Явочная квартира

– Это меня и удивляет, господин министр.

– И что дальше?

– На обоих снимках вас легко узнать...

– Значит, это дьявольски ловкая подделка.

– Наши эксперты утверждают, что снимки подлинные.

– Не могут они быть подлинными - я сроду такими делами не занимался. Женщины - да, тут я, наверно, чересчур... Признаю. А уж эти русские любят в помойке порыться...

Баум только плечами пожал, покраснев слегка. Он чувствовал себя не в своей тарелке и не знал, как продолжить разговор. Проводить исследование не позволено, так Вавр сказал. Надо заставить Лашома признаться - и тогда опять пойдем к премьер-министру за разрешением действовать. А если тот не разрешит? Что ж, они работают на государство, а не на премьера, который и сам может оказаться...

Баум не стал доводить мысль до конца. Тут уж соображения посерьезнее, пусть решают самые высокие инстанции... Сколько зла и бед от этих перебежчиков!

...Однако Лашом и не думал ни в чем признаваться. Да, на снимках изображен он, но подобных сцен никогда не было.

– Ловкий фотомонтаж, я о таком слыхал.

– Наши специалисты уверены, что это не монтаж.

– Гроша ломаного их мнение не стоит, тоже мне специалисты, воскликнул Лашом, - Наверняка существует оборудование, позволяющее проделывать такие штуки. Пусть поищут.

– Они следят за появлением технических новшеств, - сказал Баум, отметив про себя сдержанность собеседника: тот, хотя и разгневался, но не изобразил бурного негодования, что могло бы послужить доказательством его вины. Лашом отнесся к делу скорее как к технической проблеме. Разглядывая снимки, признанные подлинными, он повторял, что никогда не был в той комнате, да ещё голым, с парой нанятых парней, да ещё где-то за железным занавесом.

– Вы считаете меня полным идиотом. Когда вся эта история прояснится, я вам попомню.

Совсем уж отчаявшись и не зная, как выйти из тупика, Баум высказал такое предположение:

– Допустим, снимки смонтированы. Но ваши-то фотографии ведь настоящие? Есть у вас семейный альбом?

– Конечно.

– Вы фотографировались когда-нибудь на пляже или в бассейне?

– Разумеется, такие снимки в альбоме есть.

– Не забирались в вашу квартиру воры? Или, может быть, в загородный дом в Ивлине?

– Никогда.

– Вы уверены?

– Абсолютно.

– Снимки из альбома не пропадали?

– Откуда мне знать? Мы не проводим вечера, вздыхая над семейным альбомом.

– Понимаю, господин министр, но все же проверьте, когда будете дома. Кстати, альбомы в Париже или за городом?

– Думаю, за городом.

– Можете посмотреть их сегодня?

– Нет. Завтра вечером.

– Сразу сообщите мне результат, пожалуйста.

– Почему наша служба безопасности пользуется услугами некомпетентных специалистов, которые не в курсе новейших технологий? А может, у русских в этой области значительное преимущество?

Баум почувствовал, что инициатива от него ускользнула. Пришел с фотографиями, изобличающими Лашома, а теперь вот приходится защищать своих подчиненных.

– Я прикажу, конечно, повторно проверить снимки. Особенно если обнаружится пропажа из альбома.

Выходить за рамки разговора о подлинности фотографий нельзя, иначе ступишь на опасную почву: возможная виновность министра обсуждению пока не подлежит, а то бы пришлось обвинить его во лжи. Как можно?

– В загородном доме есть прислуга?

– Нет. Когда мы оттуда уезжаем, дом запираем, а горничная уезжает с нами.

– Прошу прощения, господин министр, я бы хотел, чтобы завтра с вами поехал наш сотрудник, он может оказаться полезным.

– Я не хочу, чтобы эту дурацкую историю раструбили по всему департаменту.

– Поедет мой заместитель Алламбо - человек абсолютно надежный.

– Хорошо. Пусть свяжется со мной.

Альфред Баум проинструктировал своего заместителя:

– Министр согласился, что на снимках изображен именно он, но говорит, что в постели с двумя мальчишками никогда не бывал и, стало быть, это подделки. Тут противоречие: Алибер из нашей лаборатории считает их подлинными. Может, он новых технологий не знает, кто его разберет. Но если он на уровне - выходит, министр врет. Тогда уж точно он заглянет в альбом и заявит о пропаже, это для него единственный выход. С другой стороны Алибер может и ошибаться - тогда министр говорит правду. Значит, кто-то все же в семейный альбом забрался - знаешь, всякие фото на пляже, в бассейне, их и вправду могли выкрасть. И тогда тоже он заявит насчет пропажи.

– У меня есть дела поважнее, - попытался отбиться Алламбо.

– Дел поважнее нет, - произнес Баум.
– Сейчас самое главное - твое впечатление, когда министр воскликнет: "Ага! Кто-то лазил в этот альбом смотрите, вот тут была фотография, а теперь пустое место." Это и будет момент истины.

– А если он доберется до альбома раньше?

– Думаю, этого не произойдет - до сих пор он вел себя как невинная жертва. А невинная жертва не станет подставляться под подозрение. Если каких-то снимков не хватает, он постарается, чтобы мы в это твердо поверили. Раз уж он играет такую роль, то не захочет все испортить. Я уверен, что он сам приведет тебя в дом, чтобы стало ясно: никакой подтасовки.

– Если, конечно, никому не поручит разобраться со снимками до нашего приезда, - возразил Алламбо.

– Это точно. Потому я тебя вот о чем прошу: извинись перед мадам Алламбо, садись в машину и езжай прямо в Ивелин, в деревню Рошфор. Надо организовать наблюдение за домом министра до самого его приезда.

– Мне понадобится человек, а то и двое.

– Возьми Ледюка. Только не говори, зачем.

– Конечно, не скажу.

– Министр едет завтра после обеда. Скажу, что ты встретишь его возле дома. Только смотри, чтобы Ледюк ему на глаза не попался.

Загородная резиденция Антуана Лашома представляла собой довольно скромную виллу в деревне Рошфор, расположенную несколько на отшибе, на склоне лесистого холма. Железные ворота, весь участок огражден глухим забором, за которым видны ели и пихты. Прибыв до темноты, Алламбо отыскал местечко под деревьями, откуда просматривался вход в дом. Ледюку было велено одеться потеплее и понадежнее на случай дождя, и теперь Алламбо показывал, где ему предстоит провести надвигающуюся ночь. Тяжелые тучи сгрудились на темнеющем небе, с севера дул резкий ветер.

– Извини, не самая приятная ночка тебя ожидает.

Ледюк, ещё не отошедший от впечатлений ночных бдений на площади Бланш в поисках Лашома, подумал, что и похуже бывало.

– Если к дому кто-то подойдет, не высовывайся. А если выйдет оттуда, ступай следом. Мне надо знать, куда гость пойдет и, по возможности, как выглядит. Только смотри, чтобы тебя не заметили. Ни в коем случае.

– Конечно, господин начальник.

– На рассвете я сам тебя сменю. А пока посплю в машине.

Они припарковались на обочине дороги неподалеку от дома.