За ядовитыми змеями. Дьявольское отродье

Как подчас в жизни бывает, помог Его Величество Случай. Кто-то сказал мне, что вроде бы Уголок Дурова собирается расстаться с одной из своих обезьян. Узнав по справочной номер телефона, я позвонил в любимую всей столичной детворой организацию, где информацию подтвердили, — действительно, руководство намерено пристроить в добрые руки одно из животных.

— Отлично! Но… простите, сколько стоит ваша обезьяна?

— Мы отдаем ее бесплатно. Если желаете, дадим и клетку.

Бесплатно! Я ушам своим не поверил: отдают обезьянку бесплатно, еще и клетку предлагают! Собственно, а нужна ли клетка? Я живу один, пусть обезьянка бегает по квартире, незачем ее стеснять. Однако чем кормить животное, как его содержать? Я же ничего толком об обезьянах не знаю…

Позвонив Марку, я, задыхаясь от волнения, рассказал ему о своей фантастической удаче.

— Ты действительно считаешь, что тебе повезло? Ты в этом твердо уверен? Если так, нужно хорошенько все продумать. Главное, не торопиться… — Марк бубнил еще что-то, но я его не слушал: обезьяна! У меня будет обезьянка!

В Уголке имени Дурова, ныне всемирно известном Театре зверей, меня встретила очаровательная молодая женщина, представительница знаменитой династии цирковых артистов Наталия Юрьевна Дурова. Похвалив за принятое мною решение, которое Наташа почему-то назвала благородным, она продемонстрировала мне своих питомцев. Наиболее запомнился огромный медведь. Заинтересовавшись моей шляпой, он попытался ее схватить, когда же я попятился назад, общительный мишка протянул мне когтистую лапу, но я уже имел некоторый опыт общения с его сородичами, поэтому от лапопожатия уклонился. Полюбовавшись на пеликана, павлинов и других пернатых и четвероногих артистов, я осторожно осведомился насчет обезьянки — где же она, моя желанная?

— Мы поместили ее в самом конце зала, позади клеток с хищниками, подальше от посетителей.

И вот я увидел то, ради чего приехал, — обезьяна производила неизгладимое впечатление. Большая, сжавшаяся в комок, взъерошенная, она сидела на полу, злобно ощерившись, а когда мы приблизились, бешено рванулась вперед, ухватила решетку и так ее затрясла, что громоздкая клетка заходила ходуном. На оскаленную пасть страшно было смотреть. Потом обезьяна заметалась вдоль решетки, испуская воинственные крики, пыталась до нас дотянуться.

— Она немного нервничает, — пояснила Наташа. — Вообще это на нее не похоже, характер у обезьянки чудесный.

— Это видно. А почему вы ее отдаете? К тому же бесплатно?

— Знаете ли, — Наталия Юрьевна вздохнула, — животное оказалось бесперспективным, дрессировке не поддается. Мы много работали с этой обезьяной, но, к сожалению, безуспешно, поэтому вынуждены с ней расстаться.

«Хорошенькое дело, — подумал я, — у всемирно известных дрессировщиков ничего не получается, а у меня, выходит, получиться должно?» Много лет спустя, встретившись с Наталией Юрьевной на одном из заседаний Союза писателей, членами которого мы оба являлись, я напомнил ей о своем неудачном «обезьяньем» визите.

— Ах, как вы меня тогда огорчили! — воскликнула Наталия Юрьевна. — Мы так и не смогли эту обезьянку пристроить. Почему-то никто не захотел взять нашу лапочку. Пришлось отдать ее в зоопарк…

— Действительно, странно. Такая миленькая, такая миленькая…

Наталия Юрьевна погрозила мне пальцем и рассмеялась.

И все же — бывают же чудеса на свете! — мне принесли обезьянку. Вот так просто взяли и принесли! Обезьянку доставила незнакомая женщина в кошелке, накрытой старым клетчатым платком. Предварительно дама сообщила по телефону, что должна передать мне небольшую посылочку. От кого именно, она не знает, так как ее попросил об этой любезности один знакомый, которого в свою очередь тоже об этом кто-то попросил.

Дама опаздывала на поезд; поставив кошелку на тумбочку в прихожей, поспешила уйти, пожелав мне всяческих благ и прежде всего не скучать. Мне показалось, что, произнося последние слова, она с трудом удерживалась от смеха. Дама упорхнула, я взял сумку и отнес ее в комнату.

Видимо, кто-то из земляков, вспомнив о моем существовании, воспользовавшись оказией, прислал деревенские гостинцы — ягоды, маринованные грибы, варенье. Наверное, в сумке есть письмо или записка, нужно поблагодарить заботливого человека. Я склонился над сумкой, чтобы достать продукты и положить их в холодильник, в этот момент платок вдруг сдвинулся и из сумки вынырнула потешная мордочка, круглая, с лукавинкой, глазки с любопытством уставились на меня. Мать честная, обезьянка!

Трудно передать мое состояние в эти минуты! Радость, безмерная радость охватила меня — сбылась, сбылась давнишняя мечта. Но вскоре радость сменилась тревогой — чем кормить обезьянку? Как уберечь ее от простуды? Как создать ей более-менее сносные условия в наших отнюдь не тропических широтах? И где, наконец, держать обезьянку — клетки у меня нет, а оставлять ее одну, когда я уйду на работу, рискованно — расколотит, чего доброго, окна, упадет с восьмого этажа, разобьется. Да и ручная ли она или только что из леса?

Вопросов возникло много, и все они требовали незамедлительного ответа, но ответить на них мог только Марк, а он сейчас на работе и очень не любит, когда его беспокоят. Тем не менее потревожить ученого мужа придется. Но прежде чем звонить Марку, следует поближе познакомиться с моим новым питомцем, получить хоть какое-то представление о его характере и наклонностях, и получить необходимые данные с наименьшими потерями — не стерлось еще в памяти мое посещение Уголка Дурова и зубастое страшилище, свирепо рвущее решетку. Брать обезьянку в руки было боязно, однако опасался я совершенно напрасно. Едва только я бережно, словно грудного младенца, взял обезьянку, крохотные пальчики легли на мой подбородок, головка доверчиво прижалась к моей груди, и я понял, что присланная мне неизвестным доброжелателем обезьянка еще совсем маленькая, детеныш.

И это действительно было так; однако, считая обезьянку несмышленышем, я жестоко ошибался, — дальнейшее показало, что младенчик был более чем самостоятельным, любопытным, на редкость озорным, и скучать его приемному папочке, безусловно, не пришлось. А покуда я укачивал малыша, он блаженно щурился, притворялся, что дремлет, и делал это лишь для того, чтобы притупить мою бдительность. Воспользовавшись тем, что я немного расслабился, обезьянка вытащила из внутреннего кармана моего пиджака китайскую авторучку — подарок шефа, попробовала ее на зубах, раскусила, залив чернилами свежую сорочку, чего я, изнывая под бременем обрушившихся на меня проблем, конечно же не заметил.

Сняв трубку, я набрал номер телефона института, где работал Марк, умолил подошедшую к аппарату сотрудницу извлечь Марка с какого-то проходившего здесь симпозиума — чего это стоило! И, услышав в трубке раздраженный голос друга, не нашел ничего лучшего, как спросить, знает ли он, кто сейчас прильнул к моей груди.

Молодой ученый задохнулся от возмущения:

— Ты позвал меня к телефону только затем, чтобы задавать идиотские вопросы?

— Но, Маркуша, войди в мое положение. Мне принесли обезьянку!

— Не морочь голову! Игрушечную, что ли?

— Настоящую. Живую!

— Не врешь? Ну, тогда я тебе не завидую. — И Марк, забыв о симпозиуме, обрушился на меня, упрекая в поразительном легкомыслии и прочих смертных грехах.

— Прости, тебе, кажется, некогда?

— Конечно, некогда, черт тебя задери!

— В таком случае посоветуй хотя бы, чем ее кормить?

— Ничем! Слышишь, ничем! Пусть немного поголодает. Вечером я тебя проинструктирую, а предварительно сам посоветуюсь относительно твоей кикиморы кое с кем. А сейчас ты ее напои, да смотри сам на радостях не напейся!