Яд-шоколад

Уже через час мешки с отходами из контейнера на шоссе лежали на столе в экспертном отделе местного УВД. Эксперт-криминалист уложил на стол большой железный лоток, надел резиновые перчатки, вооружился пинцетом и высыпал содержимое.

Гора дряни. Все слипшееся, осклизлое, сопревшее, туго утрамбованное в мешке.

Картофельные очистки, пластиковые коробки, почерневшая кожура от бананов, рваный полиэтилен, чайные пакетики, кофейная гуща из кофемашины, сгнившие объедки…

Эксперт-криминалист сосредоточенно ковырял пинцетом всю эту вонючую кучу. Тот же самый список, который имели оперативники, он уже успел выучить наизусть.

Затем достал второй железный лоток и опустошил туда второй мусорный мешок.

Все то же самое, плюс использованные гигиенические пакеты, плюс пять непарных рваных носков — двое детских и трое мужских, плюс выдавленные тюбики зубной пасты, банка с пожелтевшим кремом, пластиковые корытца из-под фасованных полуфабрикатов и слипшийся ком оберточной бумаги.

Эксперт очистил его пинцетом, раскрыл. Затем вытащил руками из мусора, уложил на специальную подставку и начал аккуратно расправлять. Он искал этикетку или товарный чек, если тот еще не распался от влаги и гнили.

Мокрая бумага ползла под пальцами. Однако то, что он хотел найти, оказалось в самой середине скомканной массы и не слишком пострадало. Эксперт отогнул край бумаги пинцетом.

Товарный чек. Все реквизиты до сих пор читались довольно четко. Эксперт-криминалист сверился с другим списком.

И сразу же схватился за мобильный — звонить в Экспертно-криминалистическое управление Сивакову.

Глава 33 Гипноз

— То, что вы мне рассказали, крайне любопытно. Если, конечно, вы правильно интерпретировали то, чему стали свидетелями. Это очень редкое заболевание, и ввиду его редкости долгое время само существование этого явления ставилось под сомнение. Хотя в медицинской литературе и описаны некоторые достоверные случаи, однако в большей степени факты оказывались неподтвержденными.

Старичок в синем костюме поднял руку, украшенную обручальным кольцом, и мягко с укором погрозил — нет, не притихшему полковнику Гущину и не затаившейся на дальнем конце стола для совещаний Кате, а словно этим самым «неподтвержденным фактам».

Сухонький, как мумия, нудный, как зубная боль, в старомодных золотых очках профессор психиатрии Давид Гогиадзе — еще один профессор в этом запутанном уголовном деле — ведущий консультант по вопросам судебной психиатрии Института имени Сербского.

Несмотря на свой почтенный восьмидесятилетний возраст, он до сих пор считался лучшим специалистом по самым спорным случаям и приехал в ГУВД в Никитский переулок по первому звонку полковника Гущина лично.

— Ее мать сама назвала вам диагноз? — спросил он.

— Да, раздвоение личности. Только она назвала это по-ученому как-то, — ответил Гущин.

— Диссоциативное расстройство идентичности?

— Во-во, это самое, что это такое, Давид Георгиевич? Психоз?

— Нет, это не психоз и не шизофрения. И не синдром. Это психический феномен — диссоциативное расстройство. Очень редкое явление. Принято считать, что в какой-то момент у больного происходит разделение личности, расщепление на две половины, так что складывается впечатление, что в теле обитают сразу двое. Два «Я», которые сменяют друг друга.

— Так все и было. Сначала она разговаривала с нами нормально. А потом вдруг, я не знаю как, но в ней появился ребенок. Девочка совсем маленькая.

— Интересно. И тому есть какие-то доказательства? — спросил профессор Гогиадзе подозрительно.

— Я это своими ушами слышал и видел своими глазами. И моя коллега из Пресс-службы капитан Петровская тоже.

Катя закивала с дальнего конца совещательного стола.

— Но это же все произошло в производственном цеху. Там ведь так шумно. Вам могло показаться. Девушка решила пошутить, изменила голос на детский. А вы неправильно все интерпретировали.

— Да не шутила она с нами. Она сама изменилась — опять же не знаю как, но все в ней стало другим. Мимика, жесты, походка, как она вела себя с нами, ее голос! И слышал и видел ребенка.

Профессор психиатрии благожелательно кивал, с интересом (весьма профессиональным интересом, надо сказать!) наблюдая за начинавшим горячиться полковником Гущиным.

— Так, так, все правильно. Вторая личность абсолютно не похожа на первую. Считается, что в момент расщепления и после «переключения» активная, в данный момент, личность не может вспомнить, что происходило, пока была активна вторая личность. Хотя это весьма спорно и никем не доказано. Фактор памяти… это и проверить-то невозможно.

— Вы сейчас сами убедитесь, — сказал полковник Гущин, который не очень понял сказанное. — У нас есть запись на диктофоне. Екатерина, продемонстрируй Давиду Георгиевичу.

— Запись? Документальное подтверждение? Это интересно! — профессор оживился. Золотые очки блеснули в сторону совсем сникшей Кати.

— Федор Матвеевич, а я не записала.

— Как это не записала? У тебя с собой твой диктофон постоянно, ты вечно все записываешь.

— Я не успела тогда включить. Все произошло так неожиданно. Когда эта Ласточка появилась вдруг… я так испугалась, — Катя говорила чистую правду, — Федор Матвеевич, я в тот момент обо всем забыла. Про диктофон тоже.

Полковник Гущин только крякнул с великой досады.

Профессор же совсем повеселел, словно услышал что-то весьма приятное.

— А, значит, нет документального подтверждения! Ну что ж, дорогие мои коллеги, вынужден заявить вам, что…

— Вы сейчас сами убедитесь, — горячо возразил Гущин, — эта девушка, Мальвина Масляненко — она тут с матерью по нашей просьбе. Они в соседнем кабинете, я их специально вызвал. Поговорите с ней сами. Вы сами все увидите. Эту Ласточку.

— Как же я ее увижу, уважаемый Федор Матвеевич?

— Но вы же умеете, разные там приемы — гипноз, внушение, о вас такая слава по всему институту, профессор. Вы загипнотизируйте ее! Как в фильмах показывают — такой диск блестящий на цепочке крутится, и вы применяете гипноз: спи, усни! — Гущин загудел, изображая.

— И часто вы смотрите подобные фильмы, коллега? — уже с неприкрытым профессиональным интересом осведомился Гогиадзе. — И что, это помогает вам в вашей работе?

Катя не поняла: профессор в свои восемьдесят лет издевается или у него такой вот метод, специальный прием для общения с собеседником.

Полковник Гущин встал и вышел из кабинета позвать Мальвину и Веру Сергеевну, которые приехали ровно к четырем часам и ждали в приемной.

— Никогда не использовал никаких блестящих дисков. Блестит — это сорока летит, — усмехнулся профессор. — Сорока-воровка. А все должно быть вот тут, — он постучал высохшим пальцем по своему лысому черепу и стал еще больше похож на мумию.

Вошли Мальвина, Вера Сергеевна и Гущин. Катя смотрела на Мальвину — вроде все как обычно. И одета она обычно — в белые летние джинсы и синий топ в горошек. Ее мать — вот она, кажется, волнуется гораздо сильнее.