Заблудиться в страшной сказке

– Проходите, Женя! – Ольга придвинула мне пару порядком потрепанных тапочек. Пришлось переобуться – не вступать же в споры с хозяевами с первой минуты пребывания в доме!

Ольга проводила меня на кухню – еще одна примета чисто советского гостеприимства. Пожалуй, сейчас мне предложат поесть.

– Покушать не хотите? – приветливо поинтересовалась Ольга. – Есть солянка рыбная, щи вчерашние.

Какие все-таки сердечные люди! Я поблагодарила и отказалась. Зная, что меня будут донимать предложениями все нового угощения до тех пор, пока я что-нибудь не выберу, я попросила чаю. Ольга захлопотала, приговаривая:

– К чаю нет ничего. Не успеваю ничего, целыми днями на работе, уж извините!

– А где вы работаете? – спросила я, хотя уже знала ответ. Но нет ничего лучше для установления контакта, чем спросить человека о нем самом. Ну, или о том, что ему хорошо знакомо. Все люди любят говорить о себе, и каждому приятно чувствовать себя экспертом в своей области. Так что это превосходный способ «разговорить» кого-то.

– Да бухгалтер я! – просто ответила Ольга. – У брата работаю. Коля у меня большой человек, хозяин фирмы – «Тарасовский азот», может, слышали?

Я уважительно покивала.

– Мы в отпуск уезжали, в Анталию! Вы потому и не могли до Славочки дозвониться, – объяснила Комарова. – А вот и Славочка!

В кухню, шаркая тапками, вошел небольшого роста мужчина. Я поняла, почему все называют этого человека предпенсионного возраста уменьшительным именем. Первое чувство, которое я испытала при взгляде на Комарова, – жалость. Худенький и сутулый, Вячеслав напоминал преждевременно постаревшего подростка. Он явно оделся для выхода. Костюм, безупречно чистый и отглаженный, был куплен в середине восьмидесятых – это было заметно по ширине брюк и лацканов пиджака, да и галстук сохранился явно с тех самых времен. Мила помнила Славочку кудрявым юношей, но с тех пор Комаров лишился всех своих кудрей, и его абсолютно лысый череп сверкал свежим турецким загаром. Неопределенного цвета глаза смотрели словно сквозь предметы, ни на чем не задерживаясь дольше чем на пару секунд. В целом Комаров производил впечатление человека, для которого время остановилось. Причем году так в 1980-м. Как раз к Олимпиаде-80. Среди наших соотечественников это не такое уж редкое явление – для многих прошлое представляется не просто идеалом, но некой альтернативной реальностью – там по-прежнему распределяют продуктовые пайки и путевки в санаторий, медицина бесплатна, а хоронят за счет завода… С каждым годом таких людей остается все меньше, но Комаров, кажется, именно из них. Особенно заметно это по контрасту с его женой – напористой, вполне успешно вписавшейся в реалии сегодняшнего дня. Вероятно, Ольга обеспечивает семью, а Комаров получает копейки в своем институте и тянет лямку, считая дни до пенсии.

Я поздоровалась и объяснила, кто я такая. Имя тетушки Милы волшебным образом открывало мне двери и сердца. Комаров приветливо улыбнулся, и стало видно, что зубы у него отличные – не иначе результат работы классного дантиста. Вообще состояние зубов говорит о материальном положении человека гораздо больше, чем его часы и ботинки, – на эти признаки советуют обращать внимание в первую очередь, если вы хотите выяснить истинное положение дел у вашего собеседника. Так вот, определить подлинность часов, не снимая их с руки, может только мастер-часовщик. А ботинки вообще могут быть куплены за тысячу рублей, но абсолютно новыми, и вы не отличите их от фирменного изделия, клоном которого они являются. В конце концов, «Патек Филипп» можно и одолжить перед важной встречей. А вот зубы – это показатель. Их ведь не подделаешь.

Вероятно, это Ольга следит за тем, чтобы ее муж выглядел прилично. Кажется, бухгалтерша из той породы русских женщин, которых обессмертил Некрасов – «коня на скаку остановит»…

Комаров присел за стол, Ольга поставила перед ним чашку с чаем и бутерброд на тарелочке. Вячеслав Васильевич сложил руки «домиком» и вопросительно посмотрел на меня:

– Чем могу быть полезным?

Я не стала ходить вокруг да около – человек работает в институте, который еще не так давно был засекречен. Выглядеть Комаров может как угодно, но дураком он уж точно не является…

– Вячеслав Васильевич, недавно в вашем институте произошло ЧП – к вам явились люди из органов и начали расследование.

Комаров изумленно уставился на меня. Кажется, мне удалось вывести его из многолетней спячки!

– Почему вы задаете такие вопросы? – осторожно спросил Вячеслав.

– Дело в том, что я имею отношение к этому расследованию! – абсолютно честно ответила я. Конечно, имею – я ведь главный и единственный свидетель, верно? Значит, очень важный в расследовании человек! Ох, хорошо, что Алехин меня сейчас не видит!

– Меня уже допрашивали по этому делу. К сожалению, я ничем не смог помочь товарищам из органов, так как находился в очередном отпуске, – Комаров произносил слова так осторожно, словно шел по тонкому льду и тот уже потрескивал у него под ногами. Кажется, Вячеслав принадлежал к той породе людей, которые мыслят и разговаривают штампами – жену называют «законной супругой», свадьбу «радостным днем бракосочетания», а похороны именуют «проводами в последний путь». Удивительно, что для него любой имеющий отношение к власти остается «товарищем из органов»…

– Да-да! – всунулась в разговор Ольга, подкладывая бутерброды на тарелку мужа. – Нам так повезло, что мы были в Анталии! Если бы Славочка оставался на работе, вопросов было бы куда больше! И без того у Славочки случился сердечный приступ, когда он узнал об этом безобразии, а ведь мой муж ни в чем не виноват!

– Помолчи, Оля! – строго сказал Комаров, и супруга послушно замолкла. «Ведь я ни в чем, ни в чем не виноват!» – немедленно заиграла у меня в голове музыка из старого фильма о генералах песчаных карьеров, то есть бразильских беспризорниках. Интересно, с чего это у Комарова приключился сердечный приступ, когда он узнал о расследовании в институте? Так переживает о служебных делах? А может, причастен к пропаже вирусов из хранилищ института?

– Я знаю, что вас уже допрашивали, но все же должна задать вам несколько вопросов.

Ключевые слова «задать несколько вопросов», «должна» подействовали, как я и рассчитывала – Комаров выпрямился на стуле, отодвинул бутерброд, весь подобрался и приготовился отвечать.

Вообще-то я не имела никакого права задавать Комарову вопросы о происшествии в институте. То есть никакого официального права. В правоохранительных органах я не служу, к службам безопасности тоже отношения не имею, у меня даже лицензии частного детектива нет. Но ведь я имею право просто поговорить с человеком? Так сказать, частным образом?

Весь мой расчет строился на чистой психологии. Я неплохо изучила советского человека – в перестроечные времена его даже игриво называли «хомо советикус», претендуя на некую научную классификацию. Так вот, бедный «хомо советикус» был страшно запуган всяческой властью. Причем в роли власти выступал не обязательно большой начальник или милиционер, нет, это мог быть кто угодно – чиновник любого уровня, паспортистка, контролер. Все, кто хоть немного возвышался над толпой, старались выжать максимум из своего служебного положения. Тянули время, трепали нервы, вымогали взятки и подарки. Запугивали, чуть что – принимались кричать на просителя. В общем, любое простейшее дело превращалось в пытку, и, собираясь получать справку из ЖЭКа, «хомо советикус» заранее пил валокордин, зная, что его там ожидает.

Так что уж говорить о власти? Человек прекрасно представлял, что она – то есть власть – может с ним сделать, для этого не надо даже никакой особенной вины – диссидентства там или самиздата. Достаточно только зацепиться краешком одежды за одно из ее громадных зубчатых колес – и все. Так что «хомо советикус» старался вести себя тише воды ниже травы, не высовываться и как можно меньше знать. Наверное, именно в эти времена – то есть в семидесятые годы прошлого века – и возникла эта поговорка: «Меньше знаешь – крепче спишь».