Я вам любви не обещаю
Шрифт:
— Не говори так, — поморщился, как от зубной боли, Вершинин. — Я виноват не меньше.
— Виноват, конечно, — согласился Ланский. — Но подставляться под пулю ради этой… poule (потаскуха).
— Боюсь, выбора у меня нет.
Ланский расстроенно покачал головой и наполнил опустевшие бокалы.
— Можешь на меня рассчитывать, — вздохнул он.
Когда шампанское было допито и у графа Ланского закончились все сигареты, друзья распрощались. Серж отправился в свой фамильный особняк, а Вершинин повалился, не раздеваясь, на довольно жёсткий, обитый потёртой кожей диван.
Проснувшись ближе к полудню, Константин Григорьевич решил
Поднявшись на нужный этаж, Вершинин зашёл в свой кабинет, только для того, чтобы снять шинель. Аккуратно повесив её на вешалку, поручик тяжело вздохнул. Дольше тянуть с неизбежным разговором — только мучить себя. Решительно шагнув за порог, он дошёл до конца коридора и распахнул двери в кабинет Бахметьева.
— Разрешите, Георгий Алексеевич? — остановился он на пороге.
— Входите, Константин Григорьевич, — откинулся на спинку стула Бахметьев, — и дверь, будьте добры, плотнее закройте за собою.
Вершинин ступил в кабинет и плотно закрыл двери, как и просил граф.
— Сам, значит, пришёл, — поднялся из-за стола Бахметьев.
Поручик опустил голову, разглядывая собственные начищенные до блеска сапоги.
— Вот смотрю я на тебя, Костя, и думаю, что нет у меня желания продырявить твою глупую голову, — вздохнул Бахметьев, останавливаясь напротив него. — Но ведь, другим того не скажешь. Стало быть… не обессудь.
— Я виноват, — поднял голову Константин. — Назовите место и время.
— Я пришлю своего секунданта, — махнул рукой Бахметьев. — Ступай, пока я просто не решил подпортить твоё смазливое личико.
Едва за Вершининым закрылась дверь, как все напускное спокойствие графа Бахметьева тотчас улетучилось. Тяжёлый письменный прибор с грохотом ударился о стену, брошенный сильной рукой.
— Дурак! Щенок! — свистящим шёпотом, выругался Георгий Алексеевич.
Но более всего он был зол не на Вершинина. Попадись ему сейчас под руку его дражайшая невеста… Что ж, сегодняшнего визита к Епифановым не избежать. Надобно было самому высказать Олесе Андревне всё, что он о ней думает. Не собирался он становиться под венцы с девицей, что, ещё не успев стать его женой, прославила его на весь Петербург!
Время неумолимо близилось к вечеру. Георгий Алексеевич уже успел послать записку князю Дашкову, в которой просил оного быть своим секундантом. Почему именно Дашков? Николай Алексеевич хорошо знал Бахметьева старшего и после его смерти практически заменил отца юному Георгию. Жоржу очень бы хотелось решить дело миром, но он не знал, как и потому надеялся, что Дашков найдёт способ избежать дуэли. Убивать Вершинина ему не хотелось, ведь ясно же было, что именно щедро расточаемые Олесей авансы, вскружили тому голову.
Напольные часы в кабинете мелодично отзвонили пять раз. Донесения и рапорта, которые он должен был рассмотреть сегодня, так и остались нетронутыми на письменном столе. Поднявшись из-за стола, Георгий Алексеевич, накинул на плечи шинель и поспешил к ожидающему его экипажу.
— На Пироговскую, — бросил он вознице, поднимаясь на подножку.
По дороге
к особняку Епифановых Бахметьев обдумывал предстоящий разговор с Олесей: «С чего начать? Заявить с порога, что все знает о её связи с Вершининым? Пошло, — вздохнул граф. — Но в подобной ситуации, что не говори, всё будет пошло».Экипаж остановился, и Георгий Алексеевич нехотя выбрался из него. Швейцар при виде его сиятельства гостеприимно распахнул двери, лакей поспешил принять у него шинель и фуражку. Поправив перед зеркалом, упавшую на лоб курчавую прядь, и одёрнув мундир, Бахметьев проследовал за дворецким в гостиную. Все семейство, включая генерала, было в сборе. Поприветствовав должным образом собравшихся, Георгий Алексеевич остановился у кресла, в котором сидела Олеся.
— Олеся Андревна, могу я говорить с вами наедине?
От холодности его тона, у Олеси по спине побежали мурашки. «Он знает! — мелькнула в голове тревожная мысль. — Боже, ну почему Ланский не ответил?» — ведь она так надеялась, что всё удастся уладить через Сержа.
— Bien S^ur, Georges (Конечно, Жорж), — улыбнулась дрожащими губами девушка и поднялась, опираясь на предложенную руку.
Лакей услужливо распахнул двери в бальную залу, которая находилась сразу за гостиной и нынче была совершенно пуста. Бахметьев довёл Олесю почти до середины и выпустил руку девушки, остановившись. Из гостиной их могли видеть, но не слышать. Ещё проходя через гостиную, он заметил тревогу на лице Натальи и недоумение в глазах генеральши. Но нынче ему было плевать на то, что вёл он себя неучтиво. Он надеялся, что более ему не придётся переступать порог этого дома.
Бахметьев молчал, и его молчание действовало Олесе на нервы.
— Вы хотели говорить со мной, что же вы молчите? — не выдержала она и первой начала разговор.
— Не догадываетесь, о чём я собирался говорить с вами? — обманчиво спокойно спросил граф.
— Не имею ни малейшего представления, — фыркнула mademoiselle Епифанова.
— Я говорил вам, что не люблю вас? — поинтересовался он.
— Издеваетесь? — со слезами в голосе ответила Олеся.
— Нисколько. Это вам пришло в голову издеваться надо мной, — тихо отозвался он. — Ещё не став моей женой, вы добыли мне весьма сомнительную славу рогоносца. Как, по-вашему? Я должен смиренно принять все?
— Жорж, — протянула руку Олеся, касаясь рукава его мундира, — то была ошибка. Вершинин мне проходу не давал. Это всего лишь увлечение. Я никого и никогда не любила так, как вас люблю.
— Ошибкой было сделать вам предложение, — отчеканил Бахметьев. — Видит Бог, меня никто не осудит, коли в сложившихся обстоятельствах я возьму своё слово обратно.
Глаза Олеси широко распахнулись:
— Ты не посмеешь, — прошептала она. — Ты не откажешься от меня сейчас!
— Я уже это сделал, mademoiselle, — ответил он с лёгким поклоном. — Прощайте. Ежели мне суждено быть убитым вскорости, очень прошу вас не являться на мои похороны.
— Жорж! — Олеся запуталась в юбках, стремясь нагнать его, и рухнула на колени. — Жорж! — я люблю тебя! Прости меня! — уже не сдерживаясь, зарыдала она, но Бахметьев даже не оглянулся.
Вернувшись в гостиную, он окинул взглядом притихшее семейство.
— Мне жаль вас разочаровывать, но я не могу жениться на вашей дочери, — обратился он к генералу. — Я думаю, как мужчина вы меня поймёте, — откланялся он.
Андрей Павлович ничего не смог вымолвить в ответ от постигшего его изумления.