Ядовитый воздух свободы

— А ты и не спрашивала, — со знакомым пренебрежением констатировала писательница. — Тебе всегда было плевать на мои книги.

Действительно. Она не спрашивала.

— Поздравляю. За какой роман? — стараясь сдержать слезы, спросила Магдалена.

— «Инквизитор и еретичка».

Грин чуть заметно вздрогнул.

— Эта книга как-нибудь связана с событиями двухлетней давности? — спросил он.

Мария вернулась с подносом. Она расставила на столе чайный гарнитур, розеточки с безе и печеньками и села напротив гостей, элегантно выпрямившись.

— Прочтите, и узнаете.

— Интригуете, — кивнул Грин и тут же посерьезнел. Комиссар испытала чувство, похожее на благодарность. За то, что он не стал развивать флирт, держал границы и, как ей казалось, оставался на ее стороне. — К сожалению, мы ограничены по времени. Давайте поговорим о делах.

Мария молча разлила напитки и кивнула, приглашая детектива продолжить. Магдалена взяла свою чашку в кофе, одиноко стоявшую на краю стола, и подумала о том, как хорошо было бы просто поговорить ни о чем. Не выслушивать, что она потратила жизнь зря. На никчемный брак и дурацкую работу. А просто поговорить. Ни о чем. И чтобы мать вот так же улыбалась. Пусть даже и не ей. Ей она не улыбнется никогда.

— Я слушаю, детектив. Спрашивайте. И не жалейте моих чувств.

— Где вы были в шестьдесят седьмом году?

— Здесь.

Комиссар подняла голову.

— Расскажете?

— О себе?

— Да.

Мария взяла чашку с чаем и на несколько минут задумалась, то ли погружаясь в воспоминания, то ли маскируя правду за художественным вымыслом. В последнее верилось легко.

— К тому моменту я уже несколько лет жила в Спутнике-7 и еще не успела выйти замуж за Тейна, мы уже были знакомы, но не встречались. Что я делала? Вам будет смешно, детектив. Я делала все. Но главная обязанность заключалась в том, чтобы ученые и политики не скучали. Здесь был чудесный ресторан, я в нем пела. Ездила на вечеринки и приемы. Шила себе одежду и блистала. Я знала многих, со многими была близка. Закрой ушки, — внезапно обратилась она к Магдалене и, наклонившись к Акселю, прошептала: — Я была единственной женщиной, которая подобралась к каждому из тогдашней «Шестерки».

— Подобралась?

— Я спала с ними, дурачок.

Магдалена зажмурилась. Это совершенно отвратительный день. Отвратительная идея. Она понятия не имела, какой была ее мать. Мария не рассказывала о молодости, а дочь и не спрашивала, занятая текущими переживаниями, упреками и придирками. Она не верила не единому слову и как будто узнавала историю, но не могла выловить из недр памяти четко структурированную информацию. Только образы, намеки.

— В этом и состояла… ваша жизнь? — безэмоционально спросил Грин.

— И в этом тоже, — бодро ответила писательница так, будто они обсуждали ее новый роман. — Но официально, конечно же, нет. И даже не в вокале. Я работала в лаборатории «Сикстелла». Это было совместное предприятие всех исследовательских институтов города. Тогда все в нем работали. В него утекла рабочая сила, обескровив другие лаборатории.

«Сикстелла». Магдалена никогда о такой не слышала. Ощущение фальши наваливалось все с новой силой. Магдалена посмотрела на Грина, но не смогла прочесть по его лицу истинных мыслей.

— Что вы там делали?

Мария задумалась.

— Как это назвать? Вот есть слово такое: хостесс. Самое правильное определение. Я организовывала переговоры.

— Видели какие-нибудь подозрительные документы?

Она покачала головой:

— Нет, никаких. Я должна была встречать важных гостей, заказывать правильную еду, алкоголь и другие вещи, если вы понимаете, о чем я… а вы понимаете, детектив. Вижу это по вашим глазам. Я должна была сделать так, чтобы каждый мужчина и каждая женщина, посещавшие «Сикстеллу», оставались довольны. Я понятия не имею, что они там делали, но это было нечто грандиозное. Как вы думаете, откуда я знаю языки? Ах, забыла, вы не в курсе, что я пишу и сразу перевожу свои романы на три языка. Так вот, я точно знаю, что в эту лабораторию приезжали со всего мира.

— Прямо-таки со всего? — подначил ее Грин.

— Я говорила с ними по-испански, по-французски, по-немецки и по-английски. Были британцы, американцы, немцы, французы, канадцы…

— И что, вы понятия не имеете, чем занималась лаборатория?

— Вот этого я как раз не говорила, детектив. Вы же первоклассный специалист, а не видите лазейки, которые я вам оставляю. Я сказала, что не видела документов. Но кое-что знаю. Вы понимаете, о чем я, не так ли?

Магдалене захотелось вылить ей на голову кофе. Мария не просто флиртовала с молодым детективом. Она всячески показывала, что хоть и прошло долбаных тридцать пять лет, она и сейчас не прочь получить дополнительные эмоции в объятиях первого встречного. Боги, и это ее мама. А еще все это слишком гладко шло. Грин сохранял лицо, но Магдалена заметила, как он слегка дернул плечами, сбрасывая с них груз. Он тоже не верил? Ох, как она надеялась, что мать не сможет запудрить ему мозги. А она целенаправленно окутывала детектива своими сетями, как старая паучиха.

— Мы уже знаем, что в лаборатории было пять уровней и каждый сосредоточен на своем, — вмешалась комиссар, отчаянно пытаясь сбить градус напряжения. Аксель посмотрел на нее с теплом, мать — с неприязнью. — Предполагаем, что она была поделена между представителями «Шестерки». Знаем, что все документы о ней засекречены. Понятия не имеем, когда она открылась, когда закрылась и чем именно занималась.

— Скажите, пожалуйста, мадам Тейн, — перехватил инициативу детектив, и писательница тут же расслабилась. — Были ли вы знакомы с Констанцией Берне?

По лицу Марии пробежала тень.

— Лично нет, — сказала она слишком быстро. — Видела пару раз на совещаниях. Она работала внизу. У меня туда доступа не было.

— Внизу?

— В прямом смысле. Я не знаю, на каком уровне, но точно ниже второго. Она была ведущим научным сотрудником. Это все, что я знаю.

— Что-то о ней самой можете сказать?

— Красивая женщина, которая удачно вышла замуж и строила карьеру в науке. Не то что некоторые.

Аксель пропустил ремарку мимо ушей, а Магдалена невольно залилась краской.

— Вы были здесь, когда она пропала?

Писательница пожала плечами, а комиссару стало страшно. А вдруг мать на самом деле что-то знает? А вдруг она принимала участие в тех событиях? Что еще суждено узнать про нее? Может, у нее были еще дети? Мужья? Может, она была шлюхой? Да, она точно была шлюхой, если не по профессии, то по поведению. Как же это переварить? Тошнота навалилась с неимоверной силой. Женщина резко подняла руку к губам и откинулась на спинку кресла, чувствуя сладковатую слюну, которая мгновенно наполнила рот. Нельзя показывать слабость! Она вдруг — на мгновение — подумала, что все сказанное может оказаться правдой. Это было концом. Катастрофой.

— Она пропала? Поймите, в этом комплексе работали сотни. Может быть, даже тысячи. Я видела всех и каждого, но общалась только с ведущими специалистами. И то только с приглашенными. Ротация кадров на подобном предприятии — нормальное дело. Я не знаю, пропала ваша Берне или нет.

— Мы нашли ее замурованной в стене на первом цокольном уровне, — неожиданно холодно проговорил Грин. Эта холодность освежила Магдалену. Дурнота постепенно уходила. Женщина с благодарностью посмотрела на него, а потом перевела взгляд на мать. На ее лице отразился неподдельный шок.