За Отчизну

Весь день и всю ночь Ян Жижка совещался со старшинами и гетманами Табора, а назавтра в глухую ночь трехтысячный отряд пехоты и конницы в сопровождении полутораста боевых возов вышел из Табора через западные ворота. О походе воины узнали лишь за два часа до выступления. Отряд вел сам Ян Жижка. Младе о выступлении ничего не было сказано; Жижка распорядился оставить Младу в Таборе на попечении Теклы и Божены. Но Млада по хлопотливым и поспешным сборам Ратибора и Карла догадалась о предстоящем походе и, прокравшись в конюшню Ратибора, сама оседлала Милку и, пользуясь темнотой, проскользнула сквозь ворота в толпе всадников. Карел утром был озадачен, увидев среди своих ганаков улыбающуюся Младу, снова одетую пажом.

"Что за дьявол!
– выругался про себя Карел.
– Не дай бог отец увидит - не пощадит".

– Слушайте, барышня Млада, воевода приказал вас в поход не брать. Если он вас увидит в моем отряде - всем, а мне в первую голову, будет солоно. Поворачивайте лучше назад в Табор, а я вам провожатого дам.

Млада не ответила и обиженно надула губы, но упрямо продолжала ехать вперед. Воины, глядя на нее, тихонько пересмеивались. Карел с раздосадованным лицом поскакал к отряду Ратибора и, отыскав побратима, пожаловался на своеволие Млады. Тот только засмеялся.

– Я б на ее месте тоже не оставался в Таборе. Но я попробую поговорить с отцом. Она может нам пригодиться - ведь, наверно, Млада знает замок как свой дом.

Ян Жижка, окруженный подгетманами, ехал, как всегда, на любимом белом коне рядом со своим старым другом Матеем Лаудой.

Ратибор с Карлом подъехали ближе к воеводе.

– Отец, позвольте обратиться, - начал Ратибор.

Жижка повернул к Ратибору и Карлу свое лицо с черной повязкой:

– Что случилось, братья?

Он сразу заметил смущенный вид обоих побратимов.

– Млада в отряде и не желает возвращаться в Табор.

– Это не барышня, а чертенок в юбке! Что ж это, она и меня не боится?

– Мы вот подумали, что, может быть, она нам пригодится, когда будем штурмовать замок: она его должна хорошо знать

Ян Жижка неопределенно промычал вместо ответа, но, подумав, согласился:

– Хорошо. Но скажите этому чертенку, чтобы была около меня и ни на шаг не отлучалась. Иначе с конвоем отправлю в Табор.

Услышав приказ воеводы, Млада, победоносно подняв голову, пришпорила Милку и поскакала к головному отряду, где ехал Ян Жижка.

Воевода вел свое войско окольными дорогами, через леса, стараясь, чтобы оно не было замечено. На ночь они остановились посреди лесной чащи, милях в двух от замка Раби, и были замечены разъездом дозорных из замкового гарнизона. На полузагнанном коне, покрытом пеной, домчался до замка солдат с тревожной вестью: табориты подходят к замку.

В замке неистово зазвонил сигнальный колокол Грохнули барабаны, заунывно завыли трубы и рога. Несмотря на ночное время, в замке поднялась суматоха, замелькали факелы и фонари. Солдаты толпами выбегали во двор и размещались по замковым стенам. Канониры возились у пушек. По угловым башням запылали огромные костры, на которых в громадных котлах кипятилась смола. Все, кто в тот момент находился в замке, принялись с лихорадочной поспешностью готовиться к обороне. Тревожное настроение в Раби началось еще раньше - в тот день, когда в замок прибыл пан Гынек Коцовский и напугал отца Гильденбранта рассказом о встрече с Младой и о ее бегстве с помощью неизвестных разбойников.

Штепан и пан Вилем переживали тягостные, мрачные дни. Пытки, издевательства и ужасные условия тюремного режима причиняли узникам физические мучения, а приближение неотвратимой жестокой казни и острое, щемящее беспокойство за судьбу Млады и давно не дававшего о себе знать Шутника делало невыносимым их душевное состояние.

"Получил ли Ян Жижка платки?" - эта мысль не переставала мучить Штепана.

"Доехала ли Млада благополучно до Табора?" - не переставал спрашивать себя пан Вилем.

О том, что в замке вспыхнула тревога, они легко догадались, наблюдая из окошка за всем, что творилось в последние дни перед их глазами.

Сидя в углу на соломе, Штепан вспоминал участь Яна Гуса, и в его памяти возникли картины констанцских темниц.

– Знаете, пан Вилем, что мне непонятно?

Пан Вилем, отвлеченный вопросом Штепана от своих печальных размышлений, поднял голову и вопросительно взглянул на Штепана

– Почему здесь нет крыс?

– Крыс?
– невольно изумился пан Вилем.
– Да потому, что они живут внизу, в подвале, под этой башней, где раньше хранились зерно и фураж... Черт меня побери! Пусть пан бакалавр не будет на меня в обиде, но, если бы случилось маленькое чудо, совсем маленькое, мы были бы избавлены от проклятого костра

– Какого же пан Вилем желал бы чуда?

Тот уселся рядом со Штепаном и передал ему возникшую у него мысль.

– Пану, надо думать, известно, что я был сюда назначен управляющим и за это время хорошо ознакомился с замком Мало того, я разыскал подробный план замка. В этом плане был указан тайный подземный ход от этой башни через двор под стеной и под рвом с водой, куда впадает речушка, что протекает рядом с замком. Заканчивается же он в лесу, рядом с разрушенным охотничьим домиком. Об этом подземном ходе, кроме меня, никто в замке не знает: когда полтора года назад Ян Жижка взял его приступом, большая часть обитателей была перебита, а оставшиеся в живых были уведены в плен Теперь здесь всё новые слуги и замка вовсе не знают. Потайная дверь в подземный ход находится в том самом подвале, где много крыс. Я там был и даже самолично прошел этим ходом до самого его конца.

– Значит, пан Вилем полагает, что если...

– ...нас поместили бы в эту камеру, то...

– Все ясно. Надо подумать, как этого добиться.

Штепан замолк.

– Погодите, я знаю одного человека, он может нам помочь. Вы должны только содействовать мне в моем замысле.

Пан Вилем уселся поудобнее на соломе с полной готовностью выполнить все, что ему прикажет Штепан.

– Говорите, Штепан, чем я могу вам помочь?

– Вы - католик, и было бы вполне естественно, если бы вы потребовали себе исповедника.

Пан Вилем потупился и грустно проговорил:

– Разве пан Штепан полагает, что уже пора?

– Пан Вилем меня не понял: я хочу лишь, чтобы вы позвали сюда якобы для исповеди одного негодяя.

– Для исповеди - негодяя?
– вовсе растерялся пан Вилем, ничего не понимая.

– Вы должны сказать тюремщику, что вам нужен духовник, но что вы не желаете никого иного, кроме доминиканца брата Горгония. И я уверен, что вам не откажут: Горгоний - правая рука отца Гильденбранта.

– Ну хорошо, я попрошу тюремщика, а дальше что?

– Дальше увидите сами!

Вечером Генрих принес узникам воду и сухари. Пан Вилем лежал, отвернувшись к стене, и громко стонал.

– Что такое с ним? Подыхает, что ли?
– ухмыльнулся Генрих.

– Похоже, что подыхает, - в тон тюремщику отрезал Штепан.

Генрих нагнулся над Вилемом:

– Эй, Новак! Ты чего это?

– Слушай, тюремщик! Мне пора духовника привести. Только я не хочу никого иного, кроме самого отца Горгония.

– Что ж, это можно...
– уже на пороге снисходительно ответил Генрих.