За Отчизну

Бодрое состояние духа не покидало мистра ни на минуту, хотя мы все, его окружающие, видели и чувствовали, что нашему наставнику предстоит испить горькую чашу горя и злобы его врагов. Враги же были многочисленные и могущественные. Достаточно было посмотреть на разъезжающих по городу на разукрашенных мулах кардиналов, одетых в пурпур и золото.

Враги не медлили. Михал де Кауза на другой же день после прибытия мистра в Констанц уже прибил на дверях собора обвинение против Гуса. Этот недостойный человек вместе с изменившим мистру Штепаном Пальчем и Венцелем Тимом успели за несколько дней обежать всех влиятельных епископов и прелатов, докторов и магистров, чтобы уговорить их выступить против Яна Гуса. Клевета и злословие - эти излюбленные орудия низких душ - были пущены в ход. По городу распространялись о мистре самые нелепые слухи, чтобы восстановить против него всех участников собора и жителей Констанца.

Четвертого ноября Ян из Хлума и Генрих Лацембок посетили папу Иоанна, объявили ему, что мистр Ян Гус прибыл в Констанц, и просили охранить его от посягательств его врагов. Папа был очень любезен и отвечал:

"Гус в Констанце будет в полной безопасности, даже если бы он убил своего брата".

На другой день Вацлав из Дубы привез от императора охранную грамоту. Жаль, что я не могу переписать здесь всю охранную грамоту целиком, но все же вам будет интересно прочесть место, где император пишет, что достойного уважения магистра Яна Гуса "приняли мы под наше и священной империи покровительство и охрану".

Из этого вы видите, что император своей грамотой обещал нашему мистру полную безопасность.

Мы все скоро убедились, что наши враги Михал де Кауза, Венцель Тим и прочие успели так обработать всех участников собора, что, когда паны Ян из Хлума и Вацлав из Дубы пошли к папе с охранной грамотой Сигизмунда и просили его прекратить дело собственной властью, папа потихоньку сказал панам: "Что я могу сделать? Здесь орудуют ваши!" Папа сам начинал бояться собора, и не без основания.

Но многочисленные грозные признаки опасности, нависшие над головой нашего мистра, смутили наши сердца, но не его. Он по-прежнему шутил и как-то, смеясь, сказал Яну Кардиналу: "Нынешним летом гусь не будет изжарен, так как на мартинскую субботу приходится торжественная вигилия, [36] когда гусей не едят".

36

Вигилия - предпраздничный пост.

Но пришел день, когда над нами стряслось несчастье. Наши враги в полдень двадцать восьмого ноября распространили по городу лживую сплетню, что якобы мистр пытался бежать. Кардиналы тут же вызвали бургомистра и приказали послать в дом вдовы Фиды городскую стражу схватить Яна Гуса; вместе со стражей были отправлены епископы Аугсбургский и Тридентский.

Как сейчас вижу: сидим мы в комнате нашего мистра и беседуем. И вот примерно в час пополудни - стук в дверь. Пешек - секретарь Яна из Хлума - открыл дверь. Входят епископы, и с ними бургомистр. Говорят:

"Мы пришли по приказу святейшего отца привести вас, магистр Ян Гус, во дворец его святейшества". Но Ян из Хлума увидел в окно солдат, оцепивших дом, и обрушился на бургомистра и епископов: "Понимаете ли вы, что делаете? Ведь вы нарушаете императорскую грамоту! Пусть сам дьявол явился бы сюда - его все равно нужно было бы выслушать!"

Епископ же Тридентский стал успокаивать разгневанного пана Яна: "Достойный рыцарь, мы явились сюда только ради общего спокойствия и благополучия..." Но тут поднялся с места наш мистр и положил конец пререканиям: "Я готов сейчас явиться к ним и, надеюсь, скорее выберу смерть, чем отрекусь от истины". И он пошел за кардиналами. Мы все молча последовали за нашим мистром.

На лестнице нам повстречалась вдова Фида. Она горько плакала, когда мистр ласково с ней попрощался. Мы все едва могли удержаться, чтобы тоже не зарыдать, как эта добрая женщина.

Когда мистр садился на лошадь, я слышал, как один из епископов злобно пробормотал: "Больше ты не будешь служить обедню и проповедовать!" В своей печали и волнении я не заметил, как мы оказались у дворца папы.

Тут уже собрались кардиналы и сразу же Яна Гуса забросали самыми каверзными вопросами, чтобы выудить у него неосторожное слово, за которое они имели бы право его немедленно арестовать. Особенно старался один ученый францисканец - магистр Дабог, негодяй, переодевшийся простым монашком. Но все их ухищрения были напрасны - они ничего не добились. И кардиналы пошли совещаться к папе. Говорят, что кардиналы так насели на папу, что он наконец дал согласие на арест мистра. Кардиналы вышли и объявили, что Ян Гус остается под арестом. Тут же выбежали в переднюю Штепан Палеч и Михал де Кауза и стали кричать: "Ха-ха! Он в наших руках и не уйдет, пока не заплатит все до последнего талера!"

А Палеч еще при этом язвительно заметил Яну Кардиналу: "Гляди, Ян, ты близок к Гусу, как бы не повредил себе этим!" Ян Кардинал же с презрением отвернулся от изменника, достойно ответив: "Мистр Штепан Палеч, мне вас жаль еще больше!"

Долго тут спорили и препирались, но разве этим можно помочь беде! Ян из Хлума отправился к папе и с негодованием и даже дерзостью упрекал святого отца в нарушении собственного слова и охранной грамоты. Папа же оправдывался и старался свалить все на кардиналов и, отведя Яна Хлума в сторону, шепнул ему, показывая на кардиналов: "Вы не знаете, каковы мои отношения с ними. Они мне передали его, и я должен заключить его в тюрьму".

Ян из Хлума, взбешенный, удалился, не говоря ни слова, и наш мистр сначала был помещен в доме одного каноника, а потом отведен в тюрьму доминиканского монастыря.

Этот монастырь возвышается на острове рядом с Констанцем, и в одну из его подземных камер был брошен наш мистр. Я не в силах описать, в каких муках пребывал там наш Ян Гус. Полная темнота, ужасающая сырость, мороз и зловоние - вот что встретило мистра в доминиканской обители.

Смелый пан Ян из Хлума, возмущенный вероломством папы и кардиналов, прибил на дверях собора список с охранной грамотой и жаловался Сигизмунду на попрание его грамоты. Ну что ж, император прислал "грозное повеление" немедленно освободить Гуса или он прикажет взломать двери тюрьмы, но собор не соизволил даже ответить императору. С этого момента Сигизмунд сам стал опасаться собора, как бы его не лишили императорской короны.

В конце рождества прибыл наконец в Констанц император Сигизмунд с блестящей свитой и большим отрядом мадьяр. Встреча прошла с полным блеском и торжеством. Но нет у меня желания описывать эти торжества, ибо в это самое время наш мистр был тяжело болен, не вынеся ужасных условий подземной тюрьмы. Мы же при помощи золотого ключа все же сносились с нашим наставником и снабжали его бумагой, перьями и чернилами, и, как вы знаете, мистр посылал из тюрьмы своя послания вам, своим пражским последователям.

Не буду описывать вам весь ход суда над Яном Гусом. Скажу только, что, когда ему разрешили присутствовать на соборе и отвечать всенародно на обвинения, наш мистр с великим спокойствием и мужеством противостоял один целому собору, где не имел ни одного друга. В это время даже друзья, напуганные все возрастающим могуществом собора, поспешили отречься от своего учителя.

Правда, в январе 1415 года в Констанце был получен протест моравских панов, вынесенный на сейме в Мезержиче. В этом письме они прямо упрекали Сигизмунда в вероломстве. Но этот бессовестный человек ответил, что он ошибся, давши охранную грамоту, на которую он не имел права. Более низкой и подлой души, чем у Сигизмунда, трудно сыскать на всем свете. Невозможно описать все те подлости, которые совершали и совершают поныне все эти мерзостные выродки - Михал де Кауза, Венцель Тим, Штепан Палеч, монах монастыря святого Климента Петр и многие другие.

Но вот произошло удивительное и важное событие. Папа Иоанн убедился, что собор намерен его низложить и предать суду за совершенные им тяжкие преступления. А этих преступлений было немало: убийство папы Александра, симонии, неверие, кощунство и много другого. Ян Гус спросил: неужели все эти преступления стали известны только на соборе? Ведь о них знал каждый человек, еще когда Балтасар Косса был только кардиналом.

И вот двадцатого марта друг и союзник папы Фридрих Габсбургский устраивает празднество с блестящим турниром. Во время турнира святейший отец в одежде конюха, с закутанной головой и в сопровождении одного из слуг тайно бежал из Констанца в Шафгаузен - во владение Фридриха Габсбургского. Вслед за ним скрылся и его друг Фридрих.