За ядовитыми змеями. Дьявольское отродье
Шрифт:
…История Эксонджона Усманова и его Улана вспомнилась мне, когда у меня возникли серьезные проблемы с моим сорванцом Мишкой.
А проблемы и впрямь были серьезными, собственно, одна-единственная проблема — куда девать медвежонка? Поначалу я отнесся к ней довольно легкомысленно, полагая, что стоит мне только заикнуться о том, что хочу презентовать какому-либо человеку или организации моего Мишку, так у меня его тут же с руками оторвут, да еще сто раз поблагодарят за столь необычный подарок.
Но не тут-то было! Оказалось, я жестоко ошибся в наивных своих расчетах и медвежонка, как впоследствии выяснилось, забирать у меня не спешили.
В первой же организации, куда я обратился, ошеломленные моей неслыханной наглостью и дерзостью сотрудники хорошенько отчитали меня, затем снисходительно выслушали мои пространные оправдания, бессвязные, похожие на жалкий детский лепет, одновременно с интересом разглядывая меня, словно неведомое, странное насекомое, невесть как залетевшее сюда чуть ли не с другой планеты, и в конце концов снизошли до объяснений, из которых выяснилось, что оценивают они мои умственные способности весьма и весьма невысоко:
— Подумать только! Предложить нам медвежонка!
После этого я был отфутболен к одной из ответственных сотрудниц, которой предстояло со мной окончательно разобраться.
Куда бы вы, уважаемый читатель, обратились, возникни у вас проблема, аналогичная моей? Ну, правильно, в зоопарк! То же самое, ничтоже сумняшеся, сделал и я, изложив строгой молодящейся даме в очках, к которой меня препроводили, свою просьбу. Уяснив суть проблемы, строгая дама, сдвинув очки на самый кончик внушительного носа, молчала, критически оглядывая меня, в то время как я, в свою очередь, поспешно оглядывал свой костюм, думая, что в чем-то испачкался, что-то разорвал, иначе почему она так смотрит — в чем, собственно, дело?
Пауза затягивалась, и я уже собирался ее нарушить, спросить даму, почему она вдруг онемела и что означает ее испепеляющий взгляд, но строгая дама внезапно хихикнула, как смешливая студентка:
— Знаете, есть такой анекдот. Приходит клиент в похоронное бюро, делает заказ на гроб, платит деньги. Приходит через три дня и заявляет, что этот гроб его не устраивает: «Сделайте мне квадратный гроб». Платит деньги, уходит, приходит снова, и опять увиденное его не устраивает: «Сделайте мне треугольный гроб». Платит деньги, уходит, приходит снова и опять бракует продукцию гробовщиков, и так еще несколько раз, затем заявляет: «Сделайте мне круглый гроб». У гробовщиков терпение лопнуло: «Гражданин, вы случайно не сумасшедший?» — «Да. А что?»
Я вежливо улыбнулся, намек был более чем прозрачен.
— Очень смешно. Но какое, собственно, отношение это имеет к моему медвежонку? Он у меня здоровенький, помирать не собирается…
— Какое отношение? Да самое что ни на есть прямое! Вы когда к нам пришли?
— Когда?! — Пожав плечами, я взглянул на часы. — Сегодня понедельник, двадцать первое июля, одиннадцать тридцать…
— Я имею в виду время года. Сейчас какое время года, по-вашему?
— Лето. И по-вашему, думаю, не зима.
— Лето! Вот то-то и оно! Да у нас этой весной семь медведиц окотились, мы своих медвежат не знаем куда девать, чем их кормить. Ведь корма нормированы, а вы нам еще одного объедалу подсовываете! Не можем, к сожалению, не можем мы его взять, вы уж нас извините.
Наверное,
работники зоопарка были правы, но я уходил расстроенный и больше всего ошарашенный тем, что медведицы, оказывается, окотились! Словно кошки! Это надо же…Тем не менее не все потеряно, есть же в столичных парках, детских домах, дворцах пионеров всякие зооуголки, туда и придется направить свои стопы. Увы, и в районных, и в Центральном Доме пионеров мне дали от ворот поворот в основном по тем же объективным причинам. Но попыток пристроить медвежонка я не оставил и обошел множество учреждений. Действовал я в общем примитивно, не надеясь на телефон, так как мои предложения, изложенные с помощью телефона, воспринимались повсюду как розыгрыши, в искренность моих намерений никто не верил, попытки объясниться подробнее вызывали раздражение: не мешайте работать!
И вдруг, о чудо, объявилась организация, занявшая диаметрально противоположную позицию. Мало того, один из ее сотрудников сам любезно позвонил мне, похвалил за бескорыстную помощь и даже пообещал прислать за нами машину, чтобы я со своим медвежонком не испытывал «транспортных затруднений».
Не перевелись же добрые люди на свете! Обрадованный, я назвал свой адрес, и часа через полтора передо мной предстал бравый разбитной старшина, крест-накрест перетянутый ремнями, за спиной старшины маячили два солдата, а у подъезда стоял зеленый военный вездеход, за рулем которого сидел водитель в лихо сбитой на затылок пилотке.
Мы с Мишкой удобно устроились на заднем сиденье, тут же разместились и солдаты, посматривая на медвежонка с опаской, старшина сел рядом с водителем — и вездеход покатил по шумным улицам Москвы. Дорога предстояла дальняя, так как организация, меня облагодетельствовавшая, именуемая Военно-охотничьим обществом, находилась километрах в тридцати от столицы.
Слово «охотничье» меня несколько насторожило, зачем охотникам, да еще военным, понадобился медвежонок? Но расспрашивать старшину я не стал, тем более что, как только мы тронулись с места, говорливый старшина принялся травить мне разные охотничьи байки и не умолкал всю дорогу, которая, возможно, поэтому пролетела незаметно.
Встретивший нас молодой краснощекий лейтенант сразу же предложил перекусить в столовой, предложение было с благодарностью принято, так как я успел основательно проголодаться и рассчитывал, что Мишутке тоже что-нибудь от солдатского котла перепадет. По пути в столовую я спросил офицера, зачем, собственно, его ведомству понадобился медвежонок, и получил лаконичный армейский ответ — бесхитростный и исчерпывающий:
— Будем его собаками притравливать!
— Как притравливать? Зачем?
— Собачек обучать — тренировать. Чтобы знали, как медведей брать — на охоте пригодится.
Остановившись, я подтащил Мишку, укорачивая поводковую цепочку; лейтенант простодушно улыбался.
— У меня сейчас только одно желание, одно-единственное — врезать тебе промеж глаз! И как следует!
Лейтенант обескураженно заморгал — часто-часто, не мог понять, какая муха меня укусила, я же стоял, пораженный не столько его бессердечностью, сколько неспособностью офицера это понять. Повернувшись, я направился к выходу, волоча за собой упирающегося Мишку. Как теперь добираться домой — денег на такси у меня нет, а везти годовалого медвежонка в автобусе, да еще с двумя пересадками, это испытание не только для моих нервов, но и для всех угодивших вместе с нами в один автобус пассажиров. А Мишка мой вдруг заупрямился, явно не желая возвращаться в Москву, упирался, возможно взволнованный запахами, долетавшими из зеленеющего за высоким забором леса.