значит лежу на спине. А может нет… Не знаю, не могу сориентироваться в пространстве.
Ой, шейка затекла. Больно-то как. Дернула головой и тут же, замутило. Осторожно, стараясь не сделать лишних движений, потянулась. Но поняла, что не могу распрямить ни руки, ни ноги.
Связали! Спасите, помогите!
Барахтаюсь, как младенец, и тут уже не до тошноты и головных болей. Дергаюсь, словно гусеница на сковородке и внезапно падаю куда-то вниз.
Ох… Это я с кровати свалилась… А страшные путы, ничто иное, как одеяло, в котором угораздило меня запутаться.
Бедная, несчастная страдалица, не успела нормально проснуться, как сразу столько ужасов натерпелась. И так мне себя жалко стало, так обидно за головушку больную, что тут же слезы потекли из опухших, покрасневших глаз.
— что человечка? Так пить захотела, что сама себе из себя воду льешь? — раздался откуда-то голос Хомки.
Пи-и-ить… Ну зачем он сказал?
— Дай пить.
Пресветлые боги, что это с голосом-то?
— Дай пить, — прошу я, а получается лишь хриплый, противный звук. — Пить дай!
— Тихо-тихо. что орешь-то? Ползи сюда.
Делать нечего, ползу на голос. Действительно, ползу. Передвигаюсь на пузе, боясь даже встать на колени.
— Давай смелее, еще чуть-чуть, — подбадривает Хомка.