За Отчизну
Шрифт:
Первым въехал в воду рыцарь, и его гнедой рослый конь, с шумом разбрызгивая воду, двинулся через реку, то погружаясь по брюхо, то вырываясь на более мелкое место. Вслед за ним двинулся слуга с лошадью.
– Павел, - не оборачиваясь, крикнул рыцарь, - не подмочи тюки!
– Ладно, - флегматично ответил парень, даже не взглянув на лошадь.
Последней въехала в реку девочка. Рыцарь был уже на берегу и, глядя на покачивающуюся на белой лошади фигурку, крикнул:
– Млада, держись покрепче и не гляди в воду!
Но предупреждение было сделано слишком поздно. Штепан, ехавший непосредственно за девочкой, увидел, что, когда до противоположного берега всаднице оставалось
Девочка лежала без дыхания, белая как мел; изо рта медленно вытекала вода. Ее волосы мокрыми косичками разметались по песку. С обезумевшими от страха глазами, подбежал рыцарь:
– Боже мой! Млада, Млада!.. Да что же это?!
Черноволосый слуга, не меняя своего флегматичного тона, деловито заявил:
– Коли ногти не посинели, значит еще можно откачать... А ну, пан кнез, - обратился он к Штепану, которого принял за священника, - давайте-ка подымем девочку вверх ногами.
Слуга Павел и Штепан схватили утопленницу за ноги и подняли вверх.
– Ну, довольно!
– крикнул Павел.
– Теперь давайте откачивать.
Он принялся делать Младе искусственное дыхание, а Штепан в такт нажимал руками ей на желудок.
– Пан Вилем, снимите с нее сапожки и растирайте ноги, пока не согреете. Да живо!
Рыцарь послушно разул девочку и начал старательно растирать ее застывшие ноги суконной тряпкой.
Мокрые кони лениво ходили вокруг и пощипывали пожелтелую траву. Примерно через полчаса усиленной работы Павла со Штепаном и паном Вилемом утопленница начала дышать, а затем открыла глаза.
– Вина!
– крикнул Павел, не переставая поднимать и опускать руки девочки.
Рыцарь подбежал к своему коню и достал из сумки флягу с вином. Немного вина, влитого в рот, привело девочку в чувство. Она открыла свои карие глаза, и ее посиневшие губы шевельнулись.
– Готово! Теперь берите ее, пан Вилем, к себе на седло, укутайте получше и айда до ближайшего очага.
С помощью Штепана и Павла девочка была закутана в сухой плащ рыцаря и усажена к нему на седло. Рыцарь протянул руку Штепану:
– Не имею счастья знать ваше имя... от всей души благодарю вас! Рыцарь Вилем Новак - ваш должник. Кому я обязан спасением дочери?
Штепан, совсем промокший, не мог достойно ответить рыцарю, потому что его зубы выбивали дробь, а язык отказывался повиноваться.
– Я бакалавр
свободных искусств Штепан Скала.– Павел, ты тоже считай меня своим должником.
– Ну, вот еще!
– заметил Павел, натягивая сапоги.
– Какие уж тут долги! Хватит с вас и тех долгов, от которых вы чуть без штанов не остались. Поедем, что ли?
Чтобы согреться, Штепан погнал коня в галоп, но все понапрасну. Холодный осенний ветер, пронизывая его мокрую одежду, так леденил тело, что Штепан от холода весь оцепенел. Между тем приближались сумерки, и становилось уже по-настоящему холодно. Плащ Штепана утонул во Влтаве, и его отсутствие давало себя чувствовать.
Впереди показался огонек постоялого двора. Через каких-нибудь полчаса четверо путников сидели у пылающего очага и сушили свою промокшую одежду. Девочка еще не пришла в себя от пережитого и сидела молча, тесно прижавшись к отцу, который сушил у огня свою мокрую куртку. Штепан поместился по другую сторону очага. Пан Вилем заказал по стакану вина Штепану и Павлу, пока хозяин готовил ужин.
– Ну, дочка, как себя чувствуешь?
– спросил ласково рыцарь, заглядывая в еще бледное лицо девочки.
Млада расчесывала и заплетала в косу свои русые волосы и впервые за все это время сказала:
– Ничего, только голова кружится.
– Но что с вами случилось, почему вы упали в воду?
– поинтересовался Штепан, натягивая высохший камзол.
– Я и сама не знаю: смотрела на бегущую воду, и вдруг голова закружилась, и все сразу поплыло перед глазами.
– Ясно, барышня с раннего утра ничего не ела, к тому же с самого Коуржима без отдыха все время в седле, вот и ослабела. А коль ослабший человек в бегущую воду глянет - обязательно сомлеет, - убежденно объяснил Павел, старательно вытирая сухими портянками свои красные большие ступни.
– Да, - вздохнул пан Вилем, пытаясь закрутить упавшие вниз пышные усы, - тяжелое детство выпало на долю Млады. Ей еще и двух лет не было, как скончалась ее мать, потом - я на войне, девочку пришлось отдать в монастырь на воспитание. За этим пришло полнейшее разорение от соседних панов и того же монастыря. Потерял я и землю, и замок, и все добро. Пошел наниматься к панам. Служил у панов из Рожмберка, повздорил с покойным стариком паном Ольдржихом, уехал, стал искать новое место. Да куда идти? Католики к себе зовут, а я сомневаюсь.
Штепан невольно заинтересовался;
– И пан Вилем решился идти к ним на службу?
Рыцарь некоторое время молчал, затем глубоко вздохнул:
– Сказать вам правду, я еще и сам не знаю. Не по нутру мне Сигизмунд с его попами, а кроме того, это значит идти с его немцами и мадьярами против своих, чехов...
Снаружи донесся шум, затем дверь с треском раскрылась, и трое вооруженных людей в промокших плащах ввалились в комнату.
– Эй, хозяин!
– нетерпеливо крикнул один.
– Куда он запропастился, дурак! Хозяин! Ну-ка, живо готовь нам ужин. Только не мешкай - голодны, как волки, и мокры, как рыбы!
Бесцеремонные гости сбросили мокрые плащи и остались в легких доспехах. Все трое были рыцари. Их слуги остались с лошадьми в конюшне. Пока хозяин торопился исполнить приказание новых гостей, рыцари с пренебрежением оглядывали пана Вилема и Штепана.
– Кто вы? Проезжие?
– грубым голосом спросил старший по виду и иностранец по выговору.
– Я и мой попутчик - из тех, кому грубым тоном вопросов не задают!
– гордо и резко отозвался пан Вилем.
– Нам не до правил вежливости, - тем же тоном продолжал старший из рыцарей.
– Пан Петр Штеренберкский приказал проверять всех встречных на дороге. Так все ж таки, кто вы такие?