Яшмовая трость
Шрифт:
От старшего ключаря тюрьмы, где Акбар и Али, сыновья халифа, были заключены отцом со дня достижения ими зрелости, узнали они об изменении их участи и о конце их заточения. Молодые принцы наслаждались в это время утренней свежестью в уединенном уголке сада, где им было разрешено свободно прогуливаться. Они любили туда уходить, потому что густая листва скрывала от них окружавшие их высокие стены. Там была фаянсовая беседка, где летом они охотно проводили ночи, прислушиваясь к журчанью фонтанов и пению соловья. Акбар и Али довольно легко переносили вынужденное одиночество, в котором они жили, потому что они находили утешение в дружбе, их соединявшей. И все же сколько раз оплакивали они свою суровую судьбу, причиною которой была жестокая ревность отца, подозрительного и недоверчивого даже к самым близким!
Они как раз беседовали на эту вечную тему, когда увидели бегущего к ним изо всех сил, с подоткнутыми за пояс полами халата и полуразвалившимся тюрбаном, старого Мельдура, их тюремщика. Вид его несколько
— Клянусь Аллахом! Да ведь это старый Мельдур бежит к нам! Какое злое видение потревожило его сон? Без сомнения, он думает, что мы ускользнули отсюда на крыльях какого-нибудь доброго гения! Спрячемся за деревья, чтобы позабавиться смущением, в которое придет этот старый глупец, не найдя нас сразу...
Но Акбар гневно топнул ногой:
— Клянусь Аллахом, брат мой! Поступайте, как вы хотите! Что до меня, то я не знаю, почему бы мне сейчас не отдубасить хорошенько этого дуралея, в ожидании часа, когда, рано или поздно, я получу возможность посадить его на кол, что непременно и сделаю!
Едва произнес он эти слова, как старый Мельдур припал к его коленям. От стремительного бега он так запыхался, что не мог говорить и только протянул принцу огромный ключ, который всегда носил на поясе и который был тому хорошо знаком. И Акбар, тотчас понявший, что халиф Гассан окончил свою жизнь, посмотрел на старого Мельдура, распростертого у его ног, с лицом во прахе. И халиф Акбар подумал о том, что теперь он мог бы одним движением руки снять голову с плеч старика, как и с плеч каждого из жителей Багдада, каждого из подданных обширного государства, единственным и верховным владыкой которого он теперь стал.
Первое время правления Акбара ознаменовалось обычными в таких случаях событиями. Прежде всего устроили похороны покойного халифа, великолепные и отличавшиеся большой пышностью. Церемония эта доставила Акбару некоторое удовольствие. Не говоря о том, что он очень мало сожалел о смерти отца, он слишком долго лишен был зрелищ, чтобы не найти приятным этого представления, за которым вскоре последовали празднества в честь его воцарения. Акбар был весьма тронут выражениями народного восторга, к которым оно дало повод, и в нем зародилось искреннее желание потрудиться ради блага своих подданных и позаботиться о благоденствии государства. Первые законы, изданные Акбаром, вызвали такую радость, что народ выразил свою благодарность, дав ему прозвище Справедливого. Это польстило честолюбию Акбара, и он удвоил свое усердие и бдительность. Постепенно, однако, чувства его изменились, и, несмотря на удовлетворение, которое он вначале испытывал, он стал находить, что управление государством не лишено однообразия и что обязанности, которые оно налагает, заслуживают некоторой награды.
Соображения эти побудили халифа Акбара, после того как он достаточно потрудился для своей славы, подумать об удовольствиях. В этом отношении отец его Гассан, который сам ни в чем себе не отказывал, не особенно его баловал. Поэтому Акбар счел справедливым отбросить строгость к себе, раз никто более его к этому не принуждал. Итак, он решил уделить некоторое внимание своему гарему. Не было ли естественным для него отдохнуть немного от столь великих забот? С этой целью он собрал там, из отдаленнейших областей своих владений, прекраснейших рабынь. Но это собрание красавиц было бы неполным, если бы он не включил в него несравненную Фатиму, которая по свежести своей и блеску была поистине розой и жемчужиной Багдада.
Если халиф Акбар не обрел во власти того счастья, о котором мечтал в дни своего заточенья, то и в любви он не нашел того удовлетворения, какого ожидал. Правда, Фатима обладала столь прекрасным лицом и телом, что ей можно было простить некоторые несовершенства ума и характера, но все-таки слабости, которые она выказывала, способны были омрачить влюбленного, даже если бы влюбленный не был великим государем, а известно, что это положение не избавляет от сердечных страданий. Таким образом, благородный Акбар, мудрости которого дивился весь Багдад, легко дошел до безумств, свойственных любящим. Акбар познал муки ревности и все терзания страсти. Ему приходилось сносить упреки, придирки, капризы и выдумки прекрасной Фатимы. Самым удивительным было то, что, несмотря на огорчения, которые она ему доставляла, Фатима с каждым днем занимала все большее и большее место в мыслях Акбара. В конце концов она стала единственным предметом его забот, так что он начал все более и более сокращать часы, уделяемые делам. Где бы ни находился Акбар, всюду он думал об одной лишь Фатиме. Все, что не было ею, казалось ему скучным и унылым, а между тем она ему причиняла немало огорчений и печалей, самою мучительною из которых было, пожалуй, сознание, что Фатима дергала когда-то за бороду халифа Гассана. Акбар не мог этого позабыть. Он был поистине влюблен, до такой степени, что жалел о невозможности признаться кому-нибудь в своих горестях.
Не в силах будучи выдержать, он кончил тем, что однажды открылся своему брату
Али, скорее, впрочем, в форме намеков, чем прямого признания. Вместо того чтобы пожаловаться на Фатиму, он стал распространяться о тяготах государственных дел:— Очень трудно управлять людьми, если не поступать с ними, как делал старый Гассан, который меньше думал о их счастье, чем о их покорности, для чего главным средством ему служили веревка и палка. А между тем мужчины — существа почти наполовину разумные!
И в то время как Акбар вздыхал, думая о Фатиме, Али сказал ему с улыбкой:
— Ах, брат мой, как справедливы ваши жалобы! Кто бы сказал, в то время как мы были пленниками нашего отца, что смерть его не явится для нас началом счастья! Не мечтали ли вы о власти? Не желал ли я свободы? Теперь вы могущественны, и я свободен, и вот, если вы сетуете на вашу судьбу, то и я не больше доволен своею. Ни один из нас не чувствует себя удовлетворенным. Между тем, с тех пор как вы стали моим господином, я могу лишь радоваться вашей доброте. Дружба, которую вам угодно оказывать мне, доставляет мне всеобщее уважение. Каждый старается угодить мне, и я пользуюсь всеми выгодами власти, не неся ее бремени. И, однако, я не считаю себя счастливым, по крайней мере не чувствую себя им, что сводится к тому же. Я испытываю беспричинную скуку, от которой не могу избавиться и которая делает мне пребывание в Багдаде несносным. Вот почему я пришел просить вас позволить мне уехать на некоторое время. У меня явилось желание повидать свет. Добавлю к этой причине еще то, что мне недавно сообщили, будто в Дамаске поселился человек, продающий счастье. Он торгует им в лавочке на базаре. Мне передавали, что он доставляет тем, кто к нему обращается, радость и душевное спокойствие. Нет тревоги или печали, которой бы он не исцелил. Поэтому мне захотелось, с вашего разрешения, повидать его. Я собираюсь путешествовать под чужим именем, потому что не следует обнаруживать перед простыми смертными, что принц — увы! — способен испытывать любопытное желание быть счастливым, достаточно одного того, что мы, как и они, подвержены болезням, и не следует в их глазах еще более принижать себя до их состояния. Поэтому, брат мой, я прошу вас отпустить меня. Быть может, я привезу оттуда нечто такое, что окажется полезным и вам и мне. Но я вижу, что сюда направляется прекрасная Фатима, и, судя по ее виду, мне лучше оставить вас с нею наедине.
Первой заботой принца Али в Дамаске было справиться у трактирщика о дороге на базар. Али принялся бродить по его темным и прохладным галереям. Не задерживаясь около прекрасного оружия и красивых тканей, которые там продаются, он спешил к указанному ему месту. Продавец счастья расположился между «суками» [1] пирожников и седельщиков. Принц тотчас же узнал его лавку по обступившей ее толпе. Там было множество всякого народа, и Али пришлось пустить в дело локти, чтобы добраться до прилавка. За плетеной корзинкой толстощекий человек в розовом халате, с желтой гвоздикой в руке, сидел на ковре. Взамен соответствующего количества денег он давал покупателям маленькие круглые коробочки, в каждой из которых было по три пилюли: зеленая, красная и черная. Когда очередь дошла до Али, он протянул торговцу червонец, но в ту минуту, когда тот вручал ему коробочку, он наклонился к нему и шепнул несколько слов на ухо. Тотчас же продавец, вытаращив глаза, вскочил на ноги и, приподняв занавеску, провел Али в заднее помещение лавки. Как только они оказались там, он повергся пред ним ниц.
1
Ряды на восточных базарах (Примеч. пер.).
Дело в том, что принц Али тихонько сообщил торговцу о своем сане. Вместо того чтобы просто купить пилюли, он предпочел узнать тайну их изготовления. Но он не хотел быть жертвой обмана. Обладало ли зелье счастья действительной силой? Посмеет ли кто обмануть родного брата багдадского халифа! По мере того как он говорил, лицо толстого торговца расплывалось. Внезапно, не в силах будучи удержаться, он разразился звонким смехом, смехом счастливого человека, извиняясь за который он вновь обнял колени принца:
— О славный и возлюбленный господин мой, простите мне мою веселость, но она происходит от того, что вы могли на минуту поверить в чудесную силу моих пилюль. Я счел бы себя последним из людей, если бы стал неразумно поддерживать в вас это заблуждение; узнайте же, что я, стоящий пред вами, не всегда был шарлатаном и что, прежде чем прийти к нынешнему положению и начать наживаться, как это делаю я, за счет доверчивости себе подобных, я изведал различную судьбу и испытал немало тяжелого. Причиной этого было то, что Аллах судил мне родиться бедным и не снабдил меня необходимыми благами, чтобы сделать жизнь мою возможно менее неприятной. С самой юности своей я пытался помочь такой беде. Чтобы достичь этого, я не щадил сил и испробовал самые необыкновенные ремесла. Увы, я ничего не достиг и мало жалею об этом теперь, когда знаю, что богатство не дает счастья. Да и вообще, возможно ли счастье в этом мире? Не лучшее ли тому доказательство, что вы сами, славный принц, приехали в Дамаск ради надежды добыть здесь средство быть счастливым?