За Отчизну

– Боже великий! Так это вы тот молоденький студент, что так часто передавал мне для покойного мистра записки?

Штепан ослабел, он не в силах был говорить, только чуть заметно кивал головой. Его стало знобить. Видимо, начиналась горячка. Голова стала как раскаленная. Страшные кошмары непрерывно преследовали его. И только когда жар спадал, он, с трудом поднимая веки, узнавал свой каземат и неотлучно дежурившего у его изголовья Роберта...

При утреннем свете лицо отца Гильденбранта казалось серым и безжизненным. Глаза глядели устало и тускло, морщинистая кожа на щеках обвисла и напоминала измятую тряпку. Пан Вилем Новак стоял перед комиссаром святейшей инквизиции, гордо подняв седую голову, и нервно покашливал.

– Вам, пан Новак, было поручено допросить разоблаченного шпиона и закоренелого еретика бакалавра Штепана Скалу. Выполнили ли вы наш приказ?

– Нет, не выполнил и не собираюсь и впредь выполнять. Я нахожусь на службе у пана Яна Крка как управляющий.

– Значит, вы ничего не можете доложить о допросе еретика?

– Ничего, кроме того, что он вынес все пытки и не произнес ни слова, не считая не совсем лестных выражений по адресу вашего преподобия и наисвятейшего отца... кажется, императора Сигизмунда он также упоминал...

Глаза отца Гильденбранта загорелись недобрым огоньком:

– Мне очень жаль, сын мой, но я боюсь, что у вас для управляющего слишком мягкое сердце и не в меру твердый язык.

– Пусть об этом судит пан Ян Крк!
– запальчиво отрезал Новак.
– Я немедленно выезжаю в Дрезден и лично донесу пану Яну обо всем, что творится в его замке, и скажу об этом мое мнение!
– угрожающе закончил пан Вилем.

Отец Гильденбрант улыбнулся:

– Да, конечно. Мы постараемся, чтобы пан Ян Крк узнал и наше мнение о вас, притом как можно скорее. Ступайте, сын мой!
– закрывая глаза, усталым голосом закончил беседу инквизитор.

В дверях пан Вилем столкнулся с входящим Шимоном, кинул на него презрительный взгляд и брезгливо плюнул.

Бойко, захлебываясь от удовольствия, Шимон подробно доложил о допросе, пытках, но закончил свою речь тем, что "проклятый еретик" ничего не открыл.

– Ну что ж, - пожимая плечами, проговорил недовольно инквизитор, - поручаю его тебе: добейся нужных нам признаний. Но не бросай лимон, пока его весь не выжмешь. Пусть еретик отдохнет после сегодняшней ночи, потом же, во имя божие, добивайся своего. О том, что он твой кузен, можешь вовсе забыть.

– Я и так об этом всерьез никогда не думал, - поспешил заверить Шимон.

2. МЛАДА

Млада и Милка были близкие и нежные друзья, и Милка к тому же являлась верной хранительницей всех тайн Млады. Ежедневно они отправлялись вдвоем на прогулку в лес, что, между прочим, было строго запрещено Младе ее отцом. Там, в лесной чаще, Млада, сойдя с седла, ласково обнимала упругую блестящую шею Милки и поверяла ей на ухо все секреты, какие могут быть у шестнадцатилетней девушки. Милка же в ответ поводила чуткими шелковистыми ушами, косила на Младу выпуклые черные глаза и, вытянув шею, старалась дотянуться мордой до соблазнительного пучка свежей травы. Невнимание друга нимало не обижало Младу, и тогда она, взяв в руки повод, брела по лесной чаще, отыскивая удобное место, чтобы отдохнуть и подкрепиться.

Млада любила эту лесную чащу, тихую и величественную, где под сенью могучих дубов или стройных и гордых сосен и нарядных елок так хорошо было лежать на мягкой хвое и прошлогодних листьях, глядеть на синеющее над головой небо, следить за плывущими по нему облаками и мечтать о самых чудесных вещах, которые могли зародиться в девичьей голове.

На этот раз Млада заехала в лес гораздо дальше обычного. Ее отец сегодня выехал в Дрезден, к своему господину пану Крку. Он категорически запрещал Младе выезжать дальше замкового рва, но строптивая Млада находила особенное удовольствие гулять одной и всегда удалялась как можно глубже в дремучий лес, окружающий замок.

Сидя на упавшем дереве, Млада глядела на свою маленькую беленькую лошадку - подарок отца - и, поглаживая ее, спрашивала:

– Как ты думаешь, Милка, знает ли дядя Роберт, что ходит с ключами каждый день в башню, кто там сидит? Если он знает, то уж мне-то он скажет.

Была у Млады еще одна тайна. Совсем недавно она сделала поразительное открытие: здесь, в лесу, в яме живет "зеленый дед". Млада видела его уже два раза. Как-то в поисках родника она наткнулась на яму, похожую на большую нору, и в ней увидела спящего человека, худого, как палка, и оборванного, словно нищий. Она испугалась и тихонько ушла от этого места. Но спустя несколько дней любопытство заставило ее вновь отправиться в это самое место, предварительно захватив с собой небольшой запас вкусных вещей. Она была убеждена, что всякий разбойник, пусть даже самый что ни на есть страшный, всегда может быть ублаготворен лакомствами. Привязав к молоденькому дубку Милку, Млада осторожно, от страха еле дыша, но подталкиваемая непреоборимым желанием раскрыть "тайну", тихонько ступая по траве, подошла к знакомой яме и вздрогнула: из ямы на нее глядели два настороженных глаза.

– Кто ты, барышня?
– услышала она глухой низкий голос.

– Я - Млада, - робко и заискивающе пролепетала она, - и принесла вам покушать.

– Спасибо тебе, Млада. Как раз впору, а то я уже от голода еле ногами шевелю. А откуда ты узнала, что мне нужна пища?

– Так, - сказала Млада.
– Я подумала, что вам приятно будет покушать вкусных вещей.

Дед недоверчиво и пытливо продолжал смотреть на Младу, протягивавшую ему со страхом в широко открытых карих глазах мешочек. Но, не встретив ничего, кроме доброжелательства в ее лице, обитатель ямы превозмог осторожность и, протянув руку, взял у Млады мешочек.

– Я вам завтра еще принесу, - решилась сказать она уходя.

– Слушай, Млада, - раздался у нее за спиной голос "зеленого деда".
– За еду я тебя не забуду до самого последнего часа, но, если в тебе есть сердце, никому обо мне не говори.

Млада обернулась, взглянула еще раз на "зеленого деда" и скорее почувствовала, чем разумом поняла, что действительно об этом человеке не следует никому говорить.

– Вы - моя тайна. Я никому ее не открою, - быстро проговорила Млада и побежала к Милке.

Млада жила в боковом крыле замка с отцом и старой служанкой Агнессой, которая присматривала за ней с тех пор, как пан Вилем взял свою дочь из монастыря св. Людмилы, где она, по обычаю того времени, получила вполне достойное дочери небогатого рыцаря воспитание и образование.

Вернувшись с прогулки, Млада за обедом спросила старую Агнессу:

– Как ты думаешь, Агнесса, почему никто не говорит, что за человек сидит в башне?

Старуха наклонилась к самому уху Млады и принялась нашептывать:

– Только, ради бога, молчите, барышня! Я таки выведала все: сидит там страшный таборит, убивший своей рукой сотни женщин и детей. Говорят, он сам их поджаривал на медленном огне. Толкуют, что это сын самого Жижки...

Млада в неописуемом волнении слушала ее с открытым ртом и с поднятой в замершей руке ложкой.

– Та-бо-рит!
– повторила она слова Агнессы. И тут же решила про себя: "Надо обязательно посмотреть главного таборита. Сегодня же попрошу Роберта".

Она знала, что тюремщик с ней ласков, и надеялась на успех.