Ястреб на перчатке
Шрифт:
Принц радостно улыбнулся и выбежал из комнаты.
– Нелегко воспитывать детей. А уж наследника тем более, – посочувствовал я.
– Глупости. Для меня он в первую очередь младший брат. Вы так говорите, у вас были дети? – спросила она.
– Нет.
– Простите, – она почему-то извинилась, взглянула в окно. По стеклу ударили первые капли намечающегося дождя. – Отнес октябрь в давильни виноград, и ливни пали с высоты, жестоки, – продекламировала принцесса и предложила: – Пройдемте в мои покои, Гийом. Сейчас как раз время выпить чашечку кофе.
– С удовольствием.
Мы с принцессой пили кофе за маленьким столиком в ее покоях. Хороший кофе – алькасарский. Чудесный аромат.
Фрейлины, сидевшие в противоположном
Нет, не заглушающее звук, это вызвало бы подозрение. До уха постороннего долетали лишь случайные, ничего не говорящие фразы, вырванные из контекста или создающие впечатление светской беседы. Вот мы с принцессой, к примеру, рассуждали о погоде. Так, во всяком случае, думали фрейлины.
– Знаете, Гийом, – сказала Ангела, собственноручно наливая мне вторую чашку – большая честь, кстати, – я много думала над вашими словами, пыталась проанализировать сложившуюся ситуацию, говорила с дядей. Вы напрасно отказались от любви. Струсили, бежали. И теперь завидуете тем, кто любит. Считая, что вам это уже недоступно. Этот запретный плод – вы сами себе его запретили – вас манит. Но вы его боитесь, боитесь нарушить данное самому себе обязательство. Боитесь вновь полюбить. Скинуть броню равнодушия, холода, презрения и безразличия. Опять испытать те полузабытые чувства…
Я не удержался и вставил:
Терять рассудок, делатьсяЖивым и мертвым, стать одновременноХмельным и трезвым, кротким и надменным,Скупым и щедрым, лживым и прямым;Все позабыв, жить именем одним,Быть нежным, грубым, яростным, смиренным,Веселым, грустным, скрытным, откровенным,Ревнивым, безучастным, добрым, злым;В обман поверив, истины страшиться,Пить горький яд, приняв его за мед,Несчастья ради счастьем поступиться,Считать блаженством рая тяжкий гнетВсе это значит: в женщину влюбиться;Кто испытал любовь, меня поймет.– Вы это имели в виду? Извините, что перебил. Мне все это знакомо, даже слишком хорошо знакомо, – сказал я, закончив читать стихотворение. – Зависть здесь ни при чем. Как можно завидовать тому, что приносит боль, горе и разочарование? Я долго шел к тому, чтобы убить любовь. Отказаться от нее навсегда. Закрыть сердце. Мне это удалось. Не сразу, но удалось. И еще, Ангела, если мы не хотим поссориться, никогда не называйте меня трусом, даже образно. Я никогда ни от чего не бежал, всегда шел навстречу. Поэтому и выжил там, где другие умирали. Стал тем, кто я есть сейчас. Эта «броня», как вы сказали, – единственное, что спасает, когда любовь начинает убивать. И, примерив ее один раз, убеждаешься в том, что она необходима, и больше не снимаешь.
– Вы прочитали мне прекрасные строки. – Ангела выслушала меня, не перебивая. – Теперь прошу, задумайтесь над этими:
Меня сочли погибшим, наблюдая,Как тягостно владеет горе мною,Как меж людей бреду я стороноюИ как чужда мне суета людская.Я погибал. Но мир пройдя до края,Не изменил возвышенному строюСреди сердец, что обросли корою,Страданий очистительных не зная.Иной во имя золота и славыОбрыщет землю, возмутит державы,Зажмет весь мир в железное кольцо.А я иду тропой любви неторной.В моей душе – кумир нерукотворный —Изваяно прекрасное лицо.– Хорошие стихи, – похвалил я. – Надеюсь, не Луис де Кордова?
– Нет, Гуттьерье де Сетина. Известнейший рыцарь-поэт. Умер незадолго до моего рождения.
– Я плохо знаю вашу литературу.
– Речь сейчас не об этом, – напомнила мне принцесса.
– Да, – согласился я. – Наши пути с героем вашего сонета разошлись. Он был благородным рыцарем, человеком слова и чести, а не странствующим магом. Ему не приходилось убивать друзей и любимых. Мое же сердце не выдержало «очистительных страданий» и обросло – не корой, а железом. Отринув любовь, я «обрыскал землю, возмущал державы», причем весьма успешно, вот только «весь мир зажать в железное кольцо» не получилось. В моей душе один кумир – я сам. Гийом Бледный. Играющий со смертью. Игрок. Смерть. Главное – я.
– Человеку не дано понять себя до конца. Вы не можете утверждать, что вам известны все закоулки вашей души, – не сдавалась Ангела.
– Да, я знаю замечательные строки на эту тему, – вновь согласился с ней я.
Я знаю, как на мед садятся мухи,Я знаю смерть, что рыщет, все губя,Я знаю книги, истины и слухи,Я знаю все, но только не себя.– Эти строчки, бесспорно, верны. Но верны они только для обычных людей, – подытожил я прочитанные мною строки.
– А вы считаете себя не обычным человеком? Может быть, полубогом, ибо так легко рассуждаете на темы жизни и смерти, отвергаете вечные истины, любите играть судьбами людей? – язвительно спросила принцесса.
– Да, я не обычный человек. Я маг. А маг должен познать в первую очередь себя. До конца. Без этого невозможно познать природу. Овладеть ее Силой, подчинить себе стихии. Рассуждения – опыт, которого у вас пока мало. Судьбы людей – уж не Изабеллу ли вы имеете в виду? Вы сами каждый день влияете на жизнь окружающих, приближаете, отдаляете от себя фрейлин, командуете слугами. Но даже об этом не задумываетесь. Мои же действия вас раздражают, ибо слишком заметны и касаются вашей подруги, – жестко ответил я.
Ангела надолго замолчала.
– Так к чему вы начали этот разговор, принцесса? – спросил я.
– Хотела доказать вам вашу неправоту. Убедить, что зря отвергаете любовь…
– И свести это все к Изабелле. Убедить меня дать ей свободу? – продолжил я.
– Это главная цель, но не единственная. Вы мне интересны, Гийом. Личности, подобные вам, встречаются крайне редко. Яркие, самобытные, непонятные. Чем вы живете, о чем и как думаете? – объясняла принцесса.
– Вы тоже весьма притягательная персона, Ангела. Об этом мало кто знает, но у короля от вас мало секретов. В людях вы разбираетесь отлично. Вас уважают не за титул, а за острый ум, наблюдательность, обаяние, умение говорить, а главное – слушать. Даже я в прошлый разговор перед вами раскрылся. А это много значит. Яркая личность. Я для вас загадка? Или я не прав? Думаете раскусить?
– Конечно. Не люблю загадок, – кивнула принцесса. Забытый кофе остывал в чашках.
– Зачем? Без загадок жизнь скучна.
– Надо, – улыбнулась Ангела. – У меня к вам несколько вопросов. Удовлетворите мое любопытство?
– Задавайте, но не обещаю, что на все отвечу, – предупредил я и захрустел сладкой воздушной вафлей.
– Сколько вам лет, Гийом?
– На сколько выгляжу, столько и есть.
– Нет. Вы же не дама, – улыбнулась принцесса. – Так сколько, на самом деле?
Я молчал.