За Отчизну

Роберт сидел на большом камне, заменявшем скамейку, у дверей в башню.

– Дядя Роберт, - начала Млада, умильно глядя на угрюмого немца, - у вас совсем чулки порвались...

Роберт искоса бросил взгляд на свои рваные и залатанные чулки и не нашел что возразить.

– Да, изрядно сносил. Беда, купить не на что.

– Подождите минуточку, - пробормотала Млада и помчалась домой.

Скоро она вновь была у башни и торжественно вручила Роберту сверток:

– Возьмите, Роберт, это папины чулки. Совсем еще хорошие, без единой дырочки.

Тюремщик был очень доволен, и не знал, как лучше отблагодарить Младу. А она скромно присела рядом и, помолчав, тихонько, с чуть заметным лукавством спросила:

– А если я о чем-то попрошу доброго Роберта, он мою просьбу выполнит?

– Говорите, фрейлен.

– Я хочу своими глазами посмотреть на живого таборита. Ведь он мне зла не причинит?

– Какого таборита?

Млада заметила, что Роберт удивлен и встревожен ее вопросом. Но она уже смелее продолжала:

– Да того, что сидит в башне наверху.

Роберт издал неопределенный мычащий звук и рассеянно стал отколупывать от стены кусочки камня:

– Наверно, вы, барышня Млада, не совсем понимаете, о чем просите. Вы знаете, что есть приказ об этом не говорить? И приказ отдается, чтобы его исполнять.

Млада обиженно надула губы и замолчала. Роберт искоса бросил взгляд на девушку - весь ее вид выражал крайнее страдание от незаслуженной обиды. Роберту стало неловко от своей чрезмерной строгости. Он снова громко откашлялся и извиняющимся голосом добавил:

– Не дай бог, если бы кто узнал, что я с вами об этом говорю, тогда мне несдобровать.

– Вы всегда такой боязливый?
– ворчливо буркнула Млада, отвернувшись от собеседника.
– Небось я не побоялась сказать отцу, что вы заболели, когда, выпив лишнего, заснули на сторожевой башне...

Весь этот день Млада не могла приняться ни за одно из своих обычных занятий. Игла колола ей пальцы, и шитье падало из рук. Взяла вязанье - и спустила всю пятку. Бросила рукоделье и пошла побродить по двору - наскучило и это. Найдя скамью за углом башни, села в тени, чтобы поболтать с кем-нибудь из девушек, прислуживавших в замке. Мимо нее прошел, высоко подняв голову, Шимон Дуб и, едва поклонившись, скрылся за углом. По-видимому, он там кого-то встретил, так как Млада невольно услышала их разговор. Из первой части разговора Млада ничего не поняла. Но зато последние фразы заставили ее задуматься.

– Ну как Штепан?
– понизив голос, спросил собеседника Шимон.

– Роберт-тюремщик говорит, что он все еще слишком слаб после первого допроса. Но придется взглянуть самому - мне что-то не нравится вид этого тюремщика, хотя он и шваб.

– А относительно пана Новака ты написал пану Крку?

– Послано самое решительное предупреждение - такого человека нельзя держать управляющим замка. И вообще он мне тоже кажется подозрительным...

Млада слушала слова Шимона, широко раскрыв глаза. Она поняла, что ее отцу грозят новые невзгоды. Поспешно вскочив с места, чтобы не быть застигнутой в невольном подслушивании, она несколькими легкими прыжками отскочила прочь от угла.

Миновало еще несколько недель. Замок к этому времени был уже занят усиленным гарнизоном солдат, присланных ландфридом. Но отца Млады все еще не было. В ее душе стало расти смутное беспокойство о нем. Не раз ей в голову приходили случайно услышанные слова Шимона об отце.

В замке заметно было оживление. Видимо, прибыл новый отряд воинов. Агнесса была встревожена и, увидев входившую Младу, разразилась упреками:

– Что за наказание с вами! Как уехали со двора еще с утра, так до сих пор никто не видел, где вы были. А знаете, что толкуют? Не сегодня-завтра опять тут воевать начнут. Вишь, сколько вояк собралось!

Млада ничего не ответила, наскоро пообедала и вышла во двор. Из башни вышли Шимон и Роберт. Шимон грозно размахивал перед лицом Роберта тростью и, искривив злобно рот, сыпал угрозами:

– Хоть я не управляющий замка, но скажу тебе, что завтра же ты отдашь ключи другому! Вздумал обманывать нас?.. Не на таких напал! Ты еще, негодяй, расскажешь, за сколько тебя купил еретик, чтобы ты его выдавал за больного!

Млада подошла к Шимону и вежливо присела:

– Могу ли я поинтересоваться? Мне показалось, что этот грубый тюремщик чем-то огорчил пана Шимона.

– Этому олуху поручили заключенного, так он его откармливает, словно борова, а нам всем врал, что бездельник болен. Завтра же мы его выгоним - пусть берет копье и идет в войско, если ему здесь надоело!

Млада пожала плечами и отошла прочь.

Вечером в каземате горел светильник. Штепан сидел на соломе, прислонясь спиной к стене. При каждом его движении слабо позвякивали кандалы. Роберт с обычным сумрачным видом сидел на корточках у соломенного ложа узника. Штепан горячо и серьезно беседовал с тюремщиком.

– Что мы убиваем всех немцев - это клевета наших врагов. В нашем таборитском войске есть немцы, что бросили своих панов и попов. Разве мало среди немцев бедняков в деревнях и городах? И разве мы их обижаем? Сам Ян Желивский, когда мы изгнали из Праги немецких патрициев, настоял перед общиной, чтобы оставили одну церковь специально для немцев, где бы на немецком языке говорили проповеди. Тебя, как и других немцев, наши враги нарочно пугают, чтобы вы боялись переходить на сторону Табора. При первом удобном случае смело переходи к нам, Роберт, и тебе не придется больше, как теперь, скрывать свои мысли.

Роберт поднялся, вздохнул глубоко и с горечью проговорил:

– Я, конечно, послушаю вас, пан Штепан. Завтра мне велено уходить из замка с немецким отрядом, а куда - нам пока не говорят.

– Не слыхал, кто займет твое место?

– Какой-то немец, по имени Генрих, из людей пана Шимона.

– Генрих?.. А каков он собой?
– Штепан даже привстал на своем ложе.

– Такой миловидный, словно переодетая девица, но, кажется мне, изрядный прохвост.

– Он! Ясно, что он!
– с досадой сказал Штепан.
– Все это дело рук моего кузена Шимона.

Уходя, Роберт уже в дверях обернулся к Штепану:

– Может быть, мне удастся еще задержаться на несколько дней, так как вчера Шимон куда-то отослал Генриха, и говорят, что он вернется только через неделю.

Последующие дни внесли в жизнь Штепана значительные изменения. Во-первых, Роберт был оставлен тюремщиком вплоть до возвращения Генриха, а во-вторых, Штепан уже не скучал больше в одиночестве. Однажды к нему в темницу втолкнули компаньона, тоже закованного в цепи. Штепан с интересом рассматривал нового товарища по несчастью. Вновь прибывший мрачно смерил взглядом лежавшего Штепана: