Заблуждение

Разумеется, на первом уроке физики я не мог сконцентрировать всё своё внимание исключительно на этом предмете. Меня то и дело доставали мысли о том, что на грядущей перемене состоится этот важный – без сомнения, очень важный! – разговор с Саней. Да и на какую тему!.. Возможно даже, я узнаю что-то новое – точнее, наверняка узнаю что-то новое, – но вот что? Конечно, я был донельзя заинтригован. Но пока…

…Пока Ломанова решила устроить нам письменный опрос по теме «Явление электромагнитной индукции»; она провела его, – а затем ей захотелось ещё и повызывать нас к доске, чтобы проверить, насколько хорошо мы помним пройденный материал. Спрашивалось несколько параграфов сразу – понемногу из каждого, – и я был уверен в том, что меня, как обычно бывает в таких случаях, спросят. Это был бы отнюдь не самый хороший вариант развития событий, ибо мысли мои о важном разговоре с Саней напрочь убивали все попытки хотя бы прочитать параграфы, – но, к счастью, всё обошлось: сегодня меня не спросили.

А вот Сане не повезло. Ломанова вызвала его к доске и начала спрашивать по теме «Магнитный поток», и, надо честно признать, Сане понёс такую чепуху, что ещё дёшево отделался, получив свою «3». Впрочем, я знал, что какую бы оценку Топоров ни получил, на наш с ним грядущий разговор она бы всё равно никак не повлияла, ибо к любым сюрпризам, как приятным, так и горьким, Саня всегда был готов.

Но вот наконец-то прозвенел звонок. Мы с Саней на удивление синхронно вышли из зала и так же синхронно направились вниз. Там, на первом этаже, мы уже оба прекрасно знали, в какое именно место направляемся.

Однако этого ещё не знает мой Читатель, и я ему, конечно, сейчас всё расскажу.

На первом этаже есть один кабинет, который мы привыкли называть «Переговорным пунктом Компании». Он представляет из себя в буквальном смысле маленькую заброшенную комнату с обозначением «26» на двери. Раньше, лет пять тому назад, здесь находился кабинет труда, а точнее – его хранилище. Тут валялись различные материалы, ткани, деревянные детали, швейные машинки … и многое другое. В этой небольшой комнате – бывшем хранилище – есть ещё одна дверь, которая и вела раньше непосредственно в кабинет, где мы занимались технологией. Вспоминаю я также, что и в эту комнатку мы частенько захаживали, когда нам срочно требовался какой-то предмет. Ну и ещё я не могу забыть, как во время бывших ранее игр в прятки именно это помещение нередко становилось едва ли не нашим основным ме-стом для укрытия.

Итак, это было лет пять назад, когда я, получается, учился ещё только в шестом классе… Но прошёл год, и в нашей школе наступила пора капитального ремонта, за который тогда со всей ответственностью отвечала Л.А. Барштейн. И вот, на фоне всеобщих изменений, решено было полностью изменить и кабинет труда. Дело это не заставило себя долго ждать, работа спорилась, а наша технология стала проходить в совсем другом кабинете. Уже тогда нам было известно, что из бывшего кабинета труда собираются сделать новый роскошный и уютный класс для начальной школы, – и так оно, в будущем, в общем-то, и получилось. Ясно было и то, что из нашего хранилища наверняка тоже что-нибудь придумают – например, сделают чисто игровую комнату, чтобы малышам было, где развлечься, или что-нибудь наподобие той… Но вышло всё несколько по-другому.

Новый кабинет для начальной школы, как я уже сказал, сделали, и он действительно вышел на загляденье, но тогда же на самый простой замок закрыли и проход в бывшее хранилище. То есть попасть из кабинета в комнату № 26 было всегда возможно, а вот совершить обратное перемещение можно было только в том случае, если с противоположной стороны был открыт за-мок. И так как маленьким детям ввиду их крайнего любопытства было бы нежелательно показывать новые закрома нашей школы и их класса, чтобы не довести это любопытство до крайних пределов, то замок практически всегда сковывал двусторонний проход, превращая его в односторонний. Всё это, конечно, было очень странно, и я никак не мог понять, какими должны быть причины, чтобы вот так лишать детей возможности увидеть всё то, что им наверняка покажется потенциально интересным, но … таковы были правила, и не я их придумал.

Но вот самый удивительный факт: если бывшую технологию полностью преобразили, то наша маленькая комната после достаточно продолжительного по меркам школы ремонта … не претерпела практически никаких изменений! Разве что единственное окно хрен знает зачем заделали кирпичом, – а так … всё, что тут было, – всё то и осталось. Честно говоря, у нас – в те дни ещё семиклассников – сложилось впечатление, что эта комната, несмотря на заделанное окно, в общем как бы осталась незамеченной; о ней, вероятно, попросту говоря, забыли. Но, впрочем, этот вопрос явно не входил в круг наших забот, – к тому же, новость о полном сохранении комнаты № 26 нас даже обрадовала. Единственное, что огорчало – появившийся на портальной двери замок, хотя… Вряд ли он мог каким-то образом нас раздражить. Ну, висит себе на двери – и пускай висит; там ему самое место. Для нас же главным моментом было сохранившееся пространство нашей любимой комнаты (тем более ввиду «узости» кабинета Долганова).

Сохранение в прежнем виде маленькой комнаты, надо сказать, удивило многих. Ведь ещё недавно, до начала ремонта, Барнштейн говорила, что «все недостатки и пустоты в школе будут рассмотрены и ликвидированы. Насту-пит модернизация!» И – надо заметить! – модернизация в школе действительно произошла: за небольшое время полностью изменили свой вид кабинеты химии, биологии, географии и многие другие; наконец-то адекватно стала вы-глядеть наша столовая и, в особенности, буфет; рекреации сделали несколько более красивыми и изящными – такими, что там теперь не грех и картины повесить; преобразился холл; приемлемо теперь выглядит школьное крыльцо… «Немодернизированными», правда, остались наши актовый и спортивный залы – но, видимо, не всё сразу. Да и не столь это обидно, ибо, в общем – результаты налицо! … Только вот непонятно, что же именно Барнштейн называла «пустотами»; и если самое, по сути, ненужное школе (я подчёркиваю: школе!) место, каким – не буду скрывать – является комната № 26, – не есть пустота, то я очень близок к тому, чтобы обвинить Барнштейн в ложности её заявления.

Но я, наверно, слишком критично высказываюсь о двадцать шестой комнате… А между тем, какой бы «пустой» характер этот кабинетик не имел, важность данного места для Компании нельзя недооценивать. Я сказал, что сохранение комнаты удивило многих, но, конечно, спустя время те же многие уже стали забывать о таком «чудесном спасении». Время шло – и кто-то и вовсе начал говорить о том, что она уже давно ликвидирована, кто-то просто ничего о ней не говорил… В общем, строго говоря, большую часть школы судьба комнаты вообще никак не интересовала, отсюда и шли глупые, неправильные в корне утверждения, и, наверно, это вполне естественно. У народа были свои мысли в голове.

Мы тоже постепенно забыли о том, что ещё существует двадцать шестая комната, и, наверно, никогда бы о ней так и не вспомнили до конца дней своих школьных, но… Так было только до одного великого дня – дня, когда Костя основал Компанию. Конечно, сначала она была столь немногочисленна, что о каком-то особом месте для коллективных переговоров и речи не было. Все наши беседы проходили в самых различных рекреациях, или на улицах, или по телефону, и этого Компании вполне хватало. Однако по мере того, как Компания стремительно обретала свою популярность и распространяла сети по многим-многим классам, а народ в неё всё приходил и приходил, – стало понятно, что без собственного переговорного пункта – и, желательно, школьного – просто не обойтись. Проводить дискуссии в неопределённых местах – бессистемно, да к тому же и неудобно, и Костя, уже с головой окунувшийся в дела Компании, понимал это как самую очевидную на свете вещь. Он с большим азартом призывал всех подумать над тем, где нам комфортнее будет встречаться, куда нам всегда удобно будет прийти, где не возникнет ни единой проблемы… – мы думали и, в общем, методом перебора самых подходящих вариантов вспомнили о маленькой комнате. Дальнейшее – моментальное превращение бывшего хранилища материалов в «Переговорный пункт Компании» – видится мне настолько понятным, что, я думаю, нет никакого смысла пояснять его как-то более подробно. Скажу лишь, что с того момента комната № 26 стала едва ли не самым нашим любимым и всегда открытым местом, где все члены Компании чувствовали себя как дома.

Что ж, как Читатель уже понял, именно в «Переговорном пункте Компании» сегодня должен был состояться наш разговор с Саней.

Мы зашли внутрь, крепко закрыли дверь, и Саня сразу начал:

– Я расскажу тебе про свой вчерашний день. Точнее, про один эпизод. Еду я, значит, на тэшке с курсов. Вроде всё обыденно, спокойно – ничего странного не предвидится. И вдруг, – Саня сделал микропаузу в стиле Кости, – на одной из остановок в нашу «Газель» заходит человек – в коричневом плаще, тёмных очках и с кейсом в руке. Естественно, я сразу его узнал – это был Бандзарт, – тут Саня опять сделал паузу, уже более продолжительную, увидев, наверно, что я аж вздрогнул от одного упоминания о химике. – Я, конечно, такого не ожидал и слегка охренел; но, к счастью, успел пригнуться и спрятаться за находившимся впереди сиденьем, так что он меня не заметил. Сам он сел на два ряда впереди, спиной ко мне, и я почувствовал, как мне сразу стало немного легче, – сказал Саня, и мне как будто тоже стало легче. – Народу, кстати, в тэшке было не слишком много – помимо меня и его ещё человек пять, не больше.

– А в каком месте он поймал маршрутку? – перебил я Сашу, с интересом ожидая услышать ответ на свой вопрос.

– На Благодатной. Между Витебским и Московским.

– Но вы в Купчино ехали?

– Да. Но слушай дальше. Бандзарт – я это хорошо видел – сразу стал рыться в своём кейсе. Похоже, он что-то там искал. Так как я сидел в двух метрах позади, то разглядел у него в руках какую-то записную книжку. Наверно, он её и искал. Затем взял в руки мобилу и стал кому-то звонить.

– Кому же? – нервно спросил я.