Юдаизм. Сахарна
Шрифт:
(vox clamantis in deserto) 108
* * *
XII.1913
...словом, рабби Акиба был «Розанов I века по P. X.», такой же неуч, такой же гений, такой же мудрец и поэт, а « Розанов» есть «Акиба XX века», тоже «пастух и неуч», который все знает. И позволяет сейчас разболтать тайну Акибы, ибо кажется, вот «кончается все» и «ничего не надо».
(в партере театра бывшего «Коммисаржевской»)
* * *
30 декабря 1913
Мудрость одиночества...
Мудрость пустыни (вокруг себя).
Вот монастырь...
Если так —
«Я один, и мне хорошо». Кто смеет возразить? Да и не таков ли я? Мне тоже враждебен шум и люди.
(сидим с Таней возле заболевшей мамы) (острое, поиспугав— шее нас заболевание)
* * *
30 декабря 1913
Лермонтов только нескольких месяцев не дожил до величины Байрона и Гете...
Не года, а нескольких месяцев.
И мы в темах лирики (и эпоса), которые у Пушкина были благородно-личны, тогда как у Лерм. они были универсально величественны и были как-то схематичны, алгебраичны, не относясь к «я», к «XIX веку», к «русским», — но к «человеку» всех времен и народов:
И долго на свете томилась она Желанием чудным полна...
Мы получили бы, Россия получила бы такое величие благородных форм духа, около которых Гоголю со своим «Чичиковым» оставалось бы только спрятаться в крысиную нору, где было его надлежащее место. Бок о бок с Лерм. Гоголь не смел бы творить, не сумел бы творить; наконец, «не удалось бы» и ничего не вышло. Люди 60-х годов «не пикнули» бы. Их Добролюбовых и Чернышевских после Лермонтова выволокли бы за волосы и выбросили за забор, как очевидную гадость и бессмыслицу. Неужели смел бы писать после Лермонтова Шелгунов? Таким образом, вот в ком лежал «заговор» против всего «потом» у нас (нигилизм).
Но значит...
Это не случай, а Рок. Ибо слишком большие вещи, суть Рок...
И все-таки проклятый выстрел Мартынова. Пусть «Рок»: но орудием его был злодей.
* * *
— Не уступлю. Не уступлю. Не уступлю. Не уступлю.
(от Митюрникова: «Никакие Ваши книги не идут. Продажа совсем остановилась») (очевидно, в связи с «делом Бейлиса»)
Что смущаешься, Розанов? Будь красивее. Литература — красота: и если ты будешь красивее, ты победишь.
Приляг к земле, как зверь, и ползи, и ластись. Красивую строчку пусти. И кроткие очи. Все употреби в дело. И — победи.
Ты не должен не победить. Ты не вправе не победить. За тобой кабак. Если ты не победишь, кабак разольется и затопит все.
Хитрости. Хитрости. Всего, что угодно. «Последнюю честь» брось на жертвенник. Пусть сгорит все. Но чтобы кабака не было.
Ведь, «если победишь ты», всех этих «уханцев» литературы не будет, и ставка действительно огромная, и «они» не без причины уперлись. В толстых журналах — ни одного о тебе упоминания, а «библиография» в них наиболее памятна, и по ней берут книги. Естественно. «Розанова нет», «не рождался». Вся причина тебе быть красивее и все-таки вырвать Победу.
Вырву ли?
Не знаю.
Вырву. Через много лет, но вырву.
И похороните не вы меня, а я вас.
Чувствую. Чувствую.
«Не читают», и все-таки я чувствую Победу.
Она в мозгу моем. Она в костях моих. Она в дыхании моем: я дышу сильнее, чем вы, и передышу вас.
Не задохнусь.
Не воображайте.Со мной Бог. А с вами нет ничего («нигилизм»).
Вы мне куете судьбу, как Страхову («не читают»), но страховской судьбы из меня не будет. Я хитрее его, и я талантливее его. Он камень, я звезда. Он, м. б., благородный камень, а я подлая звезда. Все равно. Меня увидят и меня сохранят.
Мое имя никогда не будет забыто, а с именем — и мысли. «Розанов сказал», «Розанов хотел», «Розанов пытался».
Если мой ум и не будет помниться (м. б., и не стоит) — мой порыв будет помниться. История «моего сердца» не пройдет в литературе русской: а сердце-то я и хотел сохранить, для сердца я работал.
«Мое дорогое!» «Мое дорогое!» — вот что сохранится. Не «мое истинное», чего, м. б., и нет. Но «мое дорогое» как зверь проползет из поколения в поколение и все будет поднимать глазки, и эти глазки будут ворожить сердца людей.
«Вот Розанов чего хотел», «сделаем, как Розанов хотел».
Ползи же, зверь мой, дальше. Ползи, не уставай. И нашептывай людям дорогие слова.
Будь хитер и терпелив. Идет дождь. Терпи. Горит «твое» — терпи. Все выноси. И грызи, грызи кабак и его вонючий запах.
Смотри, он затянул все.
Увяли розы. Меркнут звезды. Могучий tabes109 разливается по миру. Tabes — знаешь ли ты его? О, как трудна болезнь. Как страшна она. Сохнет душа.
Только чудо может спасти.
Розанов, будь чудом своей земли. И моли Бога, моли Бога, потому что ты сам ничего не можешь, но если Бог с тобою — чудо выйдет.
Бог с тобою, Розанов. Не смущайся. Кто дал жизнь миру, может исцелить и неисцелимую болезнь.
Болезнь будет исцелена.
(все же на этот год придется отложить печатание «Оп. л.»: 8000 долгу в типографию. Больше нельзя. Может семья погибнуть) (к этому относится мое: «терпение»)
* * *
Почему фараоны хоронились не при основании пирамид?
Хороним ли мы усопшего, мы кладем его на дно могилы. Это так естественно: прийти и положить, принести на плечах — и положить. Во всяком случае положить... Пирамида — гробница, могила фараона: в таком случае естественно было бы, что тело фараона будет положено в основании пирамиды, и она — воздвигается над ним как его «мавзолей», ну — храм посмертный. Но и в мавзолее тело кладется — на дно, на пол, невысоко над полом, если оно помещено в особую «раку». Так, в храме св. Петра в Риме есть усыпальница Ап. Петра: пол храма идет ровно: затем сделано в нем большое углубление, туда сходит папа и служит службу Апостолу, читает молитву перед его прахом. Но и в сем случае папа спускается вниз.
У египтян единственно приходилось подыматься от дна пирамиды — вверх, почти до половины ее... Половина пирамиды: это страшно высоко! Ведь пирамида — почти гора! Это есть каменный огромный холм, — и вот нужно было дойти почти до половины его, чтобы найти маленькую комнатку, где находится, живет, существует, казалось бы, «уснувший фараон».
В обычном костюме, правда, — нарядном костюме египтянина, «по всей форме», я нахожу разрешение пирамиды.
Тело фараона положено на «такой мере в отношении вершины и основания», на какой мере от середины головы и подошвы ног положены необыкновенные, исключительные украшения египтянина, — и мистического «переносного» значения.