За кулисами путча. Российские чекисты против развала органов КГБ в 1991 году

Уже вечером, перед окончанием рабочего дня, Кузин, робко постучав в дверь, зашел в кабинет Орлова.

— Андрей Петрович, можно с вами поговорить?

— А мы разве не наговорились сегодня? Ну ладно, слушаю.

— Андрей Петрович, я обещаю, что все исправлю. Но не указывайте этого в аттестации. Если будет плохая запись… Вы же знаете, я поступил в аспирантуру. Мне тогда не защититься.

— Какая «плохая запись»? Объективная, честная, соответствующая действительности!

Кузин опустил голову. Они оба помолчали.

— Товарищ капитан, очень прошу вас! Не ломайте мне судьбу!

— Ну Олег Юрьевич, дорогой, что я могу сделать? Это же не я, а вы за два с половиной месяца, вместо того, чтобы работать, подготовили настоящую халтуру! Что теперь мы, вернее, я, буду докладывать начальнику отдела? Спрос-то теперь с меня!

— Я все понимаю и готов исправить. Буду работать днем и ночью! Все сделаю!

Та страсть, с которой Кузин это произнес, задела Орлова за живое. Он посмотрел на календарь, висящей на стене напротив стола: до контрольного срока представления итоговых материалов оставалось пять дней. В голове у него появилась мысль, которую он сначала отогнал, а потом все больше и больше стал рассматривать как единственный выход из создавшегося положения. Он еще немного помолчал, смотря на сидящего с поникшей головой Кузина, потом, будто сделав над собой усилие, проговорил:

— Ладно, Кузин. Сейчас едем ко мне домой. Я думаю, за ночь успеем кое-что сделать.

Олег Юрьевич будто встрепенулся, посмотрел на Орлова. Было видно, что он не ожидал перемены в решении своего начальника и уже почти смирился с неблагоприятным для себя исходом. Лицо его оживилось. Он даже привстал со стула.

— Андрей Петрович, Андрей Петрович! Спасибо! Век не забуду! Я сейчас сбегаю за пивом…

— Какое пиво? Мы же работать будем!

— Так под пивко же хорошо!

Орлов поморщился.

— Лучше возьмите баночку кофе. На ночь нам потребуется хороший допинг. Идите, встречаемся внизу у лифта.

Всю ночь до самого утра они сидели с Кузиным на маленькой кухне, обложившись грудой документов. Решив работать ночью дома вместе с Кузиным, Орлов пошел, мягко говоря, на нарушение правил работы со служебными документами. Мало того, что их нельзя было выносить с объекта, — везти их в Измайлово, где жил Орлов, через всю Москву в городском транспорте было просто небезопасно. Мало ли что могло случиться! Утрата совершенно секретного документа, а их было в папках, которые они взяли с работы, изрядное количество, влекла за собой уголовную ответственность. Так что, решив помочь Кузину, Андрей взял на себя чрезмерно большую ответственность. Правда, ему было известно, что многие сотрудники КГБ грешат этим — работают дома по выходным с секретными документами, то ли нагоняя упущенное, то ли предпочитая комфортные домашние условия казенной обстановке спецобъекта.

Сколько было выпито чашек кофе в ту ночь, сколько исписано бумаги, исчиркано текста! Некоторые листы стали представлять собой вообще странное зрелище: между зачеркнутых жирной линией строчек, написанных корявым почерком Кузина, появились новые, четко написанные черными чернилами, — Орлов обладал незаурядными каллиграфическими способностями. Часам к шести утра, вконец уставшие от ночного бдения, они выпили по последней чашке кофе.

— Все, Олег Юрьевич, хватит. Я думаю, что мы сделали все, что можно сделать за такой короткий срок. Теперь ваша задача — все быстро перепечатать. Наше машбюро уже не успеет…

— Андрей Петрович, не беспокойтесь. Я сегодня же все организую. Послезавтра текст будет готов! Вы разрешите, я от вас поеду договариваться, а потом на работу?

— Давайте теперь позавтракаем!

Орлов встал и прошел в комнату, где спала Оля с детьми, разбудил ее, попросил приготовить завтрак. Она сладко потянулась, притянула его голову к себе, спросила шепотом:

— Все успели сделать? Какой он противный, этот Олег Юрьевич! Не дал тебе поспать! — И тихо засмеялась. — Ставь чайник. Я быстро.

Привычным движением Андрей поправил свесившееся до пола одеяло спящей на диванчике дочки, заглянул в детскую кроватку, где, свернувшись калачиком, спал Сережка. Орловы жили тесно, умещаясь все в одной комнате. Очередь на квартиру казалась бесконечной, а сама квартира — далекой, несбыточной мечтой.

Двадцать минут восьмого Орлов вместе с Кузиным, неся тяжелые дипломаты и целлофановые пакеты с аккуратно уложенными в них свертками, вышли из подъезда девятиэтажного дома на Сиреневом бульваре. До объекта «Прогноз» им было ехать по меньшей мере полтора часа…

Все это Орлов вспомнил сейчас, когда спустя более двух лет услышал знакомый голос Кузина по телефону и его просьбу срочно встретиться. Как ни хотелось Андрею Петровичу ответить на его просьбу отказом, вежливость все-таки взяла свое — он согласился и назначил встречу в девятнадцать часов. К этому времени сидящий за столом напротив Андрея его коллега, Семен Енокович, должен был уже закончить работу и уйти домой. Дело не в том, что Андрей не хотел вести разговор с Кузиным в присутствии коллеги, тем более что Семен Енокович сам когда-то работал в Исследовательском центре проблем безопасности, а в том, что до конца дня должен был завершить текст шифровки, [45] которую надлежало назавтра направить в территориальные органы КГБ.

45

Шифровка (сленг) — шифртелеграмма.

В ближайшее воскресенье должна была состояться так называемая «Акция демократических сил». На улицы советских городов готовились выйти сотни тысяч людей, чтобы на массовых митингах заявить свои требования к руководству страны. «Нет тоталитаризму и его насильственным акциям!», «Долой большевистскую партократию и ее карательно-репрессивные органы!», «Долой КГБ!», «Номенклатура, помни Румынию!» — с такими лозунгами демонстранты в Москве намеревались пройти по Садовому кольцу к Манежу, а в других городах заполнить плавные улицы и площади. Уже получившие некоторую известность лидеры «демократии» Афанасьев, Попов, Травкин, Пономарев, Чубайс и некоторые другие призывали в своем обращении к народу в двадцать часов повсеместно выключить на пять минут электричество и зажечь в домах свечи «в знак солидарности и единения».

ИНФОРМАЦИЯ: «В среде руководящих работников КПСС были догматики, которые считали, что надо «по Ленину жить» и душить всех экстремистов. Но в то же время появилась номенклатура, которая уже начала мечтать о доступе к ресурсам, о приватизации. Эти люди начинали мыслить рыночными категориями… Именно эта советская номенклатура, которая побежала к Ельцину, и создала предпосылки для идиотского капитализма, который у пас начал строиться… Правда, инструкций ни у кого не было. Ленин написал, как из капитализма в социализм переходить, а как обратно — из социализма в капитализм — никто ж не написал!.. Демократы представляли только как первые ходы сделать, а что дальше… Этого никто не знал»

(В.В. Иваненко, заместитель начальника Инспекторского управления КГБ СССР).

Комитет госбезопасности получил накануне оперативную информацию о том, что планируемые манифестации, которые, как предполагалось, соберут громадные массы народа, могут быть использованы отдельными экстремистами для провокаций и массовых беспорядков. Факты превращения мирных демонстраций в крупные кровавые столкновения, увы, уже неоднократно имели место на территории нашей необъятной страны. Достаточно было вспомнить хотя бы февральские события 1990 года в Таджикистане. Кроме того, следовало учитывать, что среди множества людей обязательно окажутся криминальные элементы, наркоманы, психически больные, которые среди накала политических страстей способны будут на любые формы агрессии.