Юдаизм. Сахарна

Статьи мои «Иудейская тайнопись», напечатанные в конце 1911 года, не были окончены, — как отмечалось и в печати, и в обществе того времени. Мне было болезненно, что люди волнуются около этого предмета и что статьи могут возбудить раздражение одних (у нас) и муку у других (у них)... Но события пошли неудержимо... Пришла мука с другой стороны, и в таком страшном очертании, что все вздрогнули. Задрожала Россия, задрожала, кажется, и Европа... Страдания Андрюши Ющинского вопиют к небу. И когда 99/100-х печати и общества накинулись на себя же и на своих, зачем мы не позволяем евреям делать с нами, что они хотят, — умученная душа писателя хочет кричать.

Статьи, помеченные двумя годами, 1911/1913 г., были написаны в 1911-м, но печатаются теперь впервые.

Другие статьи, притом важнейшие, написаны мною для этого сборника вновь. Но мне не удалось бы придать книге тот фундаментальный и закругленный характер, какой она имеет, если б ко мне не пришли на помощь один ученый друг и двое совершенно сторонних и мне дотоле незнакомых лиц. Эти-то их труды и подняли «свод над зданием», фундамент коего я закладывал. Вопрос о жертвенных убийствах главами всемирного еврейства христианских мальчиков может отныне считаться решенным в положительную сторону с тою же полнотою, точностью и достоверностью, как доказаны геометрические теоремы.

Молчание. Согласие. И — ничего третьего. Вот роль евреев отныне в этом деле.

В. Р. 

30 октября 1913 г. Спб. 

Иудейская тайнопись

I

Представьте себе, что я хочу написать из Петербурга в Москву письмо, — или изложить на всю Россию какую-нибудь мысль. Ну, и пишу, печатаю. Какой вопрос?! А кто получил по почте мое письмо или купил мою книгу — читает. Дело явное, простое, осязательное. Но представьте другое: что получивший мое письмо или купивший мою книгу развертывает листы, видит — алфавит, буквы, наши, «русские», «православные»...

 Ну, читай!..

Шепчет губами и не может произнести ни одного слова. На лице недоумение, даже страх, — и он роняет книгу, письмо на пол:

 Тут ничего не написано. Буквы наши, русские: но все слилось к ряду, слова не разделены, а главное — выпущены буквы «а», «е», «и», «о», «у», «ю», все гласные... А ведь звук-то дают слову гласные: и все письмо, целая книга — беззвучны! Шевелить губами можно, а выговорить ни одного слова нельзя.

 Что за чертовщина! — скажет каждый. — Книгу или письмо можно только прошевелитъ губами, а вслух прочитать нельзя! Но если «вслух нельзя», — то ведь это значит «шепот»: и кто писал письмо или книгу, тот самым способом написания сказал покупателю книги или адресату письма:

 Тише! Не вслух! Никому не «в слух»! А только сам посмотри, запомни и промолчи.

Вот это письмо с угрозой «промолчи» и есть все так называемое «Священное Писание» иудеев, т.е. самое раннее по части письменности, что у них появилось и для записывания коего употребились буквы «все равно — какие есть», именно бывшие о ту пору возле них буквы торговых финикиян. Евреи не изобрели своего алфавита, — не старались, пренебрегали. «Дело не в том, как писать, а в том, что писать»; «а напишем мы так, что никто прочесть не сможет, кроме того, кому мы шепнем».

В самом деле, странное письмо. Я обращаюсь к примеру частного адресата. Подает его человек, попридержавшийся у порога: а когда я развернул и начал читать, то он на цыпочках протянулся ко мне, положил палец на губы в знак осторожности и прошептал: «Его прочесть нельзя: но писавший (или изобретший слово, письмо, письмена) мне передал устно и велел заучить: как разделить сплошные буквы в слова и в какой строке и слове вставить «а», «е», «и», «о», «у», все гласные. Я запомнил. И вот при моей помощи вы можете прочитать письмо».

 Две чертовщины! Не одна, а две! Да что же тут за секреты в письме, когда оно не только так написано, но и послано с таким специальным посланцем?! Извините, я с вашим господином не в заговоре, не в договоре... И не хочу...

 В договоре...

 Что?!!

 Господин оттого и написал письмо этим особенным способом, и уполномочил меня все разъяснить вам, что, по его словам, вы именно вступили с ним в тайный договор, ото всех скрытый, с тайными условиями обеих сторон; и он посылает «вслед договору» это письмо, которое, естественно, не должно никем читаться, а если бы кому и попало в руки по нечаянности, то он не сможет его прочитать: письмо же детальирует договор, говорит, как именно и что вы со своей стороны должны исполнить... Исполнить и исполнять все дни вашей жизни, дни и ночи, 365 дней в году, и все годы до старости, до могилы!..

Возвращаемся от примера к самому делу, — истории. Самая иудейская письменность есть результат условия; «условие» было заключено родоначальником народа, за много веков до появления закона и всего вообще «Священного Писания», до появления самого алфавита и грамотности; но весь ум народа до такой степени был скован «договором», что когда появилась возможность написать что-нибудь, умение что-нибудь написать, — то моментально ум народа или его начальников мысленно применил эту возможность не к написанию частных писем, или рассказов, или песен, или правил благоустройства, или счетов, а к написанию договора и той массы мыслей, которые хлынули у него вследствие договора, вслед за договором, в зависимости от договора. То есть алфавит, грамотность и письмо уже в момент появления согласовались «завету» (с Авраамом) и получили внешний вид возможности прочитать только двум: написавшему и к кому послано «письмо», — при невозможности прочитать кому-нибудь третьему.

Это и есть знаменитая иудейская тайнопись; притом исключительно — священная, не имеющая ни одной себе аналогии ни у одного народа, никогда во всемирной истории!

 Для че не записать?! Пиши что думаешь! Пиши что знаешь!..

Вдруг, кому мы это говорим, — не пишет. «Такой же мужичок, как

мы», семит, среди арабов, финикиян, сирийцев. Даже без своего алфавита, с алфавитом чужим. Тогда мы догадываемся, что у него есть тайная мысль, которую он не хочет, а может быть, и не может никому сказать.

Тайнопись иудейская имеет под собою иудейское тайномыслие. Вот разгадка, — алфавита, письменности, всего: с самого начала, с самого же появления на земле, иудеи пришли уже с тайною мыслью. Ничего подобного ни с одним народом!! «Мужик Гомер» писал свою Илиаду явно, без сокращений; и наши былинщики свои «былины» говорили и пели явно; все мужики всей всемирной истории говорили, gели, сказывали явно, — кроме одного «мужика из города Ур» (в Халдее, откуда вышел Авраам) и другого «мудреца из Египта», Моисея: эти — ничего явно, все — шепотом или говоря какими-то непонятными знаками.

Невероятно и действительно. «Откровение» (церковный термин) есть только и непременно второй член «сокровения». Что предварительно не «сокрылось», — тому нельзя когда-нибудь и «открыться»... И тот термин, к которому мы все так привыкли, — «Божественное Откровение», — и имеет своею предварительною и подготовляющею фазою вот эту тайнопись и тайномыслие, которому соответствует тайное поведение и тайный культ. «Всякий не еврей, который переступит через эту черту, будет убит», — было написано на одной из перегородок непонятного иерусалимского Храма! Как странно — для нас, нашей психологии и наших храмов! На этой «черте» бились до последнего издыхания еврейские священники и левиты, когда в Храм вломились римские воины: и все пали, грудою, кучею здесь. Воины, нечаянно для себя, вступили в «яйцо», мистическое «яйцо» целого племени: ну, за скорлупу — проникли, в белок — проникли, прошли даже в желток «чужие бациллы»: и вдруг — «Остановитесь! Не далее!»... «Вы умрете, или мы умрем», — когда воины стали ломиться в «зародышевое пятнышко». Не понимая, воины все шли; тогда «священники» умерли. Странные «священники», до такой степени непохожие на наших, у которых нет ни секретов, ни тайн, ни темных уголков. «Религия Откровения» (наша) — «религия Сокровения» (ихняя).