За красным небом

Да, пару раз не пришёл ночевать, ну так ведь ей и не нравится, когда он приходит в таком состоянии. Диану тошнит, когда Майкл такой. Ещё Диану тошнит от лактозы, сырой рыбы и сраных веганских фильмов о жестоком обращении с животными (после последних она способна рыдать часами), но ведь она их смотрит, так? Она заказывает себе роллы из ресторанчика на углу Харви и Реджи-стрит, и делает это каждый, мать его, месяц! Диана также любит выпить стаканчик топлёного молока с корицей, если не может заснуть, так что всё это хрень собачья, все эти её приступы тошноты вообще ничего не значат, но только не тогда, когда он пьян. Именно в случае с Майклом Конвеем Диана решила быть последовательной.

И Майкл злился на неё за это. Злился, когда приходил домой и врал, что выпил всего пару бокалов пива, злился, когда она специально заливала унитаз средством и запрещала туда ходить до утра. Однажды Майкл демонстративно нассал прямо в раковину, на её любимую кружку, и Диана кинулась на него словно бешеная кошка.

Тогда он почти ударил её. Почти. Было так близко, что Диана, кажется, почувствовала пощёчину, которой не было.

– Посмотри, в кого ты превратился! – прошипела она. – Посмотри на себя, Майкл! Меня тошнит от одного твоего вида!

Эти слова сработали как триггер для его омытого виски сознания. Он занёс руку, представляя звук, с которым его ладонь коснётся её щеки, представляя синяк на её скуле, как голова дёрнется вправо и ударится о шкафчик, в котором они держали хлопья.

– Думаешь, ты крутой? Хочешь ударить меня? Ну давай! Давай, Майкл! Ты ведь больше ни на что не способен, только жрать виски и бить свою девушку. Только бить, больше ничего. У тебя ведь даже не встаёт, ковбой! Ты помнишь об этом? Твой дружок уже сдался, так что всё, что тебе остаётся – это хорошенько мне вмазать!

И она засмеялась. Хохотала прямо ему в лицо и смех этот был с привкусом страха и истерики. В бессильной ярости Майкл намотал светлые волосы на кулак и потряс её как куклу.

– Заткнись! Заткнись, Ди, иначе… Клянусь богом, я…

К горлу подкатил отвратительный ком желчи и он едва не захлебнулся. Пришлось отпустить её и сблевать в раковину.

– Я же говорила, Майкл. Ты омерзителен.

Диана ушла. И это было хорошо, потому что он действительно ничего не мог ей сделать. Он не хотел её бить. Он не хотел делать ей больно. Возможно, он хотел трахнуть Ди, разложив на столешнице между салфетницей и солонкой, но сказать наверняка было трудно. Его нижний этаж давненько не подавал признаков жизни, тут она верно всё сказала.

В тот вечер Майкл сел на пол и заплакал впервые за свою сознательную взрослую жизнь. После он залез в шкаф, в коробку из-под кроссовок, и выпил спрятанную там половину мистера Бима 3 . Это помогло. Это всегда помогало.

Через месяц Диана собрала свои вещи, вынесла всё, включая корм для Дори, их золотой рыбки, почившей с год назад. Майкл восхитился её предусмотрительностью: Диана даже сменила простыни, чтобы не оставить ему ни частички своего ДНК. Вот как он ей опротивел. Это был провал и успех года одновременно.

3

Виски «Джим Бим» – один из самых ярких представителей американского виски. Этот бурбон изготавливают из смеси кукурузного и зернового спирта и выдерживают в обожженых дубовых бочках.

Майкл не расстроился: когда-то они хотели завести собаку, большой дом в пригороде, двоих симпатичных малышей. Он собирался пойти учиться дальше, стать дипломированным врачом, спасать жизни. Диана хотела открыть свою маленькую клининговую компанию, порядок был её страстью. Все эти американские мечты сначала помогали Майклу цепляться за здравый смысл, но после потерялись где-то на пути к пабу Дэна. Он оплакал их давным-давно в гордом одиночестве, сидя за полированной барной стойкой.

Диана была права: он всем опротивел. На работе ему пригрозили увольнением, но ввиду чрезвычайного положения оставили в штате. Толку с этого было мало: с ним соглашался ездить только старый Дэйв, которому вообще было наплевать, с кем кататься, лишь бы он не был "грёбаным янки". Майкл сомневался, что Дэйв знал, кто такие янки, но был рад, что оказался на них не похож. Дэйва он считал не самым плохим попутчиком на пути к концу своей карьеры.

– Вот увидишь, однажды какой-нибудь педик пожалуется на тебя, Майки. Ты воняешь хуже свиньи в помойной куче.

– Заводи, Дэйв. Надо ехать. Учительнице из Шорвуд Хилс нечем дышать.

– Они пожалуются на тебя, Майки, они это любят. Им только дай возможность поиметь твою задницу, так они ж сразу по локоть вставят.

– Господи, Дэйв, да какого хрена ты несёшь?! Как насчёт сменить тему? Может, нам стоит обсудить твой судебный запрет на приближение к собственным детям? Что ты сделал, кстати? Едва не переехал младшенького на своём Плимуте?

– Я не видел его, понятно?! – зарычал Дэйв. – Закрой пасть и не трепи, чего не знаешь!

В машине воцарилась благословенная тишина.

– Так-то лучше, – кивнул Майкл.

Дэйв не ответил. Он не особо любил людей, но парнишку жалел. Помнил, как сам падал в пучину алкоголизма, забывая лица жены и пацанят. Их у него было трое, фото Дэйв хранил в бумажнике и демонстрировал всем при каждом удобном случае. Они пожелтели от времени, новых жена ему не высылала. Каждый раз глядя на заломы детских снимков, он думал о Майки. Но не сегодня.

Утром Дэйв проснулся с температурой и отёкшей гортанью. Ему не нужно было объяснять. что это значит. И он не сообщил о своём состоянии в больницу. Зачем? Они уже никого не принимали, даже тяжёлых больных. Вот и приехали.

Умирать ему не страшно. Дэйв видел это много раз: недостаточное кровообращение, остановка дыхания и пишите письма. Лёгкие, конечно, будут гореть огнём, мышцы диафрагмы работать на полную, но воздуха ему не получить. Потом начнутся конвульсии, агония. Он неизбежно обделается: дерьмо полезет со всех сторон. Так со всеми бывает. Главное, что он к этому моменту уже будет далеко и мокрые штаны будут последней из его забот. Подводя итог, можно сказать, что его ждут четыре минуты боли и ужаса, а это Дэйв сможет перетерпеть, уж будьте уверены.

Что страшно, так это то, что свежих фото своих ребят ему уже не успеть получить. Его глаза закроются, так их и не увидев. Но жаловаться Дэйв не планировал, он ведь не какой-то там педик, правильно? Нет, сэр, никакого нытья сегодня и до тех пор, пока его мозг не превратится в желе.

И Дэйв работал до последнего. Через два дня он скончался за рулём своей Скорой. Красный огонёк на крыше окончательно погас, но Майкла устраивало и это. В любом случае машина уже была не нужна. Мэдисон опустел и попахивал разложением. И Майкла тошнило от этого запаха.

На стоянке у торгового центра, где они с Ди выбирали шторы после переезда (это было вечность назад), Майкл нашёл белоснежную Субару с ключом в замке зажигания и водителем, полным мужчиной сорока лет. Из вежливости (её правила несколько изменились за последние месяцы) Майкл сначала попытался прощупать пульс на раздувшейся шее. Ничего.

– Извини, мужик, – вздохнул Майкл. – Тебе она ни к чему, ты же понимаешь?

Мужчина молчал, продолжая сидеть, уткнувшись носом в руль. Поза его выражала полное смирение. Майкл оттащил его в тень ближайшего дерева. Пот заливал глаза, но он не стирал его до тех пор, пока не снял перчатки и не продезинфицировал руки. Спиртовыми салфетками Майкл протёр салон своего нового автомобиля, отнёс в мусорный бак страховку и права, лежавшие в бардачке, обёртки из фаст-фуда, спрятанные в боковых дверцах. Детское сиденье, закрепленное сзади, Майкл поставил справа от мужчины, создав для него своеобразное надгробие. Что ж, сегодня это лучшее, на что приходится рассчитывать.