За Отчизну

Умный и энергичный кардинал великолепно понимал, что его священная миссия есть не что иное, как ловкий маневр его врагов в Ватикане, сумевших восстановить против него самого папу. Бранда ясно предвидел, что в случае успеха вся слава достанется папе Мартину V, но если крестовый поход окончится так же позорно, как и предыдущий, то вся вина падет на кардинала Бранду.

Близкий друг Бранды кардинал Юлиан Чезарини - первый помощник святого отца по чешским делам - провожал Бранду и старался подбодрить своего приятеля:

– Вы ведь знаете, дорогой друг, что я приложу все усилия, чтобы облегчить вашу тяжелую задачу в этой варварской стране еретиков!

Но, сжимая в прощальных объятиях своего друга, Бранда думал: "Не тебе ли, милый друг Юлиан, я обязан этой почетной ссылкой, чреватой немалыми опасностями и риском?"

Кардинал Юлиан Чезарини, вытирая слезы на своем красивом лице, торжественно произнес:

– Брат мой, в ваших руках спасти не только погибающую церковь в Чехии, но и весь установленный богом порядок управления людьми в христианской Европе!
– И, дружески пожимая руку Бранде, Чезарини тепло добавил: - Прими еще мой последний совет: Сигизмунду не очень доверяй. А в помощь тебе я на днях пошлю через Чехию в Нюрнберг молодого бакалавра богословия-доминиканца брата Леонардо фон Тиссена. Ему можешь доверять. Прощай, и да будет над тобой милость господня!..

Но удрученное состояние души недолго продолжалось у кардинала Бранды. Не такой был он человек. В апреле 1421 года на имперском съезде выступал не обиженный интригами кардинал, а пламенный оратор, чей мощный голос горячо и вдохновенно звал рыцарей идти с крестом на одежде и в сердце защищать свою мать-святую римскую церковь.

Император Сигизмунд председательствовал на имперском съезде и слушал громовые речи кардинала. В день закрытия съезда кардинал Бранда, заканчивая свою пламенную речь, бросил в толпу князей гневные, полные священного негодования и угроз слова:

– Вот сейчас, в эту минуту, я обращаюсь к вам, которые сидят опустив в землю глаза, к вам, на чьих лицах написано равнодушие и скука, к вам, чьи сердца холодны, как камень, к вам, кому безразличны бедствия и горе нашей матери - святой церкви! Безумцы! Разве вы не видите, что чешская ересь, это адское порождение сатаны, растерзала тело и душу католической церкви в Чехии? Разве вы слепые и не видите, что чешские еретики отвергли своего законного короля - императора Сигизмунда, помазанного на царство святым престолом? Неужели вы настолько безумны, что не понимаете всей опасности, нависшей над вами самими? Знайте, нерадивые дети, что, если вы не уничтожите своей рукой чешскую ересь, она перельется и в ваши пределы, и, опьяненные сатанинскими проповедями, крестьяне выгонят вас из поместий, отнимут у вас замки, дворцы, земли и леса, а вас самих, как псов смердящих, повесят! И будут дети ваши в поте лица своего добывать себе хлеб насущный, как простые мужики и работники! Запомните, неразумные, и заповедайте своим потомкам! Только святая римская церковь в силах сохранить вашу власть над подданными, ваше благосостояние, доходы и мир во владениях ваших. Что бог вам послал - лишь святая церковь может сохранить, а за равнодушие к церкви все отнимется от вас на веки веков!

Гремящий голос кардинала смолк, и долго смущенные феодалы не могли прийти в себя. И, когда Сигизмунд предложил им сказать свое слово, один за другим стали подниматься владетели немецких земель и приносить тут же священную клятву: немедленно собирать войска и идти в крестовый поход на защиту святой церкви от чешской ереси.

Четыре рейнских курфюрста, четыре баварских князя, граф Нассау, ландграф Гессена, маркграф Бадена, послы герцогов савойских, брабантских, маркграфы Мейсена и Силезии, герцоги, князья, графы, бароны - все в один голос провозгласили свою готовность выступить для искоренения чешской ереси.

Съезд кончился...

При мягком свете лучей заходящего солнца, падавшего сквозь цветной витраж на отделанную красным деревом столовую дворца, довольные друг другом кардинал и император сидели наедине за огромным столом по окончании прощального торжественного обеда.

Все приглашенные к высочайшему столу императора уже покинули дворец, и оба собеседника могли наконец, не стесняясь, поговорить друг с другом. Оглядывая проницательным взглядом широкое, с сильно выдвинутым вперед подбородком лицо кардинала, его высокий, нависший над глубоко спрятанными, узенькими глазами лоб, твердый, упрямый рот, император с чувством удовлетворения думал:

"Толковый и с сильным характером. Пожалуй, он сумеет расшевелить моих ожиревших герцогов. С таким и дело приятно иметь. Но ухо надо держать востро!"

Кардинал же, перебирая левой рукой янтарные четки, в свою очередь размышлял, бросая беглый взгляд на неизменно улыбающееся лицо Сигизмунда, на его лукавые бегающие глаза:

"Конечно, денег взаймы я тебе бы не доверил и лошадь у тебя тоже не рискнул купить, но доверить тебе расправу с еретиками, пожалуй, можно. Хитрости и жестокости хватит, а против нашей воли идти тебе невыгодно".

Так в приятной тишине послеобеденного часа, насыщенные изысканными блюдами и слегка одурманенные тонкими винами, отдыхали оба собеседника от утомительного и хлопотливого дня закрытия сейма.

Сейчас здесь были не кардинал святейшего престола и император Священной Римской империи, а два деловых человека.

– Итак?
– первым нарушил тишину император.

– Итак, будем воевать!
– отозвался Бранда, наливая себе вина в высокий венецианского стекла бокал.
– Я завтра же выезжаю, чтобы поднимать немецких князей на борьбу с ересью. Вы же, ваше величество, как я понял, собираетесь в Венгрию, чтобы броситься на еретиков с востока и юго-востока?

В бесстрастном голосе кардинала Сигизмунд, к своей досаде, уловил едва заметные повелительные нотки.

– Время покажет и подскажет, как и откуда нам выгоднее будет нанести решающий удар по еретикам, - уклончиво и сухо процедил император и не без ехидства добавил: - Нас интересует, ваше преосвященство, другое; мои самые знатные и богатейшие вассалы - пан Ченек из Вартемберка, пан Индржих Рожмберкский, наш минцмейстер пан Микулаш Дивучек, пан Ян Опоченский и многие другие получили столь тяжелое поражение от сатанинского войска, что были принуждены принять чашу. В то же время мы можем вас уверить, что более отъявленных врагов, чем эти паны-чашники, табориты не имеют и никогда иметь не будут. Но...

– Ваше величество желает сказать, что в теперешнее время у них не было иного пути?
– поспешил закончить мысль собеседника кардинал.

– Совершенно верно. И было бы печально, если бы святейший престол не принял эту необходимость во внимание.

Кардинал только чуть повел бровями:

– Святейший престол проникает разумом до самых сокровенных глубин сердец человеческих и никогда не объявит еретиком доброго католика, в какую бы личину ни пришлось ему рядиться. Ваши паны-чашники совершили тяжкий грех против святой церкви, захватив ее земли, но, если они помогут нам искоренить сатанинское отродье, святая церковь великодушно и милосердно простит их великий грех.

Кардинал говорил тихим, проникновенным голосом, молитвенно подняв лицо с полузакрытыми глазами. Сигизмунд только ядовито фыркнул себе в бороду:

– Отпустить панам их великий грех у католической церкви святости хватит, в этом мы не можем сомневаться, но хватит ли святости у нее согласиться оставить панам захваченные церковные земли? Вот вопрос.

– Во всяком случае, ваше величество может им это обещать своим словом...

– И затем это слово нарушить?
– иронически закончил Сигизмунд.