За тебя, Родина!
Шрифт:
– Господин обер-лейтенант.. я извиняюсь..
– глухо пробормотал Мартенс, после того как Гротте оттолкнул его от себя.
– Сам не знаю что на меня нашло. Конечно же, я нисколько не сомневаюсь в ваших личностях, просто..
– он замолчал, видимо, не зная что ещё сказать.
Сама хозяйка благоразумно молчала, не встревая со своими репликами, могущими лишь ещё больше обострить обстановку. За это Хайнц мысленно поблагодарил её, зная что не все женщины способны на такую выдержку. Многие, руководствуясь эмоциями, лишь наоборот плеснут керосина в огонь, не понимая что произойдёт потом.
Что ж, формальные извинения принесены, хотя было видно что поклонник Корины сделал это только для проформы. Вон как зыркает на них и женщину, явно не собираясь успокаиваться. Ну и то хлеб, молчит и ладно.
– Хорошо, господин обермейстер.. Меня удовлетворили извинения господина Мартенса!
– благосклонно ответил он, перенося вес на здоровую ногу.
– Правда, остаются вопросы насколько они искренние?
– сельский староста вскинул на него неприязненный взгляд но промолчал, сумев сдержаться.
– Я, как офицер, понимаю и полностью одобряю ваши действия. Долг есть долг, уж мне ли об этом не знать? Вот наши документы, можете проверять как хотите! Заодно советую господину Мартенсу понюхать их или прожевать, вдруг он учует вкус лимона или запах жареных каштанов?
С этими словами Хайнц вынул из нагрудного кармана свои документы и передал их в руки полицейскому. То же самое сделал и Баум, всё это время стоя чуть впереди женщины, словно защищая её от опасности. А та даже чуть прижалась к Петеру, слегка улыбаясь. Она молчала но её победный взгляд на сельского старосту заставил Гротте подавить вздох. Ну, Казанова, заварил же кашу!.. Это явно не укрылось как от обермейстера так и Мартенса. И если первый лишь понимающе улыбнулся то второй весь напрягся, пытаясь держать себя в руках.
Обермейстер, желая поскорее закончить неприятную сцену, просмотрел документы не слишком тщательно. Пролистал их, но некоторые страницы "зольдбуха" вообще не открыл. Затем проделал ту же операцию с документами Баума. Хайнц заметил как стоящий рядом сельский староста то и дело косит взглядом, пытаясь увидеть что там написано. Но угол обзора для него был очень маленький, а когда Мартенс догадался отойти чуть назад для лучшего осмотра то уже было поздно.
– Как я и ожидал, господа, документы у вас в полном порядке! Ещё раз извините за беспокойство! Желаю скорейшего выздоровления!
– выполнив свой долг обермейстер, кажется, перевёл дух и виновато улыбнулся. Он вернул им бумаги и протянул руку для прощального пожатия.
– У меня у самого сына зимой призвали, служит в Протекторате. Пишет что пиво там не хуже нашего, а уж девушки..
– тут он снова поперхнулся, сообразив что ляпнул немного не то, и стушевался.
– Всё нормально, господин обермейстер, я на вас не в обиде!
– улыбнулся ему Гротте, чувствуя как его отпускает внутреннее напряжение. Кажется, пронесло..
– Служба это служба, неважно где служит настоящий немец, главное как! Уверен, ваш сын не посрамит свою фамилию и со временем станет гордостью рейха!
– польстил Хайнц полицейскому, зная как любой отец гордится успехами своего потомка.
– Золотые слова, господин обер-лейтенант!
– теперь улыбка обермейстера была уже не дежурной а искренней. Лесть, как и в большинстве случаев, сделала своё дело.
– Дай Бог чтобы так и случилось! Но я не огорчусь если наш Штефан вернётся домой и без наград. Главное чтобы был живой, нам с Гертой этого достаточно. Был очень рад с вами познакомиться, господа! Фрау Грюнер, моё почтение!
– он попрощался с ними и женщиной, а потом направился к своему автомобилю, где водитель уже завёл мотор.
Сельский староста, видя что тут ему больше нечего делать, смерил их враждебным взглядом, особенно задержавшись на Петере и Корине, а затем молча последовал за полицейским, уже залезающим на переднее сиденье. Через пару минут лишь удаляющийся звук двигателя и рассеивающееся облако пыли напоминали о приезде
нежданных гостей. Фрау Грюнер, довольно улыбаясь, уже что-то шептала Бауму на ухо а тот напоминал удовлетворённого кота, сожравшего палку колбасы вместе с тарелкой молока. Смерив их обоих усталым взглядом Гротте лишь тяжело вздохнул и покачал головой, не зная что сказать.. Да и что тут скажешь? Что сделано то сделано, назад не вернуть.Хорошо что в "зольдбухе" нет фотографий владельца, иначе было бы куда хуже.. Учитывая как извинялся этот обермейстер и его чувство вины перед ними то есть шанс что тот вообще не станет отправлять запрос наверх, чтобы проверить есть ли такие офицеры в указанной воинской части и где они должны сейчас находиться. А сельский староста, при всём его подозрении, хоть и немного не в том направлении, не имеет для этого полномочий. Так что можно выдохнуть и расслабиться? Возможно, но и откладывать сооружение запасной базы на крайний случай тоже не надо. Мало ли что случится..
Уже заходя в дом Хайнц услышал как сзади него Петер прошептал женщине:
– Не обращай внимания на Конрада, он иногда такой серьёзный что я принимаю его за своего строгого отца..
– та прыснула от смеха, пытаясь сдержаться, а балабол продолжал вешать ей лапшу на уши: - Вот, помню, у нас в Польше была история..
Дальше Гротте уже не услышал, идя по коридору. Зайдя в свою комнату и снова с облегчением разлёгшись на койке он вяло подумал что наверное действительно выглядит для Баума более зрелым, хотя по возрасту они почти одногодки. Неужели это командирская ответственность заставляет его быть более собранным и строгим? Может и так. Да он и сам почему-то воспринимал себя старше Петера. Что ж, как бы то ни было пока буря поисков их не задела. Надо быстрее вылечивать ногу и снова попытать счастья со Шпеером, пока в Москве вдруг не решили их заочно наказать. А она может, тут примеров хоть отбавляй.. Достаточно вспомнить те слухи о вызванных из-за границы нелегалах и разведчиках, бесследно пропавших после возвращения. Правда это или нет Гротте не знал. Хотелось бы верить что произошла ошибка, с ними просто поговорили и они вернулись обратно, служить Родине за границей, но.. червячок сомнений всё равно оставался. Думать на эту тему даже наедине с самим собой желания не было, поэтому он отбросил все мысли, повернулся на бок и скоро заснул.
г. Дюнкерк, Франция.
28 мая 1940 года. После полудня.
Лейтенант армии его Величества Юджин Питерс.
Проклятый дождь продолжал лить за окном, хотя и чуть ослабел. Погода, видимо, решила попытаться смыть с Дюнкерка всю ту грязь и разрушения которые принесла с собой война, но у неё мало что получалось. Глядя с мансарды четырёхэтажного дома, предназначенного им для обороны, на лежащее перед ним море крыш Юджин устало повалился на старый диван, покрытый пылью и чуть влажный от капающей из прохудившейся крыши воды. Его форма была грязная и местами порванная но сейчас это Питерса не волновало. Хотелось просто закрыть глаза и уснуть. Последняя неделя выдалась тяжелейшей во всех смыслах, выжав его почти досуха. Глаза то и дело пытались закрыться, несмотря на то что он без сознания валялся половину суток после разгрома перед мостом. Организму явно не хватило этого времени чтобы восстановиться, и он требовал своё. Но спать нельзя, надо быть настороже. Желудок, переварив скудную пищу в госпитале, тоже не успокаивался. Требовался полноценный отдых для приведения себя в порядок, но уже было ясно что не судьба. Побеждать будут другие парни а ему назначена другая участь, более печальная. Его война закончится в Дюнкерке. Вопрос лишь когда именно и как. Что ж, Юджин это очень скоро узнает..
Поколебавшись, Питерс вытащил из промокшего кармана кителя слипшиеся остатки шоколада и отправил их в рот. Всё, это был самый-пресамый последний НЗ, больше нет ни крошки. Придётся умирать голодным, мрачно подумал он. Хотя.. какая разница? ТАМ его это точно волновать не будет. Интересно, куда его отправят, когда он заявится в чистилище? Вроде бы особо не грешил.. Ну, есть кое-что по мелочи, но ничего серьёзного. С другой стороны немцев он убил много, несколько десятков точно. Пулемёт не винтовка, убойная мощь гораздо сильнее.